Проверка оценки безвозвратных потерь Красной Армии в Великой Отечественной войне по ОБД «Мемориал» Полученную нами цифру потерь Красной Армии погибшими в 26,9 млн человек можно попытаться проверить по ОБД «Мемориал». Для этого надо попытаться сделать выборку и оценить,

Вторая глава Евреи в армии и на фронтах Великой Отечественной войны Евреи в Красной армии. От революции до Великой Отечественной войны Евреи-солдаты во время революции и Гражданской войныНа всех фронтах Великой Отечественной войны советские евреи участвовали во всех

Евреи в Красной армии. От революции до Великой Отечественной войны Евреи-солдаты во время революции и Гражданской войныНа всех фронтах Великой Отечественной войны советские евреи участвовали во всех родах войск и на разных уровнях командования. Это было обусловлено

V. Первый тяжелый год Великой Отечественной войны

Начало Великой Отечественной войны Драматическая ночь с 21 на 22 июня 1941 года описана в бесконечно огромном количестве мемуарных и художественных произведений. В подавляющем большинстве случаев их авторы придерживались тезиса о внезапном нападении Германии, которого

После Великой Отечественной войны Но вскоре все изменилось. На заседании Главного военного совета летом 1946 г. его обвинили в преувеличении собственной роли в ходе войны. Ему приписывали незаконный вывоз из Германии значительного количества трофейного имущества. В

Глава 4. В сражениях Великой Отечественной войны Германские войска перешли границу Советского Союза 22 июня 1941 года. Началась Великая Отечественная война. К этому моменту Красная армия имела на вооружении 34 легких бронепоезда, 13 тяжелых, 28 платформ с зенитным

Это рассказы пехотинцев, артиллеристов, танкистов, партизан, летчиков и многих других советских воинов разных родов войск. Они вспоминали о многом, но сейчас я намеренно процитирую лишь то, что касается "еврейского вопроса".

С началом войны немецкая пропаганда вбила людям в головы, что « Во всем жид виноват, что из- за евреев война, что немцы пришли на Советскую землю только евреев и коммунистов резать, да колхозы распускать », и т.д и т.п. (Слева - тичная немецкая листовка тех времен. - Ред.) В пехоте много народу было малограмотного, так что, они такую немецкую пропаганду принимали за чистую монету... На Сталина гавкать – опасно, Гитлера проклинать, так это каждый день делаем - уже неинтересно. А тут тебе: На, пожалуйста, «дежурный» виновник всех бед на свете – евреи. И понеслось... И нередко в спину евреям стреляли в атаках. Я таких достоверных случаев несколько знаю. Ну а в плену, часто находился «добрый украинский друг», который с легкой душей, и даже не за миску баланды, выдавал товарища-еврея немцам на расстрел... Были и такие что спасали... Всякие были...

Воевал вместе со мной один боец. Знаете, такой ухарь, которым всегда достается первый жирный кусочек и последняя пуля. Он воевал у нас в роте довольно долго, месяца три. Мне пришлось дважды в боях спасти ему жизнь и один раз уберечь его от штрафной роты. Вывели нас во второй эшелон. Вечером, девять человек, остатки пулеметной роты, сели у костра, чего-то там в ведре варим. Говорю бойцам – «Сейчас вкусненького порубаем, ждите. Пойду у старшины доппаек заберу». Возвращаюсь назад и слышу, как этот «ухарь», захлебываясь от радости, декламирует вслух немецкую листовку –«Еврей стреляет из-за угла из кривого ружья, спит в тылу в Ташкенте с женами фронтовиков, и ищет свою фамилию в списке награжденных в газете «Правда»... ». Подхожу к костру, «ухарь» обрадовался- «Сейчас полакомимся! ». Отвечаю ему –«Ты сволочь, шинелькой морду подотрешь, а не полакомишься! Вали из роты, пока я тебя не пристрелил! ». После всего, что я сделал для этого человека, как он мог эту хренотень немецкую вслух произнести! И подобного я на войне наслушался еще не раз...

Когда началась война никто и не мог предположить, какая страшная участь ожидает жителей моего местечка. Никакой достоверной информации что происходит на фронте мы не имели, ходили страшные слухи, но в них не верили. Немцы стремительно приближались к старой границе, и тогда мать собрала мне котомку с какой-то провизией на дорогу и сказала: «Беги сынок!». И я пошел на восток. До сих пор кровоточит мое сердце, когда я вспоминаю, как мать смотрела мне вслед...Больше мне не довелось увидеть своих родных... Только не немцы расстреляли евреев, жителей нашего местечка... Стреляли украинские полицаи, бывшие соседи обреченных жертв. Двоих полицаев повесили после войны по приговору трибунала, но многие полицаи участвовавшие в расстрелах, отсидев «десятку» за измену Родине, вернулись после лагеря в наше село и спокойно разгуливали по его улицам, да еще скалили зубы, когда видели, как какой-то чудом уцелевший на войне еврей приезжал искать могилу родных.

Вместе со вторым взводным, Витей Андриевским, решили устроить для бойцов привал в лесу. Я пошел с винтовкой на разведку в Проскуров. А там полный хаос, погром. Никого не нашел ни в военкомате, ни в горкоме. Все уже сбежали… Местные жители смеялись мне в лицо и кричали "Кончилась ваша жидовская власть!"

Отношения между солдатами разных национальностей были братскими. Вражды между латышами, русскими, евреями на национальной почве в дивизии не было. И откровенных антисемитских выпадов в свой адрес я не помню. В нашем полку половиной стрелковых рот в 1942 году командовали евреи: Леонид Вольф, Меер Дейч, Иосиф(Язеп) Пастернак, и так далее, каждый третий боец шедший с винтовкой в руках, в стрелковой цепи, на верную смерть, в атаку на немецкие пулеметы, был еврей, и никто про нас тогда слова плохого не сказал, все видели как мы воюем и жертвуем собой. Мой товарищ Пастернак стал первым в дивизии кавалером ордена Александра Невского.

Помню, в училище были злобные низкорослые монгольские лошадки, и мы были обязаны учиться верховой езде. Зачем пулеметчику воюющему в передовой траншее, которому то на фронте всего неделя жизни отпущена, верховая езда? Но, из-за чьей-то начальственной прихоти, начались «кавалерийские» занятия. У меня все эти «буденновские» премудрости не очень хорошо получались. Крамаренко нас выстроил и говорит –«Вы еще увидите, как я из этого жида доброго казака сделаю!». Утром он подошел ко мне – «Извини за слово «жид», просто у нас на Дону все так говорят, я даже не хотел тебя оскорбить», и пожал мне руку.

В моем взводе был курсант Дихель, «белобилетник» по болезни сердца, человек двухметрового роста и выглядевший как скелет, обтянутый кожей. Его, больного, все же забрали в армию, видимо в военкомате план по призыву «горел». Пошли на лыжный кросс. Километров через пять, Дихель упал в снег и не мог подняться. Я подошел к нему, взял его вещмешок. Курсант Донец, (до войны успевший отучиться в цирковом училище и стать фокусником), взял у Дихеля винтовку. Но курсант так и не смог встать. Вдруг подлетает командир из соседней курсантской роты и орет:«Встать! Твою мать!» и бьет Дихеля палкой по спине! Я говорю ему –«Товарищ лейтенант, не мне вам это говорить, и не от меня вам это услышать. Что вы творите! ? За что вы его бьете! ? Вы же командир Красной Армии, как вам не стыдно?!». Он в ответ –«Заткнись! В штрафную захотел! », и матом в мой адрес. Снова ударил Дихеля. . . К нам подъехало еще человек двадцать курсантов. Вдруг этот лейтенант вглядывается в лицо Дихеля и спрашивает –«Кто он по национальности? ». Говорю ему –«А какое это отношение к делу имеет? ». Лейтенант - «на дыбы» -«Я задал вопрос! Отвечать!». Отвечаю ему –«Он еврей. И я тоже еврей». Донец, до этого скрывавший свою национальную принадлежность и будучи записан в документах русским, тоже говорит этому лейтенанту –«И я еврей! ». Еще один курсант, русский парень, произносит –«А тебя, лейтенант, какого лешего его нация интересует? ». Тот на мгновение заткнулся, только смотрит на нас с ненавистью. Я сказал –«Слушай, ты, гнида командирская, хоть и неохота за такое гавно как ты в штрафную роту идти, но мы тебя сейчас точно на куски порвем!». Он начал кобуру лапать. Как «черт из табакерки», внезапно появился наш ротный Михайлов, и не дал нам продолжить выяснение отношений, «замял» это дело, как говорят - «спустил на тормозах».

Я не сталкивался с явным антисемитизмом. Друг у меня был, так он любил подшучивать: «Матвей, один ты еврей в окопах сидишь» Я сразу «закипал», мол, оглянись вокруг. Рядом с нами полковая батарея стоит, так ей командует Кауфман, в батальоне был еще командир взвода Кац и пулеметчик по фамилии Берман, если я правильно помню его фамилию. А друг мой со смеху катается, доволен, что я «распсиховался». Нет, я не помню событий, когда меня по «пятому пункту» в армии дискриминировали.Может за глаза кто-то говорил на эту тему, но при мне- никогда. Большинство солдат были славяне, но и бойцов из среднеазиатских республик в пехоте всегда было много. У нас еще татар и башкир много было. Бурята помню. На передовой никому не интересна твоя религия, нация и т.д.Да и не успевали на эти темы поговорить. Там мысли одни, как бы до рассвета дожить, да о сухаре ржаном и котелке с гороховым концентратом.

Аня Шмидт в том же бою встретилась с немцем, так она его в плен взяла, но потом в этом же бою погибла. Она мало того, что его в плен взяла, так когда наша пехота вперед пошла, она на него пулемет нагрузила, он пулемет вперед нес. Единственное, что я о ней знаю, что она из Витебска. Я не знаю, из какой дивизии она пришла на пулеметные курсы. Отчаянная девчонка была. По национальности была еврейка, но очень смелая. Поскольку я была чертежница, она меня попросила подделать ей графу «национальность» в красноармейской книжке. Она мне говорила: «ты сама понимаешь, к евреям такого доверия нет, как к русским, переставь мне национальность на русскую». Я пожала плечами – но надпись ей подделала.

Национальность никак не влияла на отношение к человеку на фронте. Кому это вообще было в окопах интересно, когда через неделю-другую всех убивало и калечило. Подсчет евреев по головам - это было излюбленным занятием у тыловиков. Но один раз фраза моего второго номера убила меня наповал! Парень из сибирской глубинки, воевал со мной уже недели две. Выкопали огневую, сели, закурили, и тут он заявляет: «Жиды не воюют!». Как мне было больно это слышать!... Ротой в тот момент командовал еврей старший лейтенант Шварцур, в соседнем пулеметном расчете в пятидесяти метрах от нас был еврей Аншель, и я рядом с этим сибиряком каждый день под смертью хожу и вместе с ним делю все беды, а для него все равно – «Жиды не воюют!»... Обматерил я его.

У нас был еврей, командир соседнего взвода. Ну, ничего мужик, вроде, так. Хороший мужик. А они хитрые умные, и русского человека обведут вокруг пальца, вот так. Что хохол, что еврей. Так вот я за всю войну, которую прошел там, видел хохлов: или старшина на батарее; или завскладом; или зав ОВС; или зав ОПС, значит, такие все должности занимали. А русский Иван: метелит, гнет, все делает. А это такие хитрые народы, и возникает чувство, какое-то, недоброжелательное к этим нациям. Думаешь: «А за что же русский-то мужик спину то гнет!?»

С евреев был всегда двойной спрос. Надоело слушать анекдоты про «жидков, воюющих в Ташкенте», или «про Абрама с кривым ружьём из–за угла». Я нервничал и резко обрывал таких рассказчиков: - Разве не с вами в разведку хожу?! А разве не Вайсеру Героя дали?! Ребята меня успокаивали – «Да брось ты, Сенька, не принимай близко к сердцу, мы же это просто так, анекдоты травим». Мне в бою, даже в минуты смертельной опасности, приходилось рисковать собой, лезть первым в самое пекло, чтобы опровергнуть эту гнусную клевету. Еще я только прибыл в 111-ую ТБр, как мне мой товарищ, сержант –автоматчик Мишка Давидович сказал –«Мы с тобой хоть пять пулеметных амбразур грудью закроем, все равно наговаривать будут, что евреи по тыловым складам и штабам отсиделись». Мой товарищ по разведке сибиряк Тайганов, видя мои переживания, сказал –«Сенька, кто тебя обидит, я того в первом же бою прикончу!» ...

К бывшим штрафникам пришел в этот взвод управления. Все солдаты пьяные в стельку. Говорю старшине Кособрюхову – «Построй личный состав взвода». Из землянки медленно выползают громилы в татуировках, и, шатаясь, занимают место в строю. Я «толкнул речь» - «Меня зовут лейтенант Грузман. По национальности еврей. Я ваш новый командир. Так вот, мальчики, вы Коровкина успешно из взвода выжили, можете выжить и меня. Но вам, хоть вы и на ушах стоять будете, все равно нового командира пришлют. Так что давайте сразу порешим, сработаемся мы или нет». Солдат по фамилии Ливерцев, считавшийся «паханом», сразу заявил – «Бродяги, это вроде нормальный пацан». И этот взвод стал для меня семьей.

Парторг полка не был трусом в бою, но большего всего на свете боялся, что ему кто-то скажет, что он, еврей, либерально относится к своим соплеменникам или им как-то помогает на войне. И майор Шапиро, желая быть святее Папы Римского, предпочитал евреев полка «давить» при каждой возможности, что показать всем свою «беспристрастность и партийную принципиальность по национальному вопросу». Мальков с ним связываться не хотел и только молча наблюдал как парторг в очередной раз «херит» наградные листы то на меня, то на моего командира отделения тяги Мишку Штермана, и так далее. Мою батарею парторг вообще «с трудом переваривал», у меня на батарее, было кроме меня, еще четыре еврея, и это комиссара почему-то сильно задевало. И так хватало по жизни юдофобов, так тут еще «свой кадр» к ним «в помощнички подрядился».

К евреям в полку было хорошее отношение, никаких серьезных «антисемитских эпизодов» я не помню. Евреев было в полку много. Хорошо помню взводного КВУ Юду Зельдиса, командира огневого взвода Сашу Лахманлоса, наводчика Бориса Розенсона, бойца расчета Якова Гамбрайха, санинструктора Ефима Колодовского, ну и конечно Мишу Штермана. Нет, не было у нас, конкретно в нашем полку, стычек между бойцами «по нацвопросу». А вот сразу после войны в стране начался такой дикий разнузданный антисемитский шабаш на каждом шагу, что покойный Геббельс был бы доволен. «Пролетарский интернационализм» в советской стране приказал долго жить…

Чрезвычайно смелый боец и принципиальный человек Пожидаев встал на партсобрании и сказал –«Ройтману не дали награды, потому что он - еврей!». Через неделю в штабе «случайно вновь отыскали» мой наградной лист на медаль «За Отвагу».

После того, как прибыли на Украину, у нас появился какой-то старшина. Мужик, лет 35-ти. Мы костер в воронке развели, что-то варим себе, он и подошел с котелком. Внимательно смотрел на меня, и вдруг сказал –«А ты солдат ведь из евреев будешь. Знаю я вашего брата. Ничего в бой пойдем ты у меня быстро героем станешь, уж я за тобой пригляжу, ты у меня не спрячешься ». Отвечаю: «Только вместе с вами, товарищ старшина». «Что вместе со мной?!» – вскипел он. Дальше говорю ему: «Героем стану вместе с вами, рядом в атаку пойдете». Он толк выматерился. У нас был бывший курсант, гомельский еврей, до училища уже год проведший на фронте. Он подошел ко мне и сказал –«Наум, успокойся, и на эту гниду внимания не обращай. Если он «дернется», я его в первом же бою успокою» - и показывает рукой на свою винтовку. Только не пришлось моему товарищу на этого старшину патрон истратить. Началась бомбежка. Рядом сожженная дотла деревня, укрыться негде. Упали в какую-то воронку, один на другого, лежим молча, смерти ждем. А старшина этот, от страха ногами всех пинает, локтями «работает», все пытается поглубже, в спрессованную людскую массу на дне воронки, как штопор войти. Глаза безумные, меня рукой схватил за гимнастерку, орет –«Жиденок!». Тут от разрыва ближайшей бомбы, ему осколок в спину и прилетел. Не насмерть.

Рота была чисто еврейской, за исключением нескольких человек, «сибирских литовцев», и политрука роты, бывшего литовского комуниста-подпольщика. Еще наш взводный лейтенант был литовцем, из старослужащих ЛА. Ротой командовал мой земляк и бывший сосед, выпускник Вильнюсского пехотного училища лейтенант Кац. Он начинает отдавать команды –«Направо! Налево!», так я ему из строя говорю –«Ицик, вся рота евреи, командуй на идиш». Все смеются, и Кац тоже улыбается.

Евреев в полку было человек десять, но почему-то у многих были украинские фамилии-Черняк, Черненко, Ткачук и т.д. Мы по национальному признаку не кучковались, на фронте, твоя национальность мало кому была интересна. Поваром у командира полка был здоровенный мужик, уже в годах, бывший шеф-повар одесского ресторана Ткачук. Я проходил мимо штаба полка, он окликнул меня и стал говорить со мной на идиш, а не по-русски. Накормил меня яишницей с салом и налил две кружки самогона. Тут я был даже «счастлив», что родился евреем.

Писарь Воронин как-то начали меня уговаривать записаться русским, мол впишем тебе отчество «Иванович», и «дело в шляпе», а то не дай Бог в плен попадешь или еще что. Ответил им- «хочу умереть евреем»...Антисемитизм был на уровне пересудов, шутки на эту тему мне приходилось слышать нередко. Ну и конечно в наградах зажимали, не без этого. Но такой прибаутки, вроде: «Елдаш - блиндаж, еврей -кладовая, Иван - передовая», - у нас в бригаде не было. Соседним, 637-м арт.полком нашей бригады командовал 22-х летний майор Михаил Либман. Его убило в феврале 1945 года в Польше. Посмертно получил звание Героя Союза. А вот по поводу «блата» при получении орденов и прочее, - скажу следующее. Я был представлен к награждению за войну семь раз, а получил только три награды. О причинах, даже не надо догадываться. Но к этим регалиям на груди, быстро теряешь интерес. Есть и ладно, а нет - и Бог сними. Главное живой остался.

Национальность свою на фронте я не скрывал, даже, наоборот, часто подчеркивал и акцентировал... Я не чувствовал особого антисемитизма со стороны начальства, меня лично не зажимали в наградах. По нац. признаку уже после первых боев в пехоте не кучковались. Земляков после «хорошей» атаки ни у кого уже не оставалось, а получалась сборная СССР. Но антисемитизм в пехоте был ощущаемым и весьма серьезным, и это факт. Антисемитизм – это вообще зоология, и рациональному осмыслении не поддается. Очень много евреев с «нейтральными», с не «явными» фамилиями, воевали в пехоте, записанные русскими. Скажем так, на каждого «официального» еврея в пехоте приходилось по двое его соплеменников, идущих по документам, как славяне. Такое у меня сложилось личное впечатление. У меня несколько таких солдат в роте было. И я их не осуждал. Дело ведь не в том, что они хотели стать русскими или украинцами. Тут причины другие... Но когда, например, в мой взвод пришел боец Гутман, то с такой фамилией хоть татарином запишись, всем в любом варианте все было ясно...

Приходит парторг батальона в передовую траншею. Мы стоим в обороне. Подходит к моему расчету и говорит –«Пулемет- то у тебя небось не исправен?». Отвечаю: «Все в норме, как швейцарские часы работает». Парторг – «А ты дай очередь, проверим». Сразу его предупредил, что после того как я по немцам выстрелю, нас тут с землей смешают, позиция неудачная, фактически открытая, до врага 150 метров. Он головой кивает – стреляй мол... Выпустил по немцам пол-ленты, и сразу в ответ такой обстрел начался, что «небо в овчинку показалось». Парторг лежит рядом на дне окопа и говорит мне: «А ты молодец, хоть и еврей!». Я не выдержал и начал на него орать: «Меня не интересует ваше мнение! Постыдитесь, вы ведь коммунист и офицер. Как вам не совестно!». Завелся я одним словом, после контузии нервы ни к черту стали. Парторг быстро шмыгнул в ближайший ход сообщения и исчез с глаз долой. Меня он после этого случая стабильно избегал. И возможно, что правильно делал...

В апреле 1942 года, на формировке, танкисты из нашего корпуса поехали на станцию Хомяково получать танковую колонну, построенную на средства верующих и переданную в дар Красной Армии от Православной Церкви. Отобрали на приемку танковой колонны тридцать механиков-водителей и тридцать командиров танков из 1-й гв. ТБр и 89-го ТП, входивших тогда в состав нашего корпуса. Напутствовать танкистов вышли комиссар корпуса полковник Бойко, и вроде еще был начштаба Кравченко. Они посмотрели на строй танкистов, и тут Бойко заматерился на своих политруков – « Колонну танков дарит русская церковь, сам митрополит ее освятил! Так почему в строю танкистов, едущих принимать дар от православных, половина - евреи?! У нас, что, в корпусе русских нет?».

Еврейским был первый батальон Виленского. Он хитрый был. Всех смелых, шустрых евреев подбирал. И у него в батальоне было примерно 70% евреев и 30% русских и литовцев. Роты у него возглавляли евреи. Я помню командира 9-й роты капитана Гроссмана. В полку его рота была самая боевая. Все особые задания, прорывы и переправы поручали только ей. Виленский старался, видимо, чтобы Гроссману дали Героя, но не получилось. Хотя Гросман имел четыре ордена.

Есть еще один фактор, который стимулировал меня всегда быть на передовой, в самом пекле. Пресловутый «национальный вопрос». На фронте, в танковых частях, он почти не чувствовался, а окажешься в тыловом госпитале, а там... Лежу в госпитале без движения, все тело «заковано» в гипсе, и тут, в палате, иногда начинаются выступления какой-то очередной убогой гниды на «любимую тему для диспута» -...«жиды, жиды, жиды». А я даже ударить его не могу.

После окончания крымских боев командование бригады решало вопрос о награждении отличившихся и весь наш экипаж решили представить к званию ГСС. Замполит «встал на дыбы», мол еврею Героя нельзя давать! Долго они там спорили и рядили. наконец послали документы на весь экипаж. но замполит не успокоился, даже ездил в штаб армии «влиять на вопрос». В итоге дали Героя только Мясникову, а нам с Мишиным по ордену Боевого Красного Знамени. Была бы у меня фамилия Иванов все было бы иначе. А так.

Я тоже не слышал в танковом полку каких-то оскорбительных слов в адрес моей национальности. Все для меня в «этом аспекте» ограничивалось одним « любимым сомнительным комплиментом» в беседах между танкистами, мол, ты Сашка не еврей, ты смелый, ты наш, русский. Еврею из соседнего взвода говорили тоже самое. Так что, на фронте я особого антисемитизма не ощутил. Но когда я вернулся с войны домой, то мне было страшно, когда приходилось нередко слышать – «Жалко, что вас всех Гитлер не дорезал». Вы не можете представить мое потрясение, когда я, безрукий инвалид, с орденами на гимнастерке, шел по улице и пьяная рвань, бросалась на меня с криками – «Жидовская морда, где ордена купил?!». Один раз еду в автобусе, и такая же пьяная шваль, с ножом кинулась на меня и орала – «Убью, жидяра!». И все вокруг видели, что я - инвалид войны, и орденские планки на груди, но весь автобус молчал…Никто не заступился. После этого случая, я окончательно понял, что в системе координат «свой- чужой», я видимо нахожусь на «чужом» поле… Больно об этом говорить… Нас в школе, в классе, было четыре близких товарища: Лазарь Санкин, Миша Розенберг, Семен Фридман и я. С войны живым посчастливилось вернуться только мне одному. Так за что мои друзья погибли. Чтобы, после войны, каждая сволочь нам кричала – «жиды»...

Я внешне больше похож на русского и мне приходилось чуть ли не бить себя кулаком в грудь, доказывая сибирякам Рогозину, Шестемирову и другим, что я еврей по национальности, они поначалу не верили. Не было никакого антисемитизма. Другим нацменам, например, среднеазиатам, приходилось намного сложнее. Им было труднее приспособиться к войне, и тут играло свою роль не только плохое знание русского языка. Был у меня в расчете подносчик патронов Халияров. Идет бой, кричу ему -"Халияров, вперед!", оглядываюсь, а он в траншее растелил коврик и молится.

Прихожу в батальон. А у нас новый комбат, «на минуточку», - племянник командира дивизии. Три офицера батальона стояли отдельной кучкой вместе с комбатом. Больше комсостава в батальоне не осталось. Меня заметили издалека, и кто-то видимо шепнул комбату – «Вот, смотрите, лейтенант Шварцберг возвращается». Я подошел к командирам и даже не успел доложить о прибытии. Сразу услышал от комбата – «Ты где пропадал, жидовская морда?! Все жиды трусы!». Ему сразу же другие офицеры – «Вы, товарищ капитан, как смеете такое говорить?! Мы Шварцберга хорошо знаем, он с первых боев в батальоне!». Комбат им –« Молчать! С комбатом разговариваете, а не с колхозной Дунькой! А ты, Абрам, давай в разведку собирайся! Чтобы через полчаса был готов!»... Я понял одно, что этот «товарищ» пока меня не угробит, не успокоится. Через сутки этого комбата убило. Конечно, если бы подобные отношения продлились бы не 24 часа, а месяц –другой, пришлось бы как-нибудь этот вопрос кардинально решать. Но комбата сложно «прибрать». Пришлось бы по ходу еще несколько человек из его окружения убивать, а они в чем виноваты? А после нескольких месяцев в пехоте любому бойцу человека убить, все равно что муху прихлопнуть... Смог бы я его убить? Не знаю... По обстоятельствам... Но стал бы я это делать?.. Просто очередной раз мне указали мое место, и объяснили, что весь мой патриотизм, моя смелость и прочее, никому нахрен не нужны, и все равно я останусь «жидовской мордой»... А всех антисемитов не перебьешь.

Известно ли вам, что во второй половине прошлого века советские офицеры, бывало, сражались друг с другом – по-настоящему, в ходе реальных боевых действий? Не верите? Однако новейшая история таит в себе немало странных на первый взгляд белых пятен. И вот ещё одно: именно советские офицеры создали армию и спецслужбы Израиля, но 20 лет спустя были вынуждены воевать со своими боевыми товарищами в ходе «шестидневной войны» против Египта, за который сражались их бывшие однополчане. В это невозможно поверить, но именно так всё и было.

Как же случилось, что офицеры Красной армии Иссер Гальперин и Наум Ливанов стали основателями и первыми руководителями израильских разведывательных служб Моссад и «Натива Бар»? Как вышло, что знаменитые «три капитана» – Никольский, Зайцев и Малеванный – буквально с нуля создали спецназ армии обороны Израиля? Перебежчики? Предатели? Ничего подобного – они лишь выполняли свой долг и приказы Кремля. Всё дело в том, что и само государство Израиль изначально было «советским проектом», а вовсе не американским или британским, как это сегодня подают некоторые историки. В марте 1947 года советник советского МИДа Борис Штейн подготовил для первого заместителя министра иностранных дел Андрея Вышинского докладную записку по «палестинскому вопросу», в которой, в частности, говорилось: «Советский Союз не может не поддержать требования евреев о создании собственного государства на территории Палестины». Вышинский передал докладную «наверх». Спустя некоторое время постпред нашей страны в ООН Андрей Громыко озвучил позицию Сталина на сессии Генассамблеи – еврейскому государству быть.

«Сталинские соколы»

Возглавить это самое еврейское государство должен был бывший замминистра иностранных дел СССР Соломон Лозовский. В министры обороны Сталин прочил дважды Героя Советского Союза Давида Драгунского. Предполагалось, что военно-морским министром должен был стать Григорий Гильман, старший офицер разведуправления ВМФ СССР. Но в ходе переговоров с участием Лондона и Вашингтона Сталину пришлось уступить, и в итоге Израиль возглавил ставленник США Бен-Гурион, тоже, кстати, наш бывший земляк. Тем не менее трёхсторонние договорённости не препятствовали тому, чтобы Москва отрядила в Израиль значительное число своих офицеров – создаваемой с чистого листа армии нового государства требовались хорошо обученные кадры. А кто может быть лучше обучен, чем те, кто два года назад выиграл самую страшную войну?

Англичане и американцы до зубов вооружали арабов, поклявшихся, что они выжгут огнём любые ростки еврейского государства на Ближнем Востоке, при этом введя эмбарго на поставки оружия местным евреям. Вооружать Израиль пришлось Сталину – вооружать тем, что считалось «советским военным резервом». В итоге Так, Гальперин становился Хареллем, а Ливанов – Леваноном.

Что же касается разведки, то у СССР к тому времени накопился немалый опыт работы на Ближнем Востоке. Первые еврейские силы самообороны «Исраэль Шойхет» ещё в 20-е годы создавал резидент ВЧК с псевдонимом Хозро – Иерахмиэль Лукачер – вместе со знаменитым разведчиком Яковом Серебрянским по личному распоряжению Феликса Дзержинского. По свидетельству генерала госбезопасности Павла Судоплатова, «использование офицеров советской разведки в боевых и диверсионных операциях против британцев в Израиле было начато уже в 1946 году». И в связи с этим возникло немало курьёзных ситуаций.

Раввины обучали русских разведчиков

Если будущий создатель и руководитель Моссада и контрразведки «Шин Бет» капитан Красной армии Иссер Гальперин был евреем, что называется, без дураков, то его коллега по имени Николай Ливанов, возглавивший впоследствии разведку «Натива Бар», был, по некоторым свидетельствам, чистокровным русаком. Ни идиша, ни иврита, ни даже английского Ливанов не знал вообще и мог объясняться только по-русски. В связи с этим специфическим обстоятельством и кадры, которыми Ливанов-Леванон укомплектовал свою службу, были сплошь русскоязычными.

По теме

Даже при том, что евреев в советской разведке служило немало, примерно на треть службу пришлось укомплектовать этническими русскими, украинцами и белорусами. Они исправно зубрили иврит и идиш, но знать всего того, что знает любой мало-мальски грамотный еврей, они не могли. «Некоторые из разведчиков попадали в пикантные ситуации, – свидетельствует ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны Российской Федерации Валерий Ярёменко. – Так, один советский агент внедрился в ортодоксальную еврейскую общину, а сам не знал даже основ иудаизма. Когда это обнаружилось, он был вынужден признаться, что является кадровым чекистом. Тогда совет общины постановил: дать товарищу надлежащее религиозное образование. Причём авторитет советского агента в общине резко вырос: СССР – братская страна, рассудили поселенцы, какие могут быть от неё секреты?» В Москве создание израильских служб безопасности курировал генерал госбезопасности Павел Райхман. Он же вместе с Судоплатовым и придумывал свежеиспечённым офицерам израильской армии еврейские имена и фамилии, а заодно и новые биографии.

Был Миша – стал Моше

Тем, кому советская разведка придумывала «легенду» и отправляла на Ближний Восток, приходилось обрывать все связи с родственниками в СССР.

В воспоминаниях бывшего заместителя гендиректора Днепродзержинского авторемонтного завода Якова Сибирякова (Шварцбурда) есть история о том, как он спустя многие годы совершенно случайно нашёл своего брата. «После войны, – писал Сибиряков, – на запрос о судьбе брата мы получили извещение «пропал без вести». В конце 80-х годов у моего московского товарища близкие друзья поехали по гостевой визе к родным в Израиль и там случайно разговорились с пожилым человеком, который сказал, что живёт здесь с 1947 года, а вся его семья погибла во время войны. Звали его раньше Михаил Шварцбурд… Мой товарищ «ухватился за фамилию», ведь она довольно редкая. Сообщили мне об этом, достали телефон этого пожилого человека, и я решился ему позвонить. Как только он взял трубку, то я сразу понял, что это мой родной брат Михаил, который в Израиле сменил имя на Моше Бен-Ами». Как позже выяснилось, он прошёл всю войну, а в 1947 году, после ряда проверок, его отправили «на новое место службы», взяв с него подписку о неразглашении. Группу из 200 молодых советских офицеров, опытных фронтовиков еврейской национальности, тайно перебросили по поддельным польским паспортам в Палестину. Сколько всего было таких групп, сказать затруднительно, но, по некоторым оценкам, не менее сотни.

Через 20 лет эти самые молодые советские офицеры стали маститыми вояками. Многие из них к тому времени возглавляли боевые подразделения, принимавшие участие в вооружённых конфликтах с Египтом, в том числе и в знаменитой «шестидневной войне». Возникла казусная ситуация. С одной стороны – египетские военспецы из СССР, с другой – израильские военные, но тоже родом из Союза. Один из руководителей Моссада, Меир Слуцкий (Амит), кстати двоюродный брат известного советского поэта Бориса Слуцкого, вспоминал, как однажды во время боя двое военных – с египетской и израильской стороны – узнали друг друга, осматривая в бинокли вражеские позиции. Казус, по свидетельству Слуцкого, состоял в том, что офицер, сражавшийся за Израиль, был этническим русским, а его коллега, помогавший египтянам, – евреем. Звали их Анатолий Казаков (Натанэль Казан) и Леонид Бельведерский. Вместе они воевали в Великую Отечественную в одном батальоне. По окончании «шестидневной войны» сослуживцы встретились и помянули своих павших товарищей. Таковых, по воспоминанию Меира Слуцкого, с обеих сторон насчитывалось не менее сотни человек.