Возникновение и особенности чань буддизма. Что такое чань-буддизм

Здравствуйте, уважаемые читатели!

Мы продолжаем знакомить вас с различными течениями буддийского учения. И сегодня мы поговорим о чань-буддизме.

В целом про направление

С VI века буддизм на своей родине, в Индии, постепенно пришёл в упадок. Осознавая это, 28-й буддийский патриарх Бодхидхарма решил предпринять попытку возродить обновлённое учение в условиях другой страны.

Таким местом был избран Китай. Новая школа стала называться «чань», от китайского слова «чаньна» (эквивалент санскритского «дхьяна»), что можно перевести как:

  • «медитация»,
  • «сосредоточение»,
  • «отстранённость»,
  • «избавление»,
  • «созерцание».

Чаньское направление буддизма отличалось от его ортодоксального варианта. Сегодня вы узнаете основные правила чань-буддизма.

Распространившись в соседние страны, это буддийское течение получило названия «тхиен», «сон» и « », соответственно, во Вьетнаме (в VI в.), в Корее (в IX в.) и в Японии (в XII в.).

Когда в прошлом столетии возникла широкая известность японского дзен, то это название со временем стали применять во всех этих странах, уточняя местоположение, например, «китайский дзен» и т. д.

Ранний период

Традиционно основоположником чань-буддизма считается Бодхидхарма, сын индийского раджи. Его санскритское имя, означающее «Совершенное знание закона», в Китае звучит как Путидамо или просто Дамо, а в Японии его называют Дарума.

Он прибыл в Китай примерно в 525 году. Сначала первый чаньский патриарх проповедовал, странствуя, а затем поселился в , который был основан за 30 лет до этого события.

Излагая монахам основы нового учения, он вначале остался непонятым, так как то, что говорил Дамо, переворачивало устоявшиеся представления послушников об их вере. Он предлагал им

  • отказаться от чтения сутр и церемоний в храмах;
  • начать активно заниматься физическим трудом (что было запрещено в Винае);
  • принять новую технику медитации и осознать её эффективность.

Такие крамольные, в представлении монахов, речи напоминали им вероотступничество и вызывали у них большие сомнения.


Статуя Бодхидхармы

Тогда Белый Будда, как ещё называли Дамо, ушёл в пещеру, которая находилась в нескольких сотнях метров выше монастыря, на вершине горы с пятью пиками. Он сел лицом к стене и провёл в этом положении, медитируя, 9 лет.

С этой длительной медитацией связана одна интересная история . Только раз за всё время Бодхидхарма ненадолго уснул. Расстроенный этим, он вырвал себе ресницы и бросил на землю. Вскоре на этом месте выросли чайные кусты.

На большом валуне стены самопроизвольно образовалось его изображение. Этот камень является святыней для всех чань-буддистов, его перенесли, чтобы почитать и охранять, под своды монастыря.

Бодхидхарму очень уважало китайское монашеское сообщество. В общей сложности он провёл в этой северной части Китая около 40 лет. У Дамо были ученики, продолжатели его дела. Один из них, Хуэйкэ, стал вторым чаньским патриархом по назначению Белого Будды.

Ему он вручил Ланкаватарасутру, как основную чаньскую доктрину.

Основы учения

Кроме неё, Дамо были разработаны два пути и четыре метода достижения пробуждения.

Согласно первому пути, нужно было применять практику созерцания стены, чтобы осознать истинную природу всего живого, принцип реальности. Сознание при этом, по его словам, должно быть «неподвижным, как стена».


Пещера Дамо, Шаолинь, Китай

Второй путь был практическим. Для овладения им нужны были 4 метода:

  • понимать причинно-следственное устройство этого мира, не реагировать остро на все неприятности в жизни, не обижаться на тех, кто служит их причиной, осознавая, что всё это проявления кармы; понимать, что причина сама по себе не приводит к следствию, для этого нужны определённые условия;
  • приспосабливаться к условиям: выбирать наилучший способ действия в данной ситуации, не слишком радоваться успехам, не печалиться из-за неудач, спокойно принимать карму;
  • погасить в себе все страсти, в том числе, страстное стремление к чему-либо (даже к просветлению), стремиться действовать бескорыстно;
  • понимать и признавать .

Каждый из них был совершеннее, чем предыдущий, поэтому пользоваться ими нужно было последовательно.

В принципе, цель у традиционного и чань-буддизма одна: узреть в себе природу Будды. Отличаются только способы достижения этой цели и соответствующие возможности.

Чань-буддизм говорит о том, что найти в себе Будду можно при условии наличия незамутнённого и спокойного разума, испытав внезапное озарение в любой момент уже этой жизни, а не в неопределённом далёком грядущем, как это предполагается в ортодоксальном буддизме.


К основному буддийскому понятию «пустота» эти течения тоже относятся по-разному.По традиционным меркам, буддист в состоянии покоя осознаёт пустоту путём наблюдения за окружающим его миром, понимая, что все явления появились из пустоты и имеют её качества.

Чань-буддизм предлагает находиться в самой пустоте, трансформировав своё сознание в состояние «недумания». Но разум при этом не заторможен и не расслаблен. Такое его состояние не требует пассивного поведения в повседневной жизни.

Если для достижения просветления и ухода в нирвану в ортодоксальном буддизме нужно успокоить все чувства и эмоции, то в Чань для этого нужно успокоить разум.

В традиционной человек лишён способности физически действовать, так как эмоции приходят вслед за действиями, а это мешает пребывать в нирване.

Чаньское просветление примечательно тем, что в состоянии ментальной нирваны автоматически стабилизируются и эмоции.

Адепт традиционного направления буддизма, медитируя, стремиться избавиться от очередного перерождения на этой бренной земле.


Чаньский послушник во время медитации обладает абсолютно спокойными сознанием и чувствами, поэтому он не ощущает привязанности к чему бы то ни было.

Его свобода и открытость к восприятию, физическая сила обеспечивают высочайшую дееспособность. Он наблюдателен и обладает отличными мыслительными способностями, при этом ничего не анализирует.

В классическом же буддизме накапливают книжные знания, ожидая, когда количество этой мудрости приведёт к её качественному изменению и наступлению Просветления.

Основные принципы и суть чань-буддизма можно кратко сформулировать так:

  • понимать учение сердцем;
  • не придавать большого значения написанному и сказанному;
  • обращаться к своему сознанию;
  • исследовать внутренний мир и находить в себе Будду.

Чань-буддизм оказал огромное влияние на культуру и образ жизни его последователей.

  • Боевые искусства,
  • живопись,
  • каллиграфия,
  • чайная церемония,
  • стихосложение,
  • музыка,
  • парковое искусство

несут в себе его черты и понятия.


Монашеский кодекс

Изменились и правила поведения для монахов. Основным отличием от традиционного буддийского подхода является обязательность активного физического труда. Монах, отказавшийся трудиться, мог быть удалён за это из общины.

Послушники несколько раз в день участвовали в особых тренировках по погружению в транс. Для этого нужно было, неподвижно стоя на коленях, с абсолютно ровной спиной, сосредоточиться на определённом фокусе на стене.

Затем предлагалось рассредоточить внимание по всей стене, после чего разум и чувства уменьшали свою активность, и медитирующий погружался в состояние небытия. Таким образом проходило обучение концентрации сознания и познаванию самого себя.

Другим видом транса был двигательный. Во время движения требовалось всеми органами чувств воспринимать теперь уже внешний мир, ни на секунду не прерывая этого восприятия. Это тренировало выработку молниеносной реакции на любой внешний раздражитель, будь он еле заметным, внезапным или необычным.


Монахи соблюдали особую диету, вернее сказать, постоянно пребывали в полуголодном состоянии. Кроме трансовых тренировок, они использовали

  • иглоукалывание,
  • точечный массаж,
  • общий массаж,
  • локальный массаж,
  • творческие занятия,
  • философские занятия.

Эти тренировки значительно расширяли их психофизические возможности.

Заключение

Всего доброго, друзья! Надеемся, что статья оказалась полезной для вас. Будем благодарны, если вы поддержите сайт, порекомендовав ее в социальных сетях друзьям)

Подписывайтесь на наш блог, чтобы получать новые интересные статьи себе на почту!

До скорых встреч!

И сводились к следующему: не опираться на иероглифы , использовать передачу вне слов, прямо указывать на истинную природу человека, созерцая свою изначальную природу, стать Буддой. В реальности все эти принципы были сформулированы значительно позже того времени, когда жил Бодхидхарма.

Распространение буддизма в Китае

В VI в. Буддизм проник в Китай и получил там новую жизнь и новое имя - Чань. Первым патриархом буддизма в Китае, принесшим в 520 г. н. э. этот светоч из Индии, был Бодхидхарма. Он наставлял китайских последователей на истинный путь, и фактически заложил основу распространения буддизма в Китае.

«Первоначальной целью моего прихода в эту страну было передать закон во имя спасения страждущих: распустился цветок с пятью лепестками, а плод его сам собою созреет». Бодхидхарма. /2/

Бодхидхарма сводил все возможные пути Освобождения к двум: пути разума и пути праведного поведения. Путь разума есть прямое прозрение в сущность истин буддизма.

«Путь праведного поведения означает отсутствие умственных колебаний и изменений. Где бы вы ни находились, сохраняйте умственный покой и ни к чему не стремитесь. Подобно каменному утесу, даже в самую страшную бурю оставайтесь непреклонны. Отбросив все эгоистические мысли и чувства, спасайте всех, помогая перебраться на другой берег. Нет рождения, нет признаков, нет привязанности, нет отречения: в уме бодхисаттвы нет движения внутрь и наружу. Когда этот ум, не знающий движения наружу или внутрь, вступает туда, куда никогда нельзя войти, то это и есть вступление». Бодхидхарма. /2/

Девять лет Бодхидхарма пробыл в монастыре Сериндзи (Шаолиньсы, кит.), обучая второго патриарха: «Внешне не будь ни к кому, ни к чему привязан, а внутренне не имей страстного желания в сердце. Когда твой ум станет подобием отвесной стены, ты сможешь вступить на путь». /2/ Эка (Хуэйкэ, кит.) (487-593) стал вторым патриархом Чань буддизма. Он был очень скромным монахом, жил в низших слоях общества, и проповедовал учение от случая к случаю. Сердечность и теплота Эки покоряли слушавших его проповеди людей, и из-за этого он подвергался преследованиям со стороны священнослужителей, завидовавших его популярности. В возрасте ста шести лет Эка был казнён, оклеветанный одним из них. Преемником Эки стал Сосан (Сэнцань, кит.), третий патриарх. Когда-то он пришёл к своему учителю и сказал:
- Я страдаю фэн-ян, умоляю, очисти меня от грехов.
- Принеси мне свои грехи сюда, - сказал Эка, - и я очищу тебя от них.
- Когда я ищу их, они исчезают.
- В таком случае, я тебя уже совсем очистил. Отныне ищи убежища в Будде, дхарме и сангхе и пребывай в них. /2/
Так Сосан принял решение посвятить жизнь учению Чань. Он умер в 606 г., и четвёртым патриархом стал Досин (Даосинь, кит.) (580-651). При нём Чань разделился на две ветви: Ню-тоу-чань наставника Хою и школу Гунина.

Только вторая выдержала испытание временем, и именно поэтому Гунина (Хунчжень, кит.) и считают пятым патриархом Чань. У него было около пятисот учеников.

Шестым патриархом был Хуэй-нэн (Эно, яп.), знаменитый своей «Сутрой Помоста». Учитель разглядел его талант и передал ему свою рясу и вместе с ней сущность буддизма.

С течением времени буддийское учение приобретало известность, и, во времена династии Тан, благодаря усилиям шестого патриарха, достигло своего расцвета на китайской земле. После Хуэй-нэна чань раскололся на несколько школ. Школа Цаодун (Сото) и школа Линьчжи (Ринзай) до сих пор существуют в Китае и Японии.

Основы философии Чань

Мир явлений

Все явления, возникающие под воздействием причин и условий и становящиеся объектами мыслей и чувств, непостоянны, пусты, изменчивы, подобны кругам на воде или лопающимся пузырям. Живые существа, потакая вожделению, оказываются вовлечёнными в этот поток иллюзии, цепляются за него и страдают в течение бесчисленных эпох.

В этом огромном мире действуют неумолимые законы природы и кармы. Карма есть вселенский закон причин и следствий, распространяющийся в том числе и на моральную сферу. Действия живого существа рождают свои плоды и определяют его дальнейшую судьбу даже после смерти. Тот, кто оскверняет себя дурными действиями, уже в этой жизни может получить плод страданий, а в следующей жизни обрести рождение среди животных или в месте с плохими условиями. Благие действия наоборот создают благоприятные последствия и условия для дальнейшего Освобождения. Такие действия могут даже привести к рождению в «чистых землях» среди богов на какое-то время, но всё-таки человеческое рождение считается наиболее благоприятным, так как способствует размышлениям о глубоких жизненных вопросах и само по себе побуждает искать ответы, как бы толкая к просветлению. Есть кармические плоды, созревающие быстрее, есть созревающие медленнее. Пока все долги, связанные с дурными поступками не будут «оплачены», они будут привязывать к колесу рождений и смертей, как груз, не дающий взлететь. Хотя Просветление может в один момент сжечь карму и порвать все оковы, те, кто погряз в грехах, едва ли могут надеяться на скорое освобождение, если не изменят свою жизнь и не избавятся от невежества и заблуждений.

Корнями невежества в Чань считаются представление о «я» и отождествление себя с телом, умом или чувствами. Тело человека в соответствии с Чань представляет собой пять скандх (совокупностей): форму, ощущение, восприятие, волеизъявление и сознание. Чаньский монах Юн-цзя (665-713 гг.) сравнивал их с облаками, плывущими по неизменному небу. Будда говорил, что получить человеческое тело - большая удача. Поэтому нужно воспользоваться таким редким стечением обстоятельств и относиться к телу бережно, содержать его в чистоте и здоровье, не забывая, что это та лодка, которая поможет человеку переплыть реку страданий. Ум же подобен веслу этой лодки. Если человек думает о дурном, то идёт к дурному и страдает. Если думает о благом, его сознание очищается. Если же ум будет просто чист и никуда не устремлён, это и есть свобода, это и есть пребывание в изначальной чистоте. Последователь Чань должен осознать ту истину, что он не тело. Тело, и его чувства стоят в одном ряду с другими материальными объектами и явлениями. Вот пролетела птица, а вот у вас заболела рука. Ни птица ни рука не есть вы. Это просто явления, проплывающие в сознании. Будда говорит: "о том, что является непостоянным и подвержено страданию и изменениям, нельзя справедливо сказать: «Это принадлежит мне, это я, я являюсь этим»/3/. Как только эта истина глубоко осознана, человек уже не боится боли и даже смерти, ведь фактически он не может умереть никогда. Раз он появился в этом мире в теле по какому-то закону, то по этому же закону появится ещё после смерти, и будет возрождаться снова и снова, пока не освободится.

Ощущение своего «я» со временем тоже меняется. Человек ощущавший себя слабым и маленьким, впоследствии может отождествлять себя с силой и величием, трусливый может стать смелым и т. д. Это непостоянное «я» конечно не является настоящим Я. «Я» - лишь набор качеств, принадлежащих человеку. Истинное Я - это неизменный стержень, на который, как ёлочные игрушки нанизаны различные свойства, с которыми невежественный человек себя отождествляет. Он думает, что он игрушки, а на самом деле является стержнем. Стержень - чистое сознание, природа Будды. Из чувства «я» происходят три яда, отравляющие душу человека: влечение, гнев и неведение. Когда Просветление достигнуто, нет «я», и больше нет страданий, так как страдания происходят из эгоистичности, «я».

Пространство и время, пять скандх, и чувство эго подобны иллюзии. Они находятся лишь в сознании и порождаются бурлящим потоком мыслей. Во время практики медитации сознание поднимается над этой иллюзией и познаёт Высшее. Когда просветление достигнуто, пропадает чувство времени, которое вечно куда-то спешит, чувство «я», которому вечно что-то нужно. Мир, оковы которого больше не имеют силы, словно бы превращается в рай, а живые существа видятся в своей изначальной святости. На смену разделению и борьбе приходит единство и гармония. Уже нечего прибавить и нечего отнять.

Природа Будды и медитация

Сознание обычного человека наполнено всевозможными мыслями, образами, оно нередко омрачается гневом, завистью, алчностью, страданиями. Но что есть сознание само по себе? Это чистое лучезарное сознание подобно свету, не имеющему формы, но способному видеть истину. Это ничем не омрачённая природа Будды, исполненная любви, мудрости и сострадания ко всем живым существам, от века свободная и счастливая. Она подобна чистому небу, свободному от туч. Каждое живое существо изначально счастливо и свободно и имеет природу Будды, которая является как бы основой всего сознания, мудрой, незатронутой, неиспорченной. Это словно радостный ребёнок, живущий где-то глубоко в душе человека. Путь буддиста в том, чтобы сбросить все оковы существования, все помрачения, очиститься от всякой душевной грязи, отречься от мелочных привязанностей и отправиться в превосходящий всё полёт духа, в котором уже не будет горя и страданий, а лишь свет неописуемо прекрасной Истины.

«Лотосовая сутра» повествует о сыне богатых родителей, который в юности ушёл из дома и долгие годы скитался как нищий. Всё это время за подкладкой его одежды был зашит бесценный драгоценный камень. Но он не знал об этом. Точно также сокровище природы Будды есть у всех, но по тем или иным причинам скрыто. Есть путь, чтобы открыть его вновь - медитация. Сознание Будды невозможно поймать, заполучить или достигнуть. Оно уже достигнуто, уже присутствует в каждом. Его нужно лишь очистить, как пыльное зеркало. Медитация, постепенно проясняя сознание, делает его кристально чистым, восприимчивым и в то же время спокойным и устойчивым.

Медитация Чань может буквально преобразить видение жизни. Обычно, когда человек смотрит на какой-нибудь предмет, в его уме возникает целый ворох мыслей, каким-то образом относящихся к этому предмету. Человек начинает соотносить его с другими, идентифицировать свойства, вспоминать название предмета, и связанные с ним ассоциации, в итоге сам предмет как бы теряется за этой пеленой слов. Тот, кто не умеет просто непосредственно смотреть, не сможет увидеть многое. Например, красоту цветка, которая потеряется, пройдя через все «фильтры» идентификации ума. Так человек будет видеть только свои мысли и образы, относящиеся к цветку, но не сам цветок. Чтобы видеть, нужно, прежде всего, научиться как бы отключать мысли, оставаясь в простом созерцании. Такое неразличающее сознание достигается в практике «чистого взирания», когда медитирующий, наблюдая за внешним миром, не анализирует, не идентифицирует и не ассоциирует увиденное, а просто смотрит., не примешивая свою мысль.

Хорошей иллюстрацией этому может быть следующая история: Как-то раз три буддийских монаха предприняли путешествие с целью взглянуть на знаменитую картину, изображающую пион. Один из монахов, увидев картину, воскликнул: «Прекрасный пион!» Другой заметил: «Не слишком доверяй своим чувствам». Третий, самый старший монах, вздохнул: «Картина уже испорчена».

Интеллект не есть мудрость. Мысли, ассоциации, подходы, концепции выработанные человеком в течение жизни - всё это препятствия для очищения сущности. Мысль разделяет мир. Ясный ум свободный от мыслей, видит лишь единство.

«Безмолвное озарение» - это стиль медитации, появившийся в традиции Чань в XI в. Её связывают с именем наставника Хун-чжи Чжэн-цзюэ из школы Цаодун. Цель этой практики - ясное сознание, свободное от бремени мыслей. Эта медитация очень похожа на тибетскую практику «махамудра» и индийскую «шамат-хавипашьяна» (безмятежность-прозрение). Её метод - отпустить все помыслы и непосредственно войти в состояние Чань. Сделать это однако не так просто. Чтобы преодолеть многолетнюю обусловленность, нужно время.

Сознание свободное от мыслей… Могут спросить, а что же существа, которые не умеют думать как человек? Если у них нет мыслей, значит, они уже всё постигли и являются просветлёнными? Конечно, у многих живых существ нет мыслей-слов, как у человека, но есть мысли другого характера, например мысли-образы. Какое-нибудь насекомое, сосредоточенное на том, чтобы такого скушать, очевидно, думает об этом в образах понятных ему. К тому же если посмотреть, как несознательны и несвободны многие из них в своей жизни, можно сделать вывод, что они находятся под тяжким бременем помрачений. Практика медитации позволяет взглянуть на мир другими глазами, увидеть удивительную яркость, красоту, гармонию, которые в обычном состоянии остаются незамеченными. С глаз словно бы снимается пелена. Однако без усердия, её не так просто понять. Когда существо в целом очищено, всё является тем, чем является, и свободно от какого-либо контекста. Бесчисленное множество предметов и ощущений проносятся мимо, но это не имеет никакого особенного значения. Сансара отпущена. Пусть течёт своим путём.

Во время классической медитации Чань нужно уметь отвлечься от объектов чувств. Это первая привязанность, которую необходимо разорвать. После этого остаётся ум, бегавший за этими объектами; но привязанность к уму также должна быть уничтожена.

Современный наставник Шэн-янь сравнивает ум с голодным быком. Во время медитации этот бык всё время рвётся пощипать травки, то есть ум ищет все возможные способы отвлечься от практики и заниматься блуждающими мыслями. Нужно постоянно следить за ним и возвращать на место, иначе в медитации будет мало пользы. «Вы должны превратить живого быка в железного. Железные быки никогда не испытывают голода, и трава ничего не значит для них». Успокоить ум может быть довольно сложно, особенно если пытаться делать это силой. Когда медитирующий пытается насильно прогнать мысль, для этого ему нужна ещё одна мысль, тем самым хаос в уме только усиливается. Однако если относиться к мыслям безразлично, просто наблюдая их, они постепенно растворяются. Всё дело в практике. Те, кто далеко продвинулся по пути, могут медитировать даже во сне. Вот любопытная чаньская история.

Два брата, последователи Чань, как то раз отправились в паломничество. На привалах младший брат бросал свою ношу, садился на землю и начинал медитировать, в то время как старший брат ложился и засыпал. На каждой остановке младший брат всё больше сердился на него, и, наконец пригрозил своему спутнику, что покинет его. Старший брат удивился:
- А что плохого в том, что я сплю?
- Мы должны практиковать, а надлежащая практика - это сидячая медитация - ответил младший.
Тогда старший брат прочитал ему следующую строфу из «Песни о Просветлении» Юн-цзя Сюань-цзюэ:
- Чань - в том, чтобы идти; в том, чтоб сидеть;
В словах иль тишине, в движенье иль покое - сущность неизменна.
Спокоен будь, хоть пред тобою острый меч,
И даже если яд тебе дают, покоя не теряй.
Младший вдруг понял, что брат не просто спит, а медитирует во время сна!
- Возможно, ты достиг того уровня, когда сон может быть практикой, но я ещё не добрался до него. Для меня это не подходит
- Что именно не подходит?
- Мое сознание еще не успокоилось
- А на чём твое сознание должно успокоиться?

Когда младший брат услышал эти слова, он осознал тщетность усилий, которыми он пытался успокоить своё сознание, они лишь делали его ещё более напряжённым, ещё больше рассеивая ум. И в тот же миг его сознание стало спокойным, ясным и лучезарным, освободившись от принуждений и насилия. Непривязанность - ядро чань. Не нужно привязываться ни к чему, даже к учению, даже к самоосуществлению. Известен случай, когда буддийские монахи грелись у костра, разведённого из деревянной статуэтки Будды. Отбросить самоосуществление как мёртвый груз бесполезного долга, как ненужное бремя, которое сам на себя возложил - разве это не начало вечных каникул?!

Буддийская практика - это не молчаливое скучное сидение в позе лотоса. Шестой патриарх Хуэй-нэн жёстко критиковал такое невежественное представление. Он говорил, что люди, медитирующие подобным образом, занимаются бесполезным делом, уподобляют себя бесчувственным вещам и сами строят себе тюрьму. В «Сутре Помоста» Хуэй-нэн выделил следующие основы Чань: не-мысль, отсутствие признаков, не-связанность. Поток мыслей должен течь свободно, но сознание не должно задерживать его и привязываться к той или иной мысли этого потока, в противном случае рождается привязанность, некий блок в сознании. Отрешаясь от привязанности к форме, признакам предметов и явлений, сознание очищается. Эта отрешённость должна сохраняться во всех обстоятельствах и тогда рано или поздно придёт прозрение. Сознание должно покоиться в собственной присущей ему чистоте, если же оно цепляется за непостоянный мир, то его будут разрывать страдания. Пусть всё будет на своём месте.

Осознанность

Медитация Чань - это, прежде всего, осознанность. Чтобы понять, что удерживает в мире страданий, какие силы властвуют над сознанием и как управлять ими, необходимо быть очень чутким и наблюдательным. Поэтому важно тренироваться в осознанности. Для начала научиться осознавать тело, затем ум. Чем лучше становится это умение, тем глубже можно заглянуть и тем большие преобразования можно совершить. Посредством практики можно научиться как бы отстраняться от определённых фактов сознания, смотреть на них со стороны и управлять ими. Интересен тот факт, что осознание помрачения само по себе уже делает большую часть работы по его устранению. Если осознанность велика, человек может управлять своим гневом, страхом или страстным вожделением, не допускать их в свой ум.

Как много человек в своей жизни делает бессознательно, автоматически. Он словно не живёт, а спит. Чань призывает к сознательности. Нужно внимательно относиться к каждому действию, уметь сосредотачиваться и наблюдать. В этом наблюдении открывается красота. Жизнь превращается во что-то осмысленное и уникальное. Вы словно смотрите интересный фильм с собой в главной роли. Человек, тренирующий осознанность, через какое-то время может ужаснуться, взглянув в лица других людей, настолько они покажутся спящими. После этого ему уж точно не захочется возвращаться в это состояние. Сознательность - это признак, отличающий взрослого от ребёнка, и бодрствующего от спящего. Все мы видели маленьких детей, которые с трудом могут удерживать свой ум и управлять телом. Впоследствии, как известно, эти умения выправляются, но обычно не идут дальше некой общественной нормы. Чань-буддисты продолжают расти, и совершенствоваться в этом направлении. Даже состояние сна может быть осознанным. Человек, достигнувший такого совершенства в практике, знает, что он спит, с какого бока на какой переворачивается и т. д. И его сон позволяет отдохнуть гораздо лучше чем обычному человеку, ведь он действительно отдыхает, а не волнуется из-за множества снов и мыслей, беспрестанно и без всякого спроса являющихся в неосознанный ум обычного спящего. Будду, просветлённого, можно считать окончательно выросшим человеком, окончательно пробудившимся. Он конечно ни капельки не похож на угрюмых высушенных исковерканных жизнью «взрослых», которых мы привыкли видеть в повседневной жизни, зато у него очень много общего с маленькими детьми - он счастлив, свободно себя чувствует, не боится, непринуждённо и непосредственно ведёт себя и т. д. Единственная разница в осознанности.

В монастырь решаются уйти немногие, но медитировать может каждый. Для этого нужно только желание. Правильная медитация даёт как минимум удивительное ощущение лёгкости, ясности, покоя и обострения чувств. Тому же, кто действительно решил открыть самые глубокие тайны жизни, потребуется усердие и терпение. Ум начинающих практикующих настолько неустойчив, что чаньские наставники рекомендуют медитировать в уединении. Именно для этого буддисты отправляются в горы и леса. В таких замечательных местах даже житель мегаполиса может почувствовать вкус чего-то самого-самого важного, вкус свободы.

Просветление

Просветление практически невозможно объяснить словами, но, тем не менее, оно представляет собой цель всей практики Чань. Это нечто непостижимое рассудком, это переход на новый уровень сознания, в новое измерение существования, освобождение от страданий, бесконечное неописуемое блаженство. Воистину, Просветление можно назвать абсолютной целью жизни, способной успокоить любое сердце, удовлетворить любой ум, осыпать бесценными духовными дарами каждого. Его называют предельным состоянием сознания, в котором исчезают все преграды и сомнения. Действительное знание об этом доступно, пожалуй, только продвинутым мистикам, но каждый, кто посвятил себя духовному пути, рано или поздно узнает всё. Буддисты верят, что в конечном счёте все живые существа будут спасены и перейдут в Нирвану.

Существует шесть парамит (совершенств), способствующих Пробуждению: щедрость, нравственность, терпение, усердие, медитация и мудрость. На пути к Просветлению лежит восемь сфер освобождения, соответствующих определённым состояниям сознания.

  1. освобождение благодаря созерцанию оскверненности в связи с формой;
  2. освобождение благодаря созерцанию оскверненности без связи с формой;
  3. освобождение от желания благодаря созерцанию чистоты;
  4. освобождение в состоянии безграничного пространства;
  5. освобождение в состоянии безграничного сознания;
  6. освобождение в состоянии несуществования;
  7. освобождение в состоянии ни наличия, ни отсутствия мысли;
  8. освобождение, в котором присутствует пресечение ощущения и восприятия.

Девятый уровень - есть окончательное освобождение от сансары, всецелое Просветление, которое достигается, когда человек не испытывает привязанности к изменчивому существованию.

Эти состояния сознания сложно описать, но можно самостоятельно исследовать при помощи практики.

«В конце пути ждёт свобода. До этого - терпение» - говорит Будда. Рано или поздно усердно практикующий чань, подходит к вратам сансары - круговорота рождений и смертей. Прежде чем выйти из них, ему предстоит миновать три порога этих врат. Первый порог называется «чу чань» - «начальный чань». Когда преодолены сомнения и изучение чань начинает приносить свои плоды, человека посещает озарение, ни с чем не сравнимое и неописуемое переживание собственной природы и истинной природы всего сущего. Но это лишь проблеск Просветления, как будто тёмной ночью вдруг ударила молния, и вы на мгновение увидели всё с потрясающей чёткостью. Когда это происходит, первый порог преодолён и вера в учение крепнет. «Цэн гуань» - это второй порог врат, правда сложно назвать его просто порогом, «цэн гуань» сравнивают с самым настоящим горным кряжем, каждое его препятствие - это собственное помрачение человека, и нужно идти через него не смотря ни на что, разрывая цепь за цепью, снимая оковы, побеждая самого себя во имя Свободы. Иногда может казаться, что навеки потерялся в этом тёмном ущелье, иногда приходится двигаться практически вслепую, но вера в то, что где-то там за тёмными горами светит Солнце, вселяет надежду и заставляет двигаться дальше. Всё выше и выше, пока, наконец, человек не оказывается на вершине. Последний порог носит название «то гуань», «тюремный проход», пройдя сквозь который, человек достигает Освобождения, Нирваны. Вот оно, Солнце! Остаётся только взмахнуть крыльями!

Просветление в буддизме очень напоминает момент единения с Богом в других религиях. Нирвана чань походит на безличного Брахмана индуизма, на Царствие Божие христианства. Наверное, различие только в терминологии исследователей духовного мира. Кстати говоря, Чань-буддисты с уважением относятся к другим религиям. Чтобы стать буддистом, не нужно отрекаться от своей веры, например можно быть христианином, ходить в церковь, и в то же время чтить учение Будды, жить в соответствии с ним, практиковать медитацию.

Дух Чань

Чань своеобразен. Это далеко не копия индийского буддизма. В нём есть присущий только ему романтизм, оригинальный, порой кажущийся парадоксальным, подход к проблемам жизни, особые методы практики. Дух Чань свободен, он вне обычной повседневной жизни, и в то же время вплетён в неё, проявляясь в искусстве, мастерстве сражений, стиле общения между людьми, понимающими Чань.

Вот две истории, иллюстрирующие различие подходов индийского и китайского буддизма в отношении к проблеме освобождения от привязанностей.

«Брахман по имени Черные Когти принес однажды Будде два огромных цветущих дерева, которые он мог держать в руках при помощи магической силы. Будда позвал его, и когда брахман ответил, он сказал:
- Брось их.
Брахман бросил к ногам Будды одно из деревьев. Будда снова повторил сказанное. Тогда Черные Когти бросил и другое дерево. Однако Будда продолжал повторять свою команду. Брахман сказал:
- Мне больше нечего теперь бросать. Что ты от меня еще хочешь?
- Я вовсе не хотел, чтобы ты оставил свои деревья, - сказал Будда. - Я хотел, чтобы ты оставил свои шесть объектов чувств, свои шесть органов чувств и шесть сознаний. Когда все они сразу отброшены и когда не остается уже больше ничего, что бы следовало отбросить, тогда-то и достигается освобождение от оков рождения и смерти» /2/.

А вот другая история, иллюстрирующая чань.

«Один монах пришел к учителю и спросил:
- Что если человек ничего не приносит с собою?
- Брось это, - немедленно сказал Дзесю.
- Что же ему бросить, если он ничем не обременен?
- Если так, то носи это с собой».

Индийский буддизм старается помочь и всё разъяснить, даёт конкретный метод. Чань действует как бы в обход интеллекта, пробуждая интуицию ученика, подталкивая его к Просветлению. В методе есть что-то скучное, что-то обязывающее, сковывающее, поэтому мастера чань применяли хитрые приёмы, для того чтобы ученик сам начинал ощущать необходимость продвижения, и не «тянули их за уши» к Освобождению. Так, например, была разработана система коан, которая состояла в размышлении над хитроумными историями и утверждениями, загадками, не имеющими логических решений. Например.

«Однажды Манджушри стоял перед воротами, когда Будда воззвал к нему:
- Манджушри, Манджушри, почему ты не входишь?
- Я не вижу ничего по эту сторону ворот. Зачем мне входить? - отвечал Манджушри».

Или вот ещё пример коана:

«Однажды Лю-кен сказал Нан-чжуаню:
- У меня дома есть камень, который сидит и лежит. Я собираюсь высечь из него Будду. Могу ли я это сделать?
- Да, можешь
- А могу я не делать этого? - продолжал Лю-кен.
- Нет, ты не можешь сделать это - ответил Нан-чжуань».

Усилие учеников постичь истину, скрывающуюся за пределами слов коана, в результате должно было в самый неожиданный момент вывести их за эти пределы. Чаще всего это происходило внезапно или в момент отчаяния, когда ученик уже опускал руки, не надеясь решить коан.

Чаньские наставники нередко прибегали и к более конкретным методам. Ударить ученика посохом по голове - это акт сострадания, ведь если он по другому не понимает, сгодится и такой способ. Цель такого «рукоприкладства» всё та же - вырвать человека из тьмы иллюзии любой ценой. Удивительно, но это помогало. И ученики, избитые, но достигшие просветления, от всего сердца благодарили мудрых наставников.

Чань тонок, неуловим. Прост, но в тоже время сложен. Для его понимания достаточно одного мгновения озарения, но могут уйти годы, даже века, прежде чем оно произойдёт. Его истины не от рассудка, но глубже их не сыщешь. Цель чань - достижение Просветления, но это достижение не в обычном смысле, это достижение недостижения, умиротворённость. Практика должна быть свободна от какого бы то ни было насилия. Желания избавиться от чего-либо, противостоять чему-либо или к чему-то стремиться - только мешают. Тот кто желает стать великим, совершенным, всесильным, «просветлённым», тот не понимает самой сути буддизма, кроткого и смиренного, не желающего ДОСТИГАТЬ, побеждать всех и вся, а лишь держаться истины, уже живущей в сердце и бережно очищать её от мирского налёта. Буддист просто хочет быть счастливым. Для современного жителя города может показаться невозможным и чудовищным счастье без обилия чувственных наслаждений. Между тем у наиболее искренних последователей буддизма практически не было собственности: одно платье, да чаша для подаяния. Хань-шань говорил: «Горы - моя подушка, облака - мое одеяло, земля - моя постель, океан - моя купальня». Однако духовное сокровище, которым они обладали, было поистине бесценным! Свободные от жажды власти богатства и славы, они были куда счастливее любого богача с неуёмными потребностями.

Чань в недостижении, но буддистов никак не назовёшь безвольными или пассивными. Духовный порыв является, пожалуй, главной действующей силой всего пути чань. Это ярко иллюстрируют обеты бодхисаттвы, провозглашённые Хуэй-нэном в «Сутре Помоста»:
«Клянусь спасти все живые существа, сколь бы бесчисленны они ни были! Клянусь уничтожить все клеши, сколь бы бесчисленны они ни были!
Клянусь постичь все дхармы, сколь бы бесчисленны они ни были!
Клянусь успешно завершить Путь Будды, сколь бы непревзойденным он ни был!».

Чань парадоксален, и может поначалу оттолкнуть кажущейся недоступностью, но при более глубоком знакомстве он открывает свои сокровищницы и очаровывает. Министр Чжан Шан-ин, живший во времена династии Сун, ненавидел буддизм и даже решил написать трактат, опровергающий буддийское учение. Когда он размышлял над тем, как начать критику, к нему подошла жена и спросила, что он собирается написать. Чжан Шан-ин ответил, что хочет доказать, что природы Будды не существует. Его жена ответила: «Если такой вещи, как природа Будды, не существует, что же тогда критиковать? Зачем нападать на что-то нереальное? Если ты поступаешь так, то только помогаешь ему стать реальным. Если ты хочешь возражать против чего-то, должно быть что-то, против чего ты возражаешь. Если ничего нет, это похоже на хлопок одной ладони. Твоя ладонь движется в пустом пространстве, не производя звуков» /1/ Услышав слова жены, Чжан Шан-ин почувствовал себя дураком. После этого он стал усердно изучать Чань. И чем больше он читал буддийские книги, тем сильнее становился его интерес. В итоге он достиг Просветления.

Чань никак не назовёшь скучным. Остроумия, иронии, оригинальности и юмора ему не занимать. "Однажды наставник Бай-чжан увидел Хуан-бо, своего ученика, уже достигшего просветления. Хуан-бо лежал в углу зала для медитации, удобно устроившись на полу. Бай-чжан разбудил его, но когда Хуан-бо увидел, кто это, он занял прежнее положение и продолжат спать. Бай-чжан подошел к другому ученику, который сидел, глубоко погруженный в медитацию, и коснулся его подушки доской для благовоний. Затем он указал на Хуан-бо и сказал: «Ты, бездельник! Смотри, как усердно трудится Хуан-бо. Чего ты дрыхнешь?» /1/

Вот так уже на протяжение долгих веков в тихих монастырях неведомые остальному миру скромные монахи чань следуют должно быть самому великому пути, которому может следовать человек, пути вглубь собственной души. При этом нельзя забывать,что с точки зрения практики,Чань является практикой особого рода и нуждается в создании особых условий,особенно в современном мире,поэтому,к сожалению,многие неподготовленные адепты часто тратят время в медитационных залах с низкой эффективностью.Также обычно считается,что если практикующий может все отбросить и заниматься только следованием по пути к просветлению-кит. 顿法门 -то у него есть чаньские корни,если нет,то надо идти постепенным путем,при этом в современном мире лучше всего следовать способам,предлагаемым Ваджраяной.

Чаньская поэзия

Многие великие наставники китайского буддизма были людьми творческими и любили выражать истины чань через искусство, в частности, поэзию. Так монах Хун-чжи написал в XII в. поэму «Безмолвное Озарение».

Хун-чжи Чжэн-цзюэ (1091-1157)
БЕЗМОЛВНОЕ ОЗАРЕНИЕ

Безмолвно и спокойно забываешь все слова,
И ясно и открыто, пред тобой Оно возникнет.
Когда его постигнешь, времени нет меры.
Познав, вернется к жизни окруженье.
Предельно лучезарно яркое сознанье,
Чудесно озарение без мрака.
Луны явленье, звезд река,
Под снегом сосны, облака на пиках.
Во мраке, светом полнятся они.
В тени, они лучом мерцают чудным.

Как сновиденье журавля в пустом пространстве,
Как гладь воды недвижная в пруду осеннем,
Бессчетные эпохи растворятся.
Не отличима от одной другая.
Забыты в озаренье все порывы.
Где существует это чудо?
Сиянье с чистотою прогоняют мрак

Название. Чань представляет собой, сложившуюся в начале 6 в. самостоятельную школу китайского буддизма, интегрирующую учение махаяны с базовыми положениями китайской философии и сосредотачивающуюся на созерцательной и медиативной практике. На приоритет психопрактики в данной школе указывает само ее название, так как слово чань, представляющее первый иероглиф «чань-на» (санскр. «дхьяна », яп. дзэн .) означает созерцание, отстранённость, медитацию, «медитативной состояние» или «чань дин» — «сосредоточение» и «поглощенность».
Школа Чань имела несколько названий. Так, Чань был известен под именем «Фосинь цзун» (кит. фо синь цзун ; санскр. буддха хридая ) — «Школа сердца Будды». Учитывая тот факт, что школы китайского буддизма с 6.в. использовали раннеконфуцианское многосмысловое понятие синь, понимаемое как сердцевина, единство сердца и сознание, то еще одним названием Чань являлось «Школа сознания Будды». «Это название, — писал Л.Е. Ягунтов, — отражает другую особенность школы, а именно ее чрезвычайную психологизированность. Главное внимание школы было направлено на человеческую психику, которая, согласно адептам чань, скрывает в себе сознание Будды ».
Кроме этого можно привести еще одно название школы Чань, которое было связано с особенностью и традицией передачи учения «от сердца к сердцу», а именно: «Школа передачи печати сознания Будды» (кит. чжуань фо синь инь цзун ).
Данное название связано с проповедью Будды на Вершине Грифа, во время которой он взял в руку цветок и молча улыбнулся. Один только Махакашьяпа понял мысль послания Будды и улыбнулся в ответ. Так была передана «печать сознания Будды» (фо синь инь ), на которой и основывается традиция Чань, несущая и продолжающая сокровенную суть истинного знания.
Ранняя версия Чань называлась «Школой Ланкаватары», что отражало доктринальный характер «Ланкаватара сутры» (4 в.), в которой впервые исходное единое сознание отождествлялось с природой Будды -татхагатагарбхой, подчеркивалась важность практики для достижения Пробуждения, а также акцентировалась важность самостоятельного переживания сокровенного смысла учения.
Основатели. По словам А. Маслова, первоначально чань-буддизм воспринимался именно как школа, изучающая «Ланкаватара-сутру», а ее основоположником считали Гунабхадру (394-468), который первым в 443 году перевел данный текст на китайский язык и еще в 5 веке популяризировал в Китае «учение о созерцании» и «очищении сердца»».
Традиционно ключевыми фигурами раннего чань буддизма являются Первый патриарх Бодхидхарма (440–528 /536) , который в 520 году принес из Индии свое учение о «просветлении», а также Шестой патриарх Хуэйнэн (638-713) , автор доктринального текста «Сутра помоста шестого патриарха».
Бодхидхарма основал в монастыре Шаолинь первую школу чань-буддизма, распространял свое учение непосредственно от сердца к сердцу, призывая обретать состояние будды посредством созерцания собственной подлинной природы. Он учил обретению состояния абсолютной свободы, мужественному избавлению от всего традиционного и навязанного, смелому проникновению в самые глубины учения и проникновению в истинную реальность, которая не находится ни в каком другом месте, кроме собственного ума и сердца. Кроме этого Бодхидхарма, призывал к отбрасыванию всех концепций и текстов и приближению учения к самой реальной жизни, к пониманию чань-буддизма как повседневных мыслей и действий, чайной церемонии, боевых искусств и живописи. Важнейшим вкладом Бодхидхармы в новое учение было также создание новых методов психопрактики и в особенности сидячей медитации цзо чань и созерцания стены би-гуань.
Он учил, что всё исходит из ума, что природа ума — это природа Будды, что природа Будды врождённа в каждом чувствующем существе, и основной метод осуществления этой природы — созерцание ума.
На протяжении двух последующих веков традиции чань поддерживали и развивали Четыре патриарха, начиная с ученика Бодхидхармы Хуэйкэ (487-593), отличающегося добротой и сердечностью и отстаивающего практику внезапного просветления, его преемника Сэнцаня (ум. в 606), известного своей работой «Слова доверия сердцу», в которой были синтезированы идеи даосизма и буддизма, Даосиня (580-651), призывающего углубленно медитировать, а также просто «работать, проживать, сидеть, отдыхать» и Хунчжэня (Гунина) (601-674), который создал многочисленную и сплоченную чаньскую общину «Врата Дхармы Восточной горы».
В свою очередь шестой патриарх Хуэйнэн (638-713), который был основателем Южной школы внезапного просветления (дунь у), по сути завершил эпоху формирования учения и одновременно выступил основоположником классического, чистого Чань буддизма, окончательно определившегося и вышедшего за рамки «школы «Ланкаватара-сутры».
Наставники и мастера. Период после кончины Хуэйнэна и серединой 9 века называют золотым веком китайского чань. Среди выдающихся представителей Чань данного времени, можно выделить:
Шэнь-хуэя (670-762) , по некоторым свидетельствам Седьмой Патриарх, придающий особое внимание внутренним переживаниям и страстям, которые он пустотными и нереальными, также, как и личное «я»,
Юн-цзя (665-713), представителя школ Тяньтай и Чань, автора «Песни о Просветлении»,
Ма-цзу (707-786), находившегося у истоков формирования школы Линьцзи, автора формулы «где сознание, там и Будда», первым использовавшим такие методы как крик «кат», физические воздействия и парадоксы для достижения просветления,
У-сяна (кор. Кима) (ум. 762), одного из основоположников Сычуаньского чаня, автора учения «не-запоминания», «не-мыслия» и «не-забвения»,
Баотана У-чжу (720-766/794), автора радикальной концепции «отсутствия отсутствия мысли», делающей бесполезным совершение, ритуалов, молитв, чтения сутр и поклонений,
Байчжан Хуайхая (Бо-чана) (720-814), который заложил основы монашеской жизни и создал первую чань-буддийскую общину основанную на принципе: «День без работы – день без еды»,
Хуан-бо (ум. 850) учителя Линь-цзи и автора «Трактата об основах учения сознания»,
а также Цзун-ми (780–841), который одновременно являлся Пятым патриархом школы Хуаянь, что и позволило ему выдвинуть принцип «цзяо - чань и чжи», означавшим, что «доктрина (философия Хуаянь) и созерцание (чаньская психопрактика) суть одно».
К середине 9 века Северная школа прекратила свое существование, а Южная разделилась на пять направлений («домов» - цзя) классического Чань, два из которых:
дом Линьцзи, который в будущем послужил основой создания японской школы Риндзай, был создан монахом Линьцзи И-сюанем (811-866) и дом Цаодун, впоследствии японская школа Сото, названный посредством объединения начальной части имён её основателей: Дун-шаня (807-869) и Цао-шаня (840-901).
В 10-11 веках школы Линьцзи и Цаодун достигли своего расцвета.
В то же время Линьцзи разделилась на два направления:
— Школу Хуанлун «Жёлтого дракона», основателем которой был Хуан-лун (1002-1069) знаменитый своими коанами и парадоксальными изречениями, собранными в тексте «Три заставы».
— Школу Ян-ци, вершиной направления Линьцзи, которую основал Ян-ци (992-1049) и развивали его последователи У-цзу Фа-янь (1025-1104), которого называли 5 Патриарх, его ученик Юаньу Кэ-цинь (1063–1135) , который завершил, начатый еще Линьцзи, сборник наставлений «Речения с Лазурного утеса» и Да-хуай Зун-гао (1089-1163) , знаменитый количеством своих учеников и автор метода хуатоу, представляющего собой вопрос, обращаемый к самому себе или свернутый и лапидарный вариант метода гуньаней (яп. коана).
Школа Цаодун окончательно утвердилась благодаря наставнику Да-янь (943-1027) , а его ученики Тоу-цзу (1032-1083), автор «Ста образцов воспевания древности», Фу-цзун (ум. 1118 году) и Тан-сиа (ум. в 1119 году), и Хун-чжи Чжэн-цзюэ (1091-1157) , которые являлись представителями направления «мочжао» или «безмолвного озарения».

Самостоятельная, не имеющая аналогов в индийском буддизме школа Чань, является вершиной, подлинной квинтэссенцией и наиболее аутентичной формой всего китайского буддизма.
По сути, все вершины разошедшихся по странам различных направлений буддизма имеют сходные характеристики и общие черты, определяемые своеобразием завершающего этапа развития любой теоретической системы.
Так, объединяющими особенностями завершающего, трансформативного этапа традиции махасиддхов в Индии, чань –буддизма в Китае, Дзогчена в Тибете и дзэна в Японии являются:
распахнутость в Универсум и одновременная трансценденция вовнутрь,
предельное самоочищение и высвечивание изначального абсолюта,
утверждение самодостаточности и абсолютной свободы,
возрастание роли внутреннего мира
склонность к парадоксальности и выходу за пределы привычных смыслов,
упрощение и эстетизация теории, устранение ее перегруженности, избавление от множественности и разнообразия, что облегчает проявление чистой воли и живого действия,
тотальная трансформация теории в метод и практику,
радикальное погружение в живую повседневность,
утончение субстрата и энергии до чистого света.

В 520 г. (называют разные даты этого события – 486, 526, 527 г.) в Китай приходит 28-й патриарх буддизма Бодхидхарма, чьё имя дословно означало Учение о просветлении. По-китайски его имя тран­скрибировалось как Путидамо или просто Дамо. Он пришёл из Южной Индии, предположительно из Мадра­са. Легенды рассказывают, что Бодхидхарма был сыном бога­того индийского принца, однако оставил светские дела и посвятил себя колесу дхармы буддийскому учению. Что же привело буддийского патриарха в Ки­тай? По его мнению, буддизм в Китае понимается неправильно, его суть подвергается искажениям, внутреннее понимание подменяется чисто механичес­ким ритуалом.
Искренность как высшее выражение внутреннего ритуала, чистота сердца были для Бодхидхармы критериями заслуг и добродетели. Деяние (вэй) как активное человеческое вмешательство в естественность внут­реннего посыла и внутренней природы человека про­тивопоставлялись недеянию (увэй) следовательно естественно-спонтанному ходу событий. Как говори­лось в чань-буддизме, основателем которого и счи­тается Бодхидхарма , "позволить вещам проявляться в их та­ковости".
Бодхидхарма учил: "Умиротвори своё сердце (душу) в не­деянии, и тогда внешняя форма естественно после­дует за этим в своих проявлениях". А один из пат­риархов Чань Хуэйнэн (638-713 гг.) продолжил эту мысль: "Следуй истинности своего сердца, а не внешним проявлениям дхарм".
Однако Бодхидхарма не был понят в парадоксальности и непривычноси своего учения. Он удалился от двора императора Ляо, посетил соседнее государство Вэй. В городе Лояне, столице Вэй, его восхищение вызва­ла пагода монастыря Юннинсы (Вечного покоя). Пос­ле этого Бодхидхарма удалился в монастырь Шаолиньсы не­большую обитель, построенную недалеко от Лояна в провинции Хэнань на горе Суншань в уезде Дэнфэн. Монахи истощали себя долгим чтением сутр, уходя тем самым всё дальше и дальше от истинного прос­ветления. Прозрение собственной природы в её ис­тинности омрачалось начётничеством, верой в чужие слова, а не в веления собственного сердца.
Бодхидхарма объявил, что цель буддизма прозреть сер­дце Будды, то есть реализовать Будду внутри себя. Таким образом, каждый в потенции является Буддой, нужно лишь разбудить его. Стать Буддой можно было "здесь и сейчас" в акте непосредственного восприя­тия истины, свободно и полно входящей в незамут­нённый разум буддиста. Истина передаётся вне слов в письменных наставлениях, а как светильник, пере­ходящий от учителя к ученику.
Монахи не поняли наставлений Бодхидхармы, и тот удалился в пещеру, расположенную недалёко от мо­настыря, где он, обратившись лицом к стене, про­вёл в позе сидячего созерцания (цзочань) почти де­вять лет (по некоторым хроникам десять). Пат­риарх погрузился в состояние глубокой медитации, но, как гласит легенда, лишь однажды он заснул. Проснувшись, Дамо в гневе вырвал себе ресницы и бросил их на землю. Из них выросли кусты ароматно­го чая, который пьют буддисты в период долгой ме­дитации, взбодряя сознание.
Через девять лет созерцания стены монахи про­никлись уважением к силе духа Бодхидхармы и того учения, которое он проповедовал. Но лишь двух людей согла­сился взять суровый патриарх в ученики монахов Даоюя и Хуэйкэ, которым он передавал истину в те­чение пяти лет. По легенде, Хуэйкэ, который стал преемником первого патриарха, отрубил себе руку и положил её перед Бодхидхармой , демонстрируя чистоту своих помыслов и решимость постигать учение чань одно из течений буддизма, широ­ко использующее идеи и методы индийской йоги и ки­тайского даосизма.
Духовное учение, проповедуемое Бодхидхармой , выража­лось кратким требованием: два вхождения и четыре действия. Два вхождения это достижение просвет­ления путём духовного внутреннего развития и со­зерцания (духовное вхождение) и путём совершения практических действий (вхождение через действие). Таким образом, постулировалась неразрывная связь внешнего и внутреннего, формы и глубинного образа, физического и психического, явления и его символа. Духовное вступление в состояние просветления соз­нания, которое не могут затронуть и загрязнить мирские дела, в основном базировалось на сидячей медитации, традиционно выполняемой лицом к стене, как это делал Бодхидхарма. Как говорили чань-буд­дисты, "нынешнее состояние человека ложно, истин­но лишь возвращение к собственной природе".
В соответствии с данным учением, самым главным занятием для адептов внутренних стилей боевых искусств стала являтся внутренняя работа над собой. Она ведёт к достиже­нию "пустого сердца", то есть такого состояния ду­ха, которое свободно от всего житейского, запол­няющего обычно человеческое сознание. Это не отри­цание реальной жизни. Отвергается только отождес­твление жизненно важного (основ бытия) с житей­ской суетой, высших проявлений духа с повседнев­ной мелочёвкой. Разум человека вечно пребывает в суете мирских дел, мечется в условностях и грани­цах, им же самим и определённых, не понимая порой их противоестественности. Нужно лишь немногое узреть за обыденностью и монотонностью жизни Вели­кий Символ, познав глубину всех внешних форм, преодолеть её. Тогда все вещи воспринимаются в единстве, а человек преодолевает ту невидимо тон­кую, но чрезвычайно плотную завесу, мешающую ему слиться с природной естественностью и обрести "спонтанность самопроявлений духа".
Освобождение от повседневной суеты, от всего, чем вдохновляется большинство людей, ведёт к тому, что "чань" называет "великой пустотой" к абсо­лютной духовной свободе. А эта свобода даёт воз­можность познать истинную сущность и смысл челове­ческой жизни, скрытые обычно иллюзиями мышления. Интеллектуально "великая пустота" оказывается но­вым видением мира; эмоционально успокоением ду­ха, его безмятежностью, в волевом отношении незави­симостью от окружающих людей и обстоятельств.
Иными словами, адекватное постижение глубинной сути боевых искусств (того, что скрывается за тех­никой) требует изучения идей Будды и перестройки психических структур личности мето­дами "чань" в соответствии с этими идеями. Речь идёт о "четырёх благородных истинах", открытых Буддой две с половиной тысячи лет назад. Первая истина гласит: "Существует страдание, которое но­сит всеобщий характер". Вторая уточняет: "Причина страданий людей в их желаниях". Иными словами, под страданием Будда понимал стресс, психическое напряжение, в оснсве которого лежит чувство стра­ха, неразрывно связанного с надеждой (ведь стресс это не то, что происходит с человеком, а то, как он реагирует на происходящее. Человек, утративший всякую надежду, вместе с ней теряет и страх). Страдания (сплав страхов и надежд) проистекают из различных "хотений", которыми всегда и везде охва­чен человек. Желать чего-то, малого или большого не имеет значения, стремиться к получению желаемо­го, бояться, что не получишь его либо потеряешь, и надеяться в то же время на благополучный исход это и есть постоянное волнение, беспокойство, нап­ряжение, то есть страдание.
Третья истина Будды утверждает: "Освобождение от страданий заключается в уничтожении желаний". Четвёртая конкретизирует: "Путь к освобождению от страданий это восьмиричный "серединный путь", равно избегающий крайностей аскетизма и чувствен­ных удовольствий". Он складывается из правильного понимания, правильного размышления, правильных высказываний, правильных поступков, правильного образа жизни, правильных усилий, правильных стрем­лений и, наконец, правильного сосредоточения духа созерцания. Старое восточное стихотворение гово­рит об этом пути так:

Человек подвержен рождению,
Старости, болезни и смерти.
Поэтому он не свободен. Эти
Четыре погонщика палками определяют
Его путь.
Если ты молишься,
Или совершаешь обряды,
Чтобы освободиться
Ты глупец.
Хочешь погрузиться в Нирвану?
Тогда созерцай
Глубины своего духа...
Жизнь человека – как молния.
Мелькнула – и нет её.
Самые зелёные деревья
Тоже когда-то засохнут.
Если достигнешь просветления созерцанием,
Навсегда станешь спокойным.

Ты поймёшь, что вечное и преходящее,
Расцветающее и увядающее,

Хорошее и плохое
Всего лишь иллюзии твоего сознания...

В отличие от европейских мыслителей, на разные лады призывавших изменять окружающие условия для того, чтобы стать счастливыми, Будда отрицал зави­симость состояния духа от состояния внешнего мира. Он считал, что надо изменять не мир, а себя. Все мы знаем, что "богатые тоже плачут", что можно иметь полный набор материальных благ, и всё равно страдать. А ведь секрет счастья очень прост: надо научиться правильно понимать жизнь, правильно ощу­щать её ритм, строить своё поведение в соответ­ствии с этим ритмом, ежедневно погружаться в без­донные глубины своего подсознания. Иными словами, Будда призывал людей быть счастливыми "здесь и сейчас", а не "потом", в результате каких-то внеш­них событий.
Вхождение через действие, предписанное первоу­чителем, предусматривает четыре вида поступков воздаяние за зло, отсутствие мирских стремлений, служение дхарме (то есть буддийскому учению), сле­дование судьбе. Последний вид поступков позволяет исчерпать жизнь во всей её полноте, так как чело­век не мечется в поисках выхода из собственного предопределения, но рассматривает свою жизнь как реализацию универсального пути и закона всех ве­щей – дао.
На уровне практических действий, позволяющих достигать устойчивых изменений психических состоя­ний личности, в буддизме возник ряд направлений. "Чань" является одним из них. Его практика вклю­чает в себя медитацию, работу с энергией, воздей­ствие на внутренние органы тела и происходящие в нём физиологические процессы. В совокупности, эти три группы методов называются "внутренней работой".
Задача медитативных методов в том, чтобы пос­редством направления ума, чувств и воли на внеш­ние или внутренние объекты отрабатывать вход, пре­бывание и выход по отношению к определённым прос­транственно-временным ситуациям, как реальным, так и воображаемым. При этом первой ступенью медита­ции (созерцания) является выполнение упражнений (или действий), связанных с концентрацией внима­ния на дыхании, движении, работе сердца, удержа­ния равновесия, циркуляции энергии, каком-либо предмете или его отдельном качестве. Уже на дан­ной ступени адепт начинает "слышать" слабые сигна­лы, исходящие из внешнего и внутреннего мира. Та­ким образом, ключевым постулатом духовного вхожде­ния стало успокоение духа и очищение сознания пу­тём регуляции собственного дыхания.
Вторая ступень позволяет человеку обретать сос­тояние "не-ум", благодаря чему он как бы раство­ряет своё "Я" в природных стихиях. Утратив ощуще­ние собственной личности, он воспринимает себя частицей великого целого всего Бытия. Его созна­ние полностью освобождается от всякого беспокой­ства, и он реализует принцип "единого тела", т.е. начинает ощущать "голоса", идущие изнутри окружаю­щих его существ: людей, животных, растений. Имен­но поэтому мастер боевых искусств не просто чув­ствует любое движение противника, но и заранее предвосхищает все его замыслы. Ведь он связан с ним этим "единым телом"!
Дыхательно-энергетические упражнения направле­ны на овладение жизненной энергией "ци" и разви­тие внутренней силы. Эта группа методов даёт воз­можность научиться проводить "ци" по трём середин­ным и двенадцати парным каналам, накапливать её в особом центре, находящемся внутри живота. Умеющий управлять "ци" может в нужный момент как бы выбра­сывать её в противника через ударную конечность, или защищаться ею от его ударов. Работа с энер­гией позволяет резко усиливать собственные боевые возможности, повышает способность переносить лю­бые экстремальные воздействия без ущерба для здо­ровья, а также способствует достижению безмятеж­ности духа.
Система воздействия на внутренние органы тела и происходящие в нём физиологические процессы вклю­чает в себя позы, близкие позам индийской йоги, воздействие на биологически активные точки тела приёмами самомассажа, оригинальные дыхательные уп­ражнения для глубинной вентиляции. В ней сочетают­ся статические и динамические упражнения. Однако и те и другие всего лишь оболочка, скрывающая глав­ное работу с энергией, концентрацию внимания, самовнушение. Именно через "внутреннюю работу" происходит изменение состояния психики, обретаю­щее устойчивый характер. В буддийских терминах та­кой переход называется "из сансары в нирвану".

\

Истина сокрыта вне письмен,

В знаках и словах не передать Закон.

К сердцу обратись, вовнутрь и вспять,

Чтоб, себя постигнув. Буддой стать!

Бодхидхарма (vi в.)

С таким девизом прибыл из Индии в Китай человек, чье имя легенда связывает с оформлением буддийских школ у-шу "внешнего" направления и созданием прочной эзотерической традиции. Этим человеком был Бодхидхарма (по-китайски Пути Дамо, по-японски Бодаи-Дарума, или Дарума) - двадцать восьмой буддийский патриарх, согласно официальному исчислению, и основатель широко известной секты Чань (яп. Дзэн).

Разработка универсальной системы самообороны, вероятно, никогда не рассматривалась Бодхидхармой в качестве основной задачи. В отличие от целого сонма учеников и последователей, он преподавал борьбу и кулачный бой лишь как факультативную дисциплину в общем курсе философских наук. Сопоставляя отдельные факты биографии патриарха, можно с уверенностью предположить, что Бодхидхарма ценил изобретенную им чайную церемонию ничуть не меньше, чем все секретные приемы у-шу вместе взятые.

Сведения о жизни Бодхидхармы содержатся в двух аутентичных источниках. Первый, довольно скупой и бесцветный, под названием "Жизнеописания великих иноков", относится к середине vii в. Второй, принадлежащий перу монаха Дао-Юня, "Записи годов Цзин-дэ о передаче светильника", датирован 1004 г. Название его перекликается со знаменитым трактатом Бодхидхармы "О светильнике и свете" ("Дэн дянь цзи"). Из биографии явствует, что Бодхидхарма был третьим по старшинству сыном владетельного южноиндийского раджи Сугандха, который принадлежал к касте брахманов (а не воинов-кшатриев, что весьма существенно для дальнейшей судьбы юноши). Настоящее имя патриарха неизвестно. Псевдоним же Бодхидхарма ("Просветленный Учением") он взял уже в зрелом возрасте. Воспитыва­ясь в княжеском дворце, сын правителя изучал наряду с традиционными воинскими искусствами, в том числе и кулачным боем, древние Веды и буддийские сутры. Он любил спорт и уделял много времени физическим упражнениям, памятуя о том, что сам Будда Сидхартха Гаутама покорил сердце принцессы Ясудары только после того, как победил соперников в метании камней, фехтовании, кулачном единоборстве и других видах состязаний.

Бодхидхарма обладал разносторонними талантами, но интересы его с ранних лет были направлены в область теософии. Желая приобщиться к сокровенным истинам буддизма, он вступил в секту йогачара и стал ревностным поборником дхьяны (кит. Чань, яп. Дзэн), то есть углубленного самосозерцания. Однако, вопреки распространенному в Индии обычаю, аскетом он быть не захотел, продолжая живо интересоваться событиями в окружающем мире. Дамо был миссионером по призванию. Он мечтал донести свет буддийских доктрин Махаяны до самых отдаленных уголков земли и был преисполнен решимости сокрушить все препятствия на своем пути. От двух монахов-китайцев, находившихся у него в ученичестве, Бодхидхарма услышал о трудностях, которые якобы претерпевает "истинная вера" в Китае, и решил самолично исправить положение. В 520 г. с небольшой группой приверженцев он отплыл к берегам Китая в надежде наставить на путь истинный властителей Поднебесной.

На самом деле буддизм в Китае к моменту прибытия Бодхидхармы переживал не слишком тяжелые времена. В Поднебесной насчитывалось 47 монастырей, получавших содержание из государственной казны, 8 монастырей, существовавших на частные вложения богатых семей, и 30 тысяч буддийских храмов, обеспеченных пожертвованиями прихожан. И все же некоторые властители неохотно вводили в своих владениях "чужеземную", всего четыре века назад появившуюся в Срединной империи, религию. К тому же буддийские постулаты шли вразрез в некоторыми традициями и обычаями. Например, буддийский монах должен был брить голову, а конфуцианство запрещало деформировать естественный человеческий облик. Буддийский монах давал обет безбрачия, а в Китае, где процветал и культ предков и многодетность, отсутствие потомства считалось карой небесной, безбрачие рассматривалось чуть ли не как детоубийство. Тем не менее буддизм постепенно привился, но отношения монастырского и храмового духовенства с властями в vi в. оставались в целом натянутыми.

Что ожидал увидеть в Китае индийский миссионер, никому не известно. Не исключено, что ему грезилась полудикая страна, жаждущая просвещенного слова. Во всяком случае, едва ли он ожидал увидеть край древней культуры, великолепные дворцы и храмы, ленивых и порой презираемых, но сытых монахов. Похоже было, что в Поднебесной никто особенно не нуждался в дополнительной проповеди слова Будды. Как назло первым из власть имущих, с кем довелось встретиться Бодхидхарме в Китае, оказался У, правитель царства Северная Вэй, известный на всю Поднебесную покровитель буддизма. Разумеется, благодушно настроенный государь спросил мнение заморского гостя о своей стране, изобилующей буддийскими монастырями и храмами, где денно и нощно сотни монахов трудились над перепиской священных книг. Бодхидхарма, ненавидевший пышную обрядность и досужее суемудрие, в сердцах отрезал, что усилия императора по насаждению буддизма гроша ломаного не стоят и что все это суета сует (точнее, по выражению самого Дамо, "пустота пустот").

После такого диалога стало ясно, что планам скорого и безболезненного обращения миллионов китайцев в истинную веру не суждено осуществиться. Западные и восточные исследователи по-разному пытались объяснить вызывающее поведение Бодхидхармы на аудиенции: особенностями характера патриарха, спецификой чаньской школы духовных и материальных ценностей, расчетом на возможное "озарение" собеседника. Но разве не естественно прежде всего предположить, что то была лишь раздраженная реакция разочарованного в лучших побуждениях индийского патриарха? Традиционное презрение жителей Срединной империи к инородцам, пусть даже отмеченным печатью благодати, должно было жестоко ранить самолюбие человека, который поставил на карту свою жизнь и честь ради высокой идеи. Едва ли в ту пору ему доставляло удовольствие и шутливое прозвище Бородатый варвар, полученное от любящих учеников, но поначалу употреблявшееся в своем прямом значении.

Как бы то ни было, отказавшись от глобальных планов переустройства религиозной жизни Китая, Бодхидхарма удалился в небольшой монастырь Шаолинь, расположенный на окраине страны, в провинции Хэнань. Так, не признанный властями и столпами буддийской церкви, он приступил к проповеди нового учения, которому суждено было большое будущее.

Беспристрастный биограф сообщает, что в Шаолине патриарх провел много лет, научая слову Будды разными способами. Наставляя обращенных, Бодхидхарма говорил о единой сущности бытия, о нерасчлененности субъекта и объекта в восприятии мира. Он выдвинул теорию "прозрения" (кит. у, яп. сатори), достигнуть которого можно двумя путями - при помощи рациональных построений или посредством действий, исполненных добродетели. Заметим между прочим, что тезис о непроизвольной природе прозрения, не зависящей от духовных и физических упражнений, пришел в Чань-буддизм значительно позже, только при шестом патриархе - Хуэй-нэне. Сам же Бодхидхарма представлял в Китае популярную в те времена среди индийских буддистов секту йога-чара, чьей отличительной особенностью с iii в. н.э. считалась сидячая медитация.

Воспитанный на примерах ревностного подвижничества, Бодхидхарма полагал "прозрение" невозможным без длительных и тяжелых испытаний для тела и духа.

Предание повествует, что, не довольствуясь устными наставлениями, патриарх девять лет просидел в полной неподвижности в горном гроте близ монастыря, уставившись в стену, предаваясь медитации без сна и отдыха. Согласно народному поверью (впрочем, не подтвержденному фактами), у него после этого отнялись ноги. В Японии до сих пор можно увидеть игрушку - безногого Даруму в виде неваляшки. В дальнейшем версия девятилетнего созерцания стены не раз оспаривалась, хотя в ней, если отбросить некоторые преувеличения, нет ничего невозможного. Вспомним европейских "столпников" или монахов, десятки лет добровольно проводивших в холодном каменном мешке.

"Постигнуть несравненное учение Будды можно лишь после долгого и сурового испытания, претерпев то, что тяжелее всего претерпеть, исполняя то, что труднее всего исполнить". В ответ на этот призыв Бодхидхармы, продолжает легенда, его преемник Хуэй-кэ выхватил меч и отсек себе левую руку, чтобы доказать преданность делу учителя. Впрочем, другая версия легенды гласит, что второй патриарх, по профессии солдат, немало повидавший на своем веку, потерял руку в схватке с разбойниками. Так или иначе, проповедь Чань начинала приносить плоды...

Посеяв семена нового учения и привив монахам Шаолиня неукротимый дух самосовершенствования, Бодхидхарма решил исчезнуть. Ученики объявили о его кончине, и многие оплакивали патриарха до тех пор, пока не встретили его на пути в Индию. Когда слух о воскрешении дошел до Сына Неба, тот приказал извлечь из земли останки святого подвижника, но вместо тела в могиле оказалась лишь старая сандалия. Власти решили, что Бодхидхарма отправился на родину обутый на одну ногу, откуда и появилось его прозвище Святой в одной туфле. Легенда гласит, что его видели едущим верхом на тигре в джунглях Индии, бредущим по дорогам Японии...

Где бы ни окончил свои дни Бодхидхарма, нельзя не отметить его вклад в развитие Чань-буддизма и монастырского у-шу. Соединив китайскую религиозно-философскую теорию с практикой йоги, он провозгласил вслед за даосами нерасторжимую взаимозависимость духа и тела. От Бодхидхармы по праву ведут происхождение и бесчисленные чаньские военно-прикладные дисциплины, подкрепленные всем массивом буддийского Закона.

Учение Бодхидхармы в целом отличалось гибкостью, либеральностью и широтой взглядов в сравнении с ортодоксальным буддизмом, а также способностью к быстрой адаптации в любой среде. Особенно тесно соприкасался Чань с доктринами даосов о Великой пустоте, или Абсолюте, о единстве субстанции, тела и духа, о достижении слияния с природой. Буддизм Махаяны претерпел в философии Чань странную трансформацию, впитав элементы стихийной диалектики "Книги перемен", сдобренной мистикой даосского материализма и конфуцианского ритуала. То была новая глава в "науке жизни".

Концепция естественности поведения и состояния человека, естественности, обретаемой в сверхъестественном по интенсивности тренинге - вот что составляло стержень чаньской онтологии и что было прямым продолжением учений Ле-цзы и Лао-цзы о сущности земного бытия. Многие постулаты Чань из области гносеологии и логики также имеют явные соответствия в древних даосских трактатах. За несколько десятков лет, проведенных в стенах Шаолиня, индийский патриарх имел достаточно времени, чтобы, выучив язык, ознакомиться с трудами китайских классиков и найти им применение в своей проповеди.

Учение Чань, возникшее из сплава различных культурных традиций, вышло за пределы религиозной схоластики, перешагнуло границы случайного эмпирического наблюдения и сформулировало основные принципы "науки о приспособляемости и выживании". Оптимальное на этом этапе сочетание объективного идеализма и прагматизма, тезис о наличии Абсолюта в феноменах окружающей действительности и относительная доступность пути к постижению Высшей истины способствовали постепенному распространению Чань как среди знати и буддийского духовенства, так и среди широких народных масс. В литературе и живописи, в архитектуре и садовом искусстве, в религиозном ритуале и повседневной житейской практике, начиная с vi в., все более отчетливо начинало проявляться влияние Чань. Но самой питательной средой для расцвета чаньской философии оказалась, как это ни странно, сфера воинских искусств.

В отличие от классического буддизма, развивающегося во всех странах Востока как религия сострадания и всеспасения, секта Чань, призывавшая к укреплению тела и духа, отвечала самым сокровенным чаяниям средневекового воина. Отдавая предпочтение интуиции перед интеллектом и волевым качествам человека - перед способностью к строгому рациональному мышлению, Чань требовал твердости духа, решительности, беззаветной целеустремленности. Именно поэтому и Бодхидхарма начал проповедь Чань в монашеской общине Шаолиня не с одиозного "созерцания стены", а с преподавания у-шу.

Собственно идею о возможности превращения монашеской схимы в упорную психофизическую тренировку Бодхидхарма, вероятно, позаимствовал из индийской йоги, но у него перед глазами стояли также живые примеры даосских отшельников, посвятивших весь свой век изучению тайн человеческого тела в надежде добиться бессмертия. К тому же существовали веские причины, побуждавшие монахов овладевать искусством самозащиты.

Во времена Бодхидхармы дороги Востока кишели странствующими монахами, которые жили исключитель­но на подаяние и собирали подчас (для себя или для своего храма) немалые суммы денег. Эти ревнители учения Будды становились легкой добычей разбойников с большой дороги, солдатских патрулей, а иногда и просто двух-трех хулиганов из ближайшей деревни. Монаху с плошкой для милостыни, в которой бренчали слитки серебра и связки медных монет, было так же небезопасно передвигаться по стране, как старателю с мешками золотого песка где-нибудь в глухих районах Клондайка.

Разбойники, вооруженные мечом, топором или кинжалом, а те, что победнее - обыкновенной дубиной, нападали на одиноких путников, грабили и при малейшем сопротивлении убивали. Если купеческие караваны обычно хорошо охранялись, и безопасность их в значительной мере обеспечивалась усердием местной администрации, то монахам надеяться было не на что. Разбойники вообще предпочитали иметь дело с безобидными бритоголовыми пастырями, нежели со строптивыми мирянами, среди которых мог случайно оказаться какой-нибудь знаменитый фехтовальщик или борец. Со временем, однако, положение изменилось, и рыцари большой дороги готовы были скорее сразиться с отрядом солдат, чем встретиться с одним из питомцев Шаолиня.

Чань-буддисты, как и даосы, считают первоосновой мира Великую пустоту, Небытие, Иллюзию. Видимый мир всегда в движении, невидимый, истинный мир - всегда в покое. Все в мире состоит из дхарм, нематериальных, невидимых элементов, вступающих в мгновенные комбинации, - неиссякаемых и непознаваемых. Поток дхарм формирует личность человека и реализует закон кармы, согласно которому бесконечная череда перерождений живого существа обусловлена его де­яниями в предшествующих рождениях. Соответственно, и будущие перерождения зависят от нынешней жизни. Конечная цель земного существования для буддиста - выход из круга сачсары. (земного бытия, юдоли страданий) и достижение нирваны (обители покоя) путем самосовершенствования и укрощения страстей. Путь самосовершенствования не единичен, хотя в любом случае исходными предпосылками его служит нравственное очищение и искоренение пагубных соблазнов в душе, постижение нереальности мира. Это может быть путь монаха, путь отшельника, путь мудреца, путь воина, путь художника и так далее.

В то же время, осознавая иллюзорный мир как "тело Будды", человек должен постигнуть истинно сущее не за пределами земного бытия, а в самой окружающей действительности, выявить "сущность Будды" в цветке, в травинке, в луне и звездах, в призыве оленя и в рыке тигра, а главное - в себе самом. Именно самопознание стало стержнем монашеской практики в буддизме, наполнив высшим духовным смыслом живопись, скульптуру, аранжировку цветов, садово-парковый дизайн и классические воинские искусства во всем их многообразии.

Идея "пустоты просветленного сердца (духа)" служит стержнем как даосского, так и буддийского учения о познании. Лаоцзы в своем трактате о Дао и его проявлении Дэ называет возвращение в Пустоту идеалом человеческого познания. "Пустота, покой - преснота, безмолвие бездны, нуль деяния - все это мир неба, земли и апогей Дао-Дэ", - пишет он. Ему вторит и Чжуан-цзы, утверждая, что "покой есть просветленность, просветленность есть пустота, пустота есть недеяние".

Многовековая традиция определяет сердце человека, его дух-разум (синь) как чистое зеркало, изначально способное к восприятию знаний, как незамутненная гладь вод, отражающая все сущее:

"Тело - подставка светлого зеркала, Светлое зеркало изначально чисто... "

Эти слова принадлежат чаньскому патриарху Хуэй-нену.

Чань - тренировка тела и духа во имя постижения высших истин. Основанное на классической "Алмазной сутре" учение Чань нашло отражение в эмблеме, которая стала символом школы Шаолинь, украсив и в наши дни стены многих спортивных залов Китая и Японии. Это изображение круга с двумя пересекающимися изогнутыми линиями, где круг служит аллегорией бытия вселенной и человека, а отчеркнутые дугообразными кривыми доли олицетворяют взаимопереходящие начала Инь-Ян, вихреобразные метаморфозы пяти стихий. В магическом круге заключено кредо чаньской философии, провозгласившей осознанную экзистенцию единственным путем к достижению блаженства в нынешнем и грядущем рождениях.

Лишенный поддержки и покровительства божественного провидения, человек в изменчивом мире должен был полагаться лишь на собственные силы, знания и опыт. Однако свои силы и знания, мужество, любовь к жизни он мог черпать из родников великой природы, постигнув в прозрении истинный смысл реальности. Прозрение, плод упорных духовных и физических упражнений, открывало перед человеком единство Инь и Ян в их вечном противоборстве. Мужское начало, разум и сила, сливалось с женским - состраданием " сочувствием. Искра должна была вспыхнуть в человеке, подобно тому, как она возникает в вольтовой дуге от взаимодействия положительного и отрицательного полюсов. Стоит лишь отключить один из полюсов, и искра погаснет. Гармония внешнего и внутреннего, уверенность в своих мыслях, чувствах, поступках становилась залогом состояния перманентного довольства и счастья для последователей Бодхидхармы. Совершенствование тела и предельное развитие физических способностей при занятиях у-шу должно было способствовать духовному очищению, ясности мысли, воспитанию гуманности, бесстрашия и решительности.

Однажды знаменитый японский военачальник и поэт Датэ Масамунэ (xvi - xvii вв.) задумал найти нового настоятеля для фамильного дзэнского храма. Кандидатура была ему вскоре представлена. Масамунэ пригласил к себе в замок монаха по имени Ринан. Когда монах явился, никто не вышел ему навстречу. В полном одиночестве он шел по залам и коридорам, наконец толкнул последнюю закрытую дверь - и увидел хозяина. Князь Масамунэ стоял на пороге, занеся над монахом меч.

Что скажешь в этот миг между жизнью и смертью? - грозно спросил князь.

Не теряя времени, монах нырнул под руку Масаму­нэ, обхватил его за талию и так тряхнул, что тот опустил меч от неожиданности и боли.

Опасные шутки ты шутишь, - заметил Масаму­нэ, слегка оправившись от шока. "

Ох, уж эта ваша гордыня! - ответствовал монах, ослабляя мертвую хватку.

Дзэнские монахи не только служили духовниками прославленных полководцев, а иногда и наставниками у-шу, но и сами во времена междоусобных смут активно участвовали в военных действиях, подавая пример неустрашимости и презрения к смерти.

Как гласит легенда, в 1582 г. войска объединителя Японии Ода Нобунага осадили монастырь Эрин-дзи в провинции Каи, где укрылись мятежные сторонники князя Такэда Сингэн. Настоятель монастыря Кайсэн отказался выдать беглецов. Когда последние защитники монастыря собрались в надвратной башне и осаждающие подожгли первый этаж, настоятель обратился к братии: "Итак, мы окружены пламенем. Как собираетесь вы в этот решительный мир вращать Колесо Закона Будды?"

Монахи спокойно отвечали, как они представляют себе переход в Небытие. Прежде чем все участники беседы познали "огненное прозрение", Кайсэн сложил стихи:

Нет нужды удаляться в уединение гор и вод,
Чтобы предаться покойному самосозерцанию.
Если дух-разум умиротворен.
Даже пламя покажется прохладным и освежающим.

Конечная цель практики Чань, как и в других диетических учениях Востока и Запада, определяется постижением самого себя и слиянием с абсолютом. Однако если в ортодоксальном буддизме праведник, постигший высшую истину, разрывает цепь земных перерождений и входит в нирвану, в обитель невыразимого блаженства, то Чань призывает к другому. Достигнув посредством медитации или под действием внешнего стимула внезап­ного интуитивного прозрения, человек не выпадает из реальной жизни, а лишь приобретает иное видение реальности, на высшем уровне. Осознав свое место в мире, постигнув единство всего сущего, относительность добра и зла, человек обретает душевное равновесие и покой, поколебать который не в силах никакие бури и грозы. Считая, что законы жизни постигнуты, просветленный адепт Чань отказывается от мысли об изменении этих законов: его заботит лишь правильное следование естественному ходу вещей. Когда ученик спросил чаньского наставника, в чем смысл Великого Пути - Дао, тот ответил: "В повседневном здравом смысле. Когда голоден, ем, когда устал, сплю".

Но разве не все люди делают так же? - спросил ученик.

Нет, - отвечал наставник, - большинство никогда не присутствуют в том, что делают.

Итак, Чань призывает ощущать, переживать каждое мгновение земного бытия, воспринимать все окружающее как проявление "сущности Будды".

Предпосылкой к верному пониманию и ощущению мира служит очищение "духа-разума" (синь) от поверхностного жизненного опыта, плодов работы интеллекта и построений формальной логики. На передний план здесь выступает интуитивное познание. Благодаря Недеянию (принцип, заимствованный из философии даосизма) человек избегает ненужных действий, которые могут замутить чистоту духа-разума, и таким образом приходит к состоянию "антиразума" (у-синь). В таком состоянии "дух-разум", освобожденный от парализующих его привычных клише и предрассудков мышления, становится предельно восприимчив. Человек, соответственно, способен адекватно дать мгновенную реакцию на любую неожиданность, например на внезапное нападение. Именно эта особенность психотренинга Чань и по сей день привлекает к нему мастеров воинских искусств.

Психотехника Чань содержит множество замысловатых методик перестройки интеллектуальной, духовной, а также телесной структуры человеческого организма: темы для размышления над внешне аналогичными ситуациями, диалоги с наставником, стимулирующие действия наподобие шокотерапии, наконец, практика у-шу. Все они направлены на пробуждение высшего разума, иррационального прозрения. Символическим прообразом такого прозрения служит эпизод из жития Будды Шакь-ямуни. Когда Будда однажды молча показал ученикам цветок, никто не понял его; лишь старец Маха-Кашьяпа ответил улыбкой: он понял, что Будда своим жестом хотел обозначить передачу учения "от сердца к сердцу". Истина, согласно теории Чань, всегда вне слов, ее невозможно передать в книге. Пользуясь выражением Лао-цзы, "знающий не говорит, говорящий не знает". Потому и наставник не читает проповедей ученикам, а лишь стремится направить их собственный разум на путь очищения и прозрения.

Впрочем, в чаньских монастырях, конечно, изучались и классические сутры буддийского канона, и тщательно записанные поучения патриархов, и трактаты по воинским искусствам. Книжное знание не отрицалось в целом - отрицалась лишь его решающая роль в достижении прозрения. Путь к прозрению в философии Чань лежит через Созерцание и Действие. Созерцание природы, людей и себя самого. Действие... Оно может быть любого характера: поэзия, живопись, скульптура, каллиграфия, садоводство, воинские искусства. Важно лишь, чтобы осознание своего Пути было достигнуто интуитивным прозрением и сохраняло силу на весь срок человеческой жизни.

Чань-буддизм выработал принципы естественной саморегуляции, позволяющей человеку спонтанно выбрать оптимальный вариант действия - будь то в смертельном поединке или в банальной жизненной коллизии. Чаньский психофизический тренинг направлен на стопроцентную мобилизацию возможностей человеческого мозга, на резкое обострение всех пяти чувств, на улучшение таких психических процессов, как память, образные представления, мышление. Как и в даосизме, который вошел органической составной частью в культуру Чань, целью всей чаньской практики является пробуждение естественного начала в человеке, снятие многочисленных психических стопоров, привнесенных цивилизацией. Отсюда, кстати, и многочисленные анекдоты о буйстве и хулиганском поведении "просветленных", и понятие "чаньская болезнь", характеризующие психические сдвиги подвижников.

Патриархи Чань упорно отрицали трудности на пути к прозрению, утверждая, что оно доступно всякому, кто искренне верит в свою "природу Будды", доверяет естеству и следует его велениям.

"Человек, который зрит свою истинную природу, свободен всегда и везде, в любой ситуации... Он действует в соответствии с ситуацией и отвечает в соответствии с вопросом", - учил Хуэй-нэн.

При всем том, хотя многие чаньские авторитеты и не признавали необходимости медитации или иных видов специального тренинга для достижения прозрения, другие настаивали на подобном тренинге, а практиковали его, вероятно, все без исключения - хотя и в различных формах.

Психофизический тренинг был единственным реальным путем к осуществлению конкретных задач человеческой деятельности, на которую проецировалась чань-ская философия жизни и которая, безусловно, требовала силы воли, твердости характера, способности принимать правильные решения. А поэтому одного лишь метафизического "прорыва" в область бессознательного ради достижения блаженной эйфории для адепта Чань было явно недостаточно. Если любой человек в чаньской образной системе выступает художником собственной жизни, то такой художник должен иметь хорошую профессиональную подготовку, иначе картина его останется жал­ким дилетантством.

Задачи чаньского психотренинга сводятся к осознанию Великой пустоты, достижению состояния отрешенности ("не-я"), к слиянию с мирозданием, к постижению нераздельности, недуальности бытия и относительности субъективных оценок, к взаимопроникновению субъекта (человека) и объекта, на который направлено его размышление или действие.

В у-шу понятие нерасчлененности субъекта и объекта играет важнейшую роль. Своего противника боец воспринимает как часть и дополнение самого себя, как начало Инь, не существующее без Ян. При помощи специальной психотехники он подстраивается к действиям противника-партнера, используя каждый его промах, замечая все уязвимые места, подобно воде, заполняющей каждую выемку в камне.

То же сознание нерасчлененности, достигнутое путем самовнушения, позволяет мастерам воинских искусств совершать сверхчеловеческие, на первый взгляд, деяния. "Дух рассекает камни", - гласит девиз, извлеченный из старинной китайской легенды. В. незапамятные времена жил некий лучник. Днем и ночью он упражнялся в стрельбе из лука и снискал славу великого стрелка. Однажды темной осенней ночью мастер, как всегда, тренировался в своем искусстве посреди безмолвия горного леса. Внезапно на утесе шевельнулась тень, и в лунном свете мелькнул силуэт замершего перед прыжком тигра. Мастер мгновенно наложил стрелу и спустил тетиву, метясь тигру в голову. Лес по-прежнему молчал. Мастер вернулся домой, а на следующий день отправился за шкурой, но тигра не нашел. Присмотревшись, он увидел свою стрелу, глубоко вонзившуюся в каменную толщу утеса. Тигра не было, стрелку лишь показалось, что во тьме прячется хищник, но его дух, все его жизненные силы, вся энергия сосредоточились на острие стрелы, которая пронзила камень, словно глаз зверя.

Искусство концентрации, мобилизации воли и жизненной энергии, разработанное теоретиками даосской йоги и чаньскими патриархами, стало незаменимым подспорьем для мастеров у-шу.

Состояние концентрации всех жизненных сил на единой цели постигается в у-шу, во-первых, при помощи медитации, пассивной и активной, во-вторых, за счет отработки культуры движения и закрепления четких двигательных рефлексов путем многолетней тренировки, в-третьих, за счет умения контролировать и направлять поток жизненной энергии ци в практике ци-гун.

Например, существующие ныне в некоторых видах цюань-шу и в каратэ тесты на раскалывание твердых предметов (досок, брусьев, кирпичей, черепицы, булыжников) априори невозможны без должной концентрации и вхождения в своеобразный сомнамбулический транс (если, конечно, речь идет о трудных тестах, а не о тонких учебных дощечках). Сила удара в у-шу имеет прямое биомеханическое объяснение - но лишь до известного предела. Обычный кирпич можно расколоть ударом кулака и без особой премудрости, но три-четыре кирпича уже нельзя.

Вот как описывает современный мастер весь процесс: "Я расслабляюсь, и центр готовности перемещается ниже - в торс и ноги. Я чувствую землю, дышу глубоко, мысленно направляю дыхание по торсу, ногами и руками, представляю линию вектора силы, который проходит по ногам, потом вниз по рукам, по ладони, через бруски кирпичей. Я не фокусирую внимание на объекте... Через две-три минуты предметы меняют свою реальность, дыхание становится глубоким и резким, зрение меняется, и галька на дорожке разрастается до огромных размеров, я вижу не маленькие камушки, а целые глыбы. Собственное тело кажется твердым, но в то же время легким и свободным. Наконец я подхожу к кирпичам, и если я вообще обращаю на них внимание, то они мне кажутся легкими, воздушными и податливыми. Делаю глубокий вдох, задерживаю его немного, потом выдыхаю резко и ровно и, фиксируя внимание на векторе силы, позволяю руке следовать по нему. Моя ладонь свободно проходит сквозь то, что раньше было кирпичами. Я не чувствую ни прикосновения, ни отдачи, ни боли".

Основные фазы концентрации, в данном случае чаньской, но можно называть ее в целом йогической, сводятся к следующему: расслабление, перемещение центра тяжести в Средоточие (дань-тянь), глубокое дыхание, создание психической установки на данное действие и предварительное его проигрывание на образно-чувствительном уровне с подключением всех психофизических механизмов и к подготовке действия. В состоянии временного и, что очень важно, управляемого сомнамбулического транса происходит изменение визуального восприятия предметов, изменение в ощущении пространства, времени, веса и массы, появляется аналгезия - полная нечувствительность к боли. В момент решающего удара происходит также выплеск энергии - иногда с выкриком.

Поскольку практика психической саморегуляции с целью самосовершенствования занимала центральное место в Чань-буддизме, воинские искусства рассматрива­лись прежде всего как средство подобной саморегуляции, а не как способ наиболее эффективного проявления агрессивности. Хорошо известно, что нервная система, особенно в стрессовых ситуациях, оказывает большое влияние на деятельность всех систем организма - эндокринной, вегетососудиетой, мышечной. Управляемая, "отрегулированная" нервная система, таким образом, может в экстремальных условиях мобилизовать все внутрен­ние ресурсы организма для единого действия, вызвать резкое повышение энергетической "мощности" организма.

Состояние концентрации не должно покидать бойца в течение всей схватки, хотя напряжение в момент ударов и блоков непременно чередуется с расслаблением. Психическая установка на решительную схватку, на победу настолько важна, что порой исход поединка может решить всего лишь обмен взглядами. Тот, у кого в глазах мелькнет робость и нерешительность, заранее обречен на поражение. При этом для бойца важно постоянно сознавать свою "нерасчлененность" с противником, с его телом и духом, необходимость органического вживания в процесс поединка как в естественный природный процесс.

В случае если оба противника действуют, основываясь на одних и тех же законах, побеждает технически более подготовленный. При равных возможностях побеждает тот, у кого лучше развито комбинаторное мышление, психоэвристика, так как принести победу может только нестандартный прием, найденный в интуитивном озарении в чаньском прозрении, - плод психотехники Чань.

Как-то чаньский монах спросил учителя:

Говорят, когда лев бросается на врага, будь то заяц или слон, он употребляет всю свою силу. Что это за сила?

Учитель отвечал:

Дух искренности.

Истинность и искренность как полная самоотдача и предельная концентрация - одна из основных заповедей шаолиньского у-шу.

Глобальные соответствия с различными аспектами буддизма можно обнаружить в наследии шаолиньского у-шу на любом уровне. Если даже предположить, что часть из них случайна, а еще одна часть произвольно экстраполирована, то и оставшейся части будет достаточно для того, чтобы осознать всю сложность и неоднозначность учения.

Во всех школах, секциях и сектах - ответвлениях Шаолиня, существовали или должны были существовать системы, воплощавшие изначальную мудрость, создание великих патриархов древности. Конечно, с течением времени письменные трактаты частично были утрачены, частично перестали служить объяснением технических особенностей школы. Нередко высшие иерархи уносили ключ к пониманию мандалы (образной картины мира) в могилу и тем самым отсекали ствол и ветви Учения от корней. Исчезали или деформировались и сами кодовые таблицы, без которых невозможны ни математические построения, ни осмысленное духовное "восхождение". Нет ничего удивительного в том, что многие позднейшие школы, особенно за пределами Китая - в Японии, на Окинаве, в Корее и Вьетнаме, часто довольствовались изучением технических приемов в сочетании с общими моральными нормами буддизма. Правда, в устной традиции сохранялись заветы отцов-основателей, призывающие к постижению изначальной мудрости, космического единства, но что именно подразумевалось под "изначальной мудростью" потомки уже не знали.

Прагматики старались изжить обременительную духовность, превратив у-шу в науку убивать (как это произошло во многих школах японского дзю-дзюцу) или в прибыльный спорт наподобие коммерческого "фулл кон­такт каратэ". Энтузиасты и подвижники, наоборот, всеми силами искали высшую истину у-шу, стараясь приблизиться к истокам. Во всяком случае, размежевание эзотерического и экзотерического направлений у-шу в xx в., по сути дела, отрешило светское у-шу и от буддийской традиции, сделав последнюю достоянием "за­крытых" школ и монастырей.

Похожие статьи

© 2024 myneato.ru. Мир космоса. Лунный календарь. Осваиваем космос. Солнечная система. Вселенная.