По ту сторону баррикад фанфик фикбук. По ту сторону баррикады
Публичная бета включена
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100% Выбрать размер отступов
100% Выбрать размер шрифта
«Я сделала это? О да, я это действительно сделала. Не будь подобная ситуация такой нелепой и с какой-то стороны пугающей, я смогла бы оценить свои актёрские навыки секретного агента. Но мне сейчас не смешно. Ой, как не смешно», - за две секунды мысли спутались в голове, а сознание начало медленно уплывать сквозь солнечные лучи и свет драгоценных металлов. Люси стояла вплотную к парню, прижимала к его шее, на которой аккуратно был завязан старый клетчатый шарф, мушкет и заглядывала в серые глаза, надеясь, что её уверенность не пошатнется. Ведь так красиво начинала! А капитан «вонючей шайки пиратов» спокойно смотрел на девушку, словно его жизнь не могла резко оборваться за одну долю секунды. Его стальные глаза выражали столько уверенности, что казалось, будто они поменялись местами – это Он прижимал её к себе, это Он подставлял дуло мушкета, это Он был здесь распорядителем порядка. - И что же мы тут забыли, блондиночка? - ехидно улыбнулся Нацу, в то время как Хэппи, его вечный напарник на любых заданиях, продолжал что-то увлеченно искать в целой золотой и серебряной горе. - Здесь я задаю вопросы, малоуважаемый Нацу Драгнил, - сквозь зубы процедила девушка, нахмурившись ещё пуще, да так, что между бровями залегла тонкая морщинка. - Смею заметить, мне здесь не рады, - всё также нахально улыбался Драгнил, продвинувшись телом вперёд, оттесняя девушку. На мгновение её лицо озарилось удивлением, она замешкалась, но уже в следующую секунду обрела былую серьёзность. - Раз меня здесь знают, то было бы нечестно оставаться покрытой маской неизвестности, тебе так не кажется? - Ты… - казалось, этими простыми словами парень без труда забрал весь кислород из лёгких, заставляя Хартфилию задыхаться. Она сглотнула вновь появившийся ком в горле и попыталась проигнорировать тошнотворное бурление внизу, в районе живота. - Я - действующий капитан морской полиции, Люси Хартфилия, которая покажет тебе все сладости тюремной жизни! - Покажите, на что способны блондинки, капитан? - Люси казалось, что этот пират с ней играл, что его забавляла смена лица Хартфилии - от замешательства до негодования. И это подлило масло к костру ненависти ко всем пиратам, в особенности к этому «гнусному капитанишке». - Только не плачьте и не кричите, что я вас не предупреждала.
Склад имения В. Группа под командованием Шакала.
Подойдя к намеченной цели, главный в недавно сформировавшейся группе осмотрел пространство вокруг них. Обычная улица: несколько двухэтажных домов с небольшими садами и лужайками на дворе; ровно уложенная дорога, которую ещё не успели испортить тележки и подковы коней; всего пара продуктовых магазинов, из которых шел приятный запах свежей выпечки и черного кофе. - Младший лейтенант, мы прибыли, - кто-то отчеканил за спиной, выводя из своих размышлений парня, который тут же поправил портупею. - И без вас знаю, - раздраженно рявкнул Шакал, а после сделал глубокий вздох, пытаясь утихомирить нервишки. - Итак, вот как мы поступим: двое проверяют, украли ли что-нибудь из этого склада, а один осматривает помещение на следы взлома. Быстро разошлись, нечего мозолить мне глаза! Став членом морской полиции, Шакал надеялся на весёлые дни с захватывающими приключениями по поимке пиратов. Каждый день тренировался ведению меча, использованию холодного оружия, вырабатывал отличные рефлексы и возрождал в себе жажду битв и сражений. А сейчас он мог только чувствовать, как чешутся руки, как сабля, покоившаяся на портупее, отяжелела под весом таких заманчивых мыслей о столкновении с пиратами. - Докладываю, - резкий голос со стороны вновь вывел парня из собственных мыслей. - Следов взлома нет, но по состоянию склада ясно: пираты здесь побывали и, кроме одного мешка, ничего с собой не прихватили. - Идиоты, - твёрдо ответил младший лейтенант после минутного молчания, повернув голову на стоявшего рядом парня, такого слащавого, побритого, почти молодого и наивного, что лейтенанту стало смешно. Не любил таких людей. А работать с ними - так и подавно. - М-младший лейтенант! - заорали двое прибывших людей, ничуть не отличавшихся от стоявшего рядом парня. - Смотрите, - как удивленные подростки, они указали пальцами вверх, на крышу дальнего дома, откуда, перепрыгивая с крыш на повозки и обратно, бежали двое темноволосых парней, и летел рядом кот (с ними мы уже встречались). И только Шакал оскалился, намереваясь вступить наконец-таки в бой, как взгляд одного из пиратов, который спокойными прыжками приближался к ним, парализовал всё тело. Взгляд тёмных, как воронье крыло, глаз остудил полыхающий внутри огонь, казалось, даже понизил температуру тела младшего лейтенанта, а в пальцах рук почувствовалось непривычное покалывание - и всё это только от взгляда, от одного взгляда пирата, который не удосужился даже остановиться, и побежал дальше. В этот момент Шакал осознал, как жестока реальность, как наивен был он сам, как жалко он выглядел, встретившись лицом к лицу со своим врагом. И это ему совсем не понравилось. «Черт, капитан, - сквозь стиснутые от безнадежности и собственного бессилия зубы прошипел младший лейтенант. - Я… не смог».
Склад имения Б.
По прекрасным светлым стенам эхом отдавались звуки соприкасающихся лезвий шпаг. С самодовольной улыбкой и полыхающим в глазах азартом капитан пиратов легко защищался и быстро контратаковал. Девушка, сжимавшая эфес со всей силы, двигалась молниеносно, игнорируя дрожь по коже. - А вы неплохо владеете мечом для девушки, - саркастически заметил Нацу, блокировав стремительную атаку прямо в его горло. - Посмотрим, что ты скажешь, когда эта девушка тебя повергнет, - капитан морской полиции сбивчиво дышала, но продолжала твёрдо стоять на ногах. - Хм, действительно было бы интересно на это посмотреть, - кивнул Нацу, сделав шаг назад, и взмахнул шпагой. - Но жаль, что я не смогу это увидеть, - просто пожал он плечами, будто это было само собой разумеющимся. Казалось, температура в помещении поднялась куда выше прежнего, из-за чего Люси готова была взвыть: полицейская форма пусть и была удобна для бега и сражений, но в ней легко можно было устать. Лишь холодный пот, окатывающий её при каждом оглушительном вздохе пирата, остужал тело, даже охлаждал временами. Перед её взором стоял лишь один четкий образ - Нацу Драгнил со своей шпагой в правой руке; а в голове стоял размеренный план её наступления. Как мантру, она повторяла каждый свой шаг, пыталась предугадать его атаки и резкие движения, стараясь сосредоточиться на своей ненависти к этому человеку. Сам же парень, казалось, лишь забавлялся этим моментом, наслаждался «интересным и заранее предугаданным боем». Это настолько взбесило девушку, что та потеряла концентрацию и, можно сказать, выпала на секунду из реальности. Казалось, что собой представляет одна жалкая секунда, но её хватило, чтобы парень смог взять инициативу на себя, а Люси - оступиться и потерять равновесие. Лишь сзади стоящие ящики смогли защитить её от удара об пол. - Смотрю, вас уже ноги не держат, капитан, - тут же съехидничал Драгнил, замахнувшись на девушку, которая в последнее мгновение отошла в сторону, тем самым позволив острию вонзиться в деревянную поверхность и быть зажатым между маленькими коробками патронов. - Ох, какая утрата, - тут же вставила слово Хартфилия, впервые почувствовав загоревшийся огонёк в её душе: она сможет победить, если постарается. Сильнее сжав эфес, капитан легко и быстро прорезала воздух еле заметным звуком, томно вздохнув и от досады тихо простонав. Парень нагнулся, чтобы без препятствий уклониться от шпаги противника, и теперь уже два острия (один выше, другой ниже) вонзились в гладкую деревянную дощечку. - Ох, какая утрата, - подразнил капитан пиратов, чуть понизив голос на несколько тонов. И пусть это совсем не было похоже на девичий возглас, но Люси этого хватило, чтобы также рьяно продолжить бой. «Боже, и что это Нацу делает? - бубнил про себя забытый этими двоими кот с ангельскими крыльями и продолжал дальше исследовать золотую, полную драгоценностей гору. - Если бы захотел, то в миг её победил. Чем с ней играться, лучше мне бы помог». Кот глубоко, даже с толикой досады, вздохнул, посмотрев поверх открытого и почти пустого сундука на товарища и блондинку, которая решительно наступала. Искры так и летели во все стороны после очередного удара, но стоило кому-то из них оступиться, врезаться в ящик или мешок с зернами, как второй тут же нападал. Это была разгоряченная битва. К середине сам Драгнил слегка подустал, даже не заметив, как перестал поддаваться. Тяжело дышавшая девушка встала напротив, сжимая с такой силой эфес, что если бы не идеальная работа кузнеца, то давно бы сломала черен*. «Так не может долго продолжаться, - думала про себя Хартфилия, не сводя грозного взгляда с пирата. - Нужно что-то предпринять для победы, иначе мои шансы понизятся, а я не могу проиграть. Честь капитана морской полиции и безопасность жителей (ну и золота с порохом) стоит предо мной. Я не должна сдаваться». Рассуждать дальше не пришлось, потому как Драгнил, сделав ложный выпад, резко дернул руку вперёд, и если бы не отличные рефлексы, то Люси распрощалась бы с рукой. - О, простите, капитан, - состроив виноватый вид, проговорил Нацу, приняв прежнюю, готовую к любому движению стойку. - Кажется, у вас кровь, - и верно, несмотря на быстрые рефлексы, он смог задеть левое плечо, порезав синюю ткань, которая окрасилась по краям в алый цвет. - Вот черт, - прошипела капитан морской полиции, уже ощущая пульсирующую боль в том месте и жар от стекающей (пусть и немного) крови. - У тебя есть шанс сдаться, тогда, может быть, я тебя не трону, - предложил Драгнил спокойным голосом, от которого девушку стало воротить. Живот скрутило от нарастающей паники - она понимала, что её шансы победить были ничтожны, но чтобы вот так взять и сдаться пирату? Это последнее, что она сделала бы в подобной ситуации. По взгляду карих глаз парень понял, о чем она думала, потому лишь обреченно вздохнул. «Надо заканчивать, Хэппи один не справится, а у нас мало времени», - подумал он про себя, заметив, как тонкие пальцы Хартфилии начали неуверенно сжимать черен - это был жест того, что она готова напасть в любую секунду. И он не прогадал - капитан морской полиции с каким-то непонятным кличем ринулась вперед, подняв шпагу здоровой рукой, целясь ему куда-то в живот. Люси видела своего противника, знала, что поступала глупо и безрассудно, но уж лучше так, чем стоять и ожидать непонятно чего, а от мысли, что это смерть, выворачивало наизнанку. Но то, что произошло в считанные секунды, она вряд ли смогла описать, даже очухавшись несколько дней спустя: серые глаза как никогда полыхали стальной уверенностью, золотые серьги ярко отражали свет драгоценностей, клинок ловил ровной поверхностью лучи дневного солнца, а светло-коричневая пелена застелила ей глаза, из-за чего пришлось зажмуриться. Когда Люси, протерев тыльной стороной руки веки, смогла открыть глаза, то увидела перед собой остриё, которое было нацелено прямо ей в горло; свою шпагу она, оказалось, невольно отпустила, потому её оружие лежало около её ног; а мушкет всего лишь с одним очень ценным патроном спокойно отлеживался в свободной (левой) руке пирата. Это была безоговорочная победа. Хартфилия только сейчас поняла по рукам, что Драгнил кинул ей в лицо песок, и было совершенно всё равно, откуда парень взял его. - Эй, так не честно! - протестующе заявила Люси. - Ничего личного, блондиночка. Я же пират, - легко ответил парень, который, скорее всего, уже не раз повторял эту фразу, даже казалось, что это его второе имя. И сама девушка не понимала, что бесило её больше: проигрыш или его надменная ухмылка, которую хотелось стереть с чертового пиратского лица.
Люси не знала, сколько прошло времени, пока она, связанная крепкими веревками искусным морским узлом, сидела около ящиков: давно сбившись со счета, девушка просто наблюдала за слишком импульсивной парочкой. Кот с белоснежными крыльями всё чаще жаловался, капая на мозг словами, что «его» здесь нет, когда же Драгнил, изредка бубня под нос не совсем цензурные фразы, продолжал искать и ободрительно разговаривать со своим сотоварищем. И всё бы хорошо, да вот белый платок мешал произносить какие-либо слова кроме мычания и похожих на вой звуки, руки и лодыжки уже болели из-за тугой и ужасной верёвки, а изредка «прыгающие» на неё вещи из золотой горы чудом не попадали в голову. - Ввмтв! - грозно прошипела Люси, понимая, что никто не понял того, что она промычала, но как она могла молчать, когда уже пятая вещь с характерным звоном врезалась в древесину прямо около неё? Нацу вздохнул, кидая на неё остерегающие взгляды, которые говорили вместо слов: «Не мешай!» И Хартфилия впервые почувствовала себя провинившимся ребёнком, когда глаза цвета стали грозно обследовали её лицо. Что казалось ей странным - она не чувствовала страха за себя, скорее отвращение к смухлевавшему пирату и обиду за свой проигрыш. И всё. На другом сосредоточиться было трудно, ведь боль от истекающей (уже не так обильно, как вначале) раны на плече туманила разум. - Старший лейтенант, это последний склад! - послышался голос снаружи, и все трое, как один, оцепенели от неожиданности, только если Люси не могла ничего сказать, то пираты непроизвольно взвизгнули, привлекая тем самым внимание полицейских. - Вы это слышали, сэр Мар де Голль? Там пираты! «Мар де Голль? А он-то что тут делает?» - пронеслось в голове у Хартфилии, которая принялась за новую попытку выбраться из тугих верёвок, но всё было тщетно. - Нацу? - неуверенно, почти шепотом спросил Хэппи, округлив и без того большие глаза. Он боялся - девушка это видела, - и полагался на Драгнила, который стал обследовать глазами помещение, явно обдумывая следующие действия. И когда его взгляд остановился на ней и сверкнул неодобрительным блеском, сердце Люси ускоренно забилось внутри грудной клетки. - Так-так, блондиночка, вот нам ты и пригодилась, - подойдя к девушке, Нацу присел около неё на корточки и снял с неё платок. После странного вкуса ткани, Люси сморщилась и стала причмокивать, пытаясь избавиться от гадкого ощущения. - Что, испугался? - сплюнув прямо ему под ноги, спросила капитан морской полиции. - Если бы, - кратко ответил Драгнил, и его взгляд настолько был гипнотизирующим, что девушка невольно стала в них тонуть. Бред же, да? - А теперь кричи, зови на помощь, отдавай любой приказ, который придёт тебе в голову. - Зачем? - Люси вновь почувствовала себя обычным подростком, который совершенно не понимал простой темы по математике или обществоведению. Нацу поднял её голову за подбородок, заглядывая в глаза, и с ехидной улыбкой одними губами проговорил: «Давай», - что несомненно вывело из себя девушку. Нахмурив брови, стиснула зубы и набрала больше воздуха в лёгкие. - Всем подразделениям, окружить склад со всех имеющихся выходов и входов, в том числе окна, чтобы и мышь не проскочила незаметно, - они оба смотрели друг на друга, не смея оторваться. Общая решительность, уверенность, желание выполнить свой долг объединяли двоих капитанов совершенно разных миров. - Здесь находятся два пирата, один из которых Нацу Драгнил – капитан Fairy Tail. Готовьтесь к дальнейшему приказу, - взгляд карих глаз опустился на скривившиеся в удовлетворенной улыбке парня, а после метнулся вверх, обратно. Хэппи тем временем продолжал искать «его», хотя Люси была уверена, что эти двое лишь зря тратили время. - Старший лейтенант Мар де Голль, к вам это тоже относится.
Тот же склад. Возле помещения. Два подразделения под главой Мар де Голля.
Старший лейтенант, услышав своё имя, непроизвольно сморщился от командного тона и рукой провел по тёмным волосам - это был такой жест, когда он волновался или всё шло против его планов, или случалось то, чего он меньше всего ожидал. Половина сержантов тут же повиновалась приказам капитана морской полиции, когда другая половина, мешкая, смотрела на него и ожидала следующих указаний. - Выполняйте уже! - рявкнул недовольно Мар де Голль, скрестив руки на груди и продолжая сверлить взглядом закрытую дверь, которая отделяла его от пирата и Хартфилии. «Что-то подозрительно, - задумался он. - Что так долго может делать пират, да ещё и капитан? Они что-то ищут? Но что? И почему они не убили эту самоуверенную капитаншу?» Прошло около пяти минут, пока напряженную тишину, изредка нарушаемую перешёптыванием и разговорами жителей (которые должны были спрятаться), не нарушил треск. Это сломалась крыша склада, точнее её кто-то сломал, тем самым выйдя на свободу. На голубом небе с редко проплывающими облаками возник яркий оранжевый свет, который слепил глаза. - Приготовиться к выстрелам! - закричал старший лейтенант, когда глаза смогли привыкнуть к исходящему свету. Но никто не поднял свои мушкеты, более того, все начали неуверенно переглядываться со своими товарищами и возбужденно перешептываться. И стоило парню поднять голову, как он понял причину суматохи: пират, за спиной которого были белоснежные крылья (Хэппи), в одной руке держал огненный меч, языки пламени которого не плавили металл, а в другой саму Люси. Видимо, пират взял её как заложницу и не прогадал - никто не осмеливался не то, чтобы убить, но и просто поднять дуло навстречу. «Неплохо, - Мар де Голль сам не знал, злился ли он или даже радовался такому повороту событий. Снова пригладив волосы, которые продолжали торчать в разные стороны, он как-то безумно улыбнулся. - Но даже так тебе не ускользнуть. Тебя ждёт засада, Нацу Драгнил». - Старший лейтенант, они уходят, - еле слышно доносился до него возглас кого-то из подчиненных, который пытался перекричать шум, посеянный среди сержантов и выбежавших жителей города. - Точнее улетают, - тут же поправился белобрысый парень, уже стоя около лейтенанта. - Пускай, - безразлично ответил тот, развернувшись. - Но у них же капитан… - Черт с ней, - прошипел себе под нос. - Её смерть не будет напрасной, - бросил Мар де Голль через плечо, смерив паренька устрашающим взглядом, и ушел, не скрывая свою довольную улыбку.
Нацу, Люси и Хэппи. Где-то в воздухе над городом Магнолия.
Первая мысль, что пришла в голову Хартфилии - это было желание убить чертового капитанишку пиратской шайки за мегаглупый и ужасный план, в котором она являлась его щитом. И вправду, никто из полиции не посмел на них нацелиться из мушкет, по всем рядам пошла суматоха, непонимание и ясно ощущавшийся страх. Люси никогда не чувствовала себя такой униженной и растоптанной, как находиться с завязанным ртом и руками в стальной хватке довольного, даже наслаждавшегося этим моментом Драгнила. И когда они поднялись, благодаря летающему коту, в воздух, рассекая нижний слой атмосферы, плавно поднимаясь выше, будто плывя по морской глади, Хартфилия ощутила новое чувство. У неё захватывало дух. Ещё никогда прежде её сердце не билось в таком темпе из-за полёта, ещё никогда она не ощущала лёгкого покалывания по всему телу и приятной тяги внутри живота. Вдыхая морской запах, который в вышине чувствовался отчетливей, девушка непроизвольно забыла обо всём. И восторг, и радость, и свобода защемили с такой силой душу, что та могла и не выдержать подобного напора. Если вначале Люси пыталась освободиться из лап пирата или визжать, якобы прося её отпустить, то сейчас она смирно висела на его свободной руке (в другой хранился найденный меч-артефакт) и наблюдала. Город был прекрасен. Нет, она и раньше знала, что он красив, но капитан морской полиции всегда наблюдала его либо снизу, либо с невысоких гор. Но сейчас… она видела его, как на своей ладони, видела каждую улицу, каждый поворот, каждого прохожего, которые были похожи на маленькие фигурки, стоящие у неё в кабинете; все знакомые лица смешались в одно пятно, но это не пугало, лишь захватывало; она видела крыши домов, резиденции полиции, театров кукольных и живых, магазинов с различными продаваемыми товарами; зелёные сады, приукрашенные красными, розовыми, белыми и другими оттенками цветов и фруктов, придавали общей картине города свою, природную атмосферу. «Замечательно!» - глаза от восторга распахнулись и засветились ярким блеском счастья, улыбнуться было тяжело, но даже так она не могла сдержать приподнятые уголки губ, просто не в силах остановить восторженную мимику на лице. Хартфилия выпала из реальности настолько, что забыла о своём положении, не замечала серых, таких же блестящих глаз, устремленных прямо на неё, и совершенно не слышала капризы летящего кота, который жаловался на «какая блондинка, однако, тяжелая».
Вот же ж! - выругался парень, нарушая такую царящую идиллию. Девушка от удивления и неожиданности встрепенулась, а после повернула голову и посмотрела на пирата: от довольной улыбки и след простыл, глаза вновь застелила пелена серьёзности, а светлые брови встретились у переносицы. Хартфилия вопросительно посмотрела на него, а после проследила взгляд - они были у самого порта, где почти всю длину занимали рыбаки и торговцы с других мест; а также маленькие и большие судна, простые лодки и шлюпки. И лишь один, такой большой с тёмной древесиной и черными парусами уже отплыл на достаточное расстояние от этого места. Почему-то девушка не сомневалась, что это был его корабль. - Нацу, это разве не засада? - и верно, устроившись в две линии, множество людей в полицейской форме наставили свои мушкеты и уже без сожалений, неуверенности или страха смотрели на подлетающих двоих (и кота) людей. - Кто бы мог подумать, что капитан так быстро утратит свою ценность, - пробубнил Драгнил первую мысль, просто ляпнул то, что пришло на ум, сказал правду, и именно поэтому Люси стало плохо. Эти слова, как эхо, прокручивались в голове, не покидая сознание, а лишь сдавливая чувство собственного достоинства. Она многое не понимала, но одно знала точно: её предали. - Ну что же, Хэппи. Как думаешь, прорвёмся? - Если воспользуешься найденным артефактом, то, думаю, да, - сказал серьёзно кот, который ещё на складе готов был завыть от страха, когда их обнаружили подразделения Мар де Голля. Казалось, в воздухе Хэппи был как в своей стихии. Что произошло дальше, трудно описать парой фраз, но ещё трудней описать подробно, когда Люси, всё ещё с повязкой во рту, умудрялась визжать от резких поворотов в воздухе. Каждую секунду она думала, что стальная хватка Драгнила ослабеет, и он её отпустит прямо навстречу летящим пулям и пороху, но сам пират уже и забыл о ноше. Её жизнь, будущее и судьба сейчас находились в руках двух пиратов: один ловко лавировал по воздуху, убегая от мишеней, другой с помощью огненного меча плавил летящие куски металла. Не в силах больше смотреть на эту картину, которая окрасилась в тёмные тона и красный оттенок, затмевая тот прекрасный вид родного города, Хартфилия зажмурила глаза. Она ненавидела себя за то, что вот так отдалась в руки пирата, но девушка понимала, что другого выхода не было. Звук выстрелов и ветра в ушах не стихал даже тогда, когда она почувствовала под собой твёрдую поверхность. Упала она с весьма характерным толчком. Наверняка, синяки останутся. Драгнил, встав на четвереньки на своём корабле, тяжело дышал и пытался восстановить дыхание. Знакомое, такое родное покачивание на морской глади и приевшийся запах старых досок под собой заставили вернуть сознание и обрести покой. Он выжил. Они смогли. - Капитан, - послышался голос недалеко от него. Нацу встал, смотря на девушку с алыми волосами, и безумно улыбался. - Я, конечно, рада, что вы живы, более того, не смела в том сомневаться, но кто это? И только сейчас Драгнил вспомнил про то, что был не один. Вспомнил, как взял в заложницы капитана морской полиции, используя как щит. И вспомнил, как совершенно забыл об её существовании на самом берегу. - Вот черт! - чертыхнулся пират, встретившись с разъяренным взглядом карих глаз, грозно смотрящих на него.
Это лишь простая случайность, что была очерчена стрелками Истории.
Примечания:
Черен - рукоять на шпаге.
Портупея - ремень для оружия.
Обложка:
https://pp.vk.me/c622918/v622918144/2f18d/JOc8VyhWN7Y.jpg
Публичная бета включена
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100% Выбрать размер отступов
100% Выбрать размер шрифта
Уже с самого утра светило нещадно солнце после бурной и мокрой ночи, а пираты занимали места на верхней палубе: кто на бочке, кто возле неё, кто на запасных верёвках, а кто-то и вовсе прямо на деревянных досках в турецкой позе. Одни успели прихватить перекус, поскольку знали свою привычку жевать и грызть в момент волнения; другие же не смогли ничего есть с самого утра, когда залетел в каюту к каждому пирату синий кот с оповещением о важном собрании в полдень на палубе. Сестры Штраус неоднозначно переглядывались, не совсем понимая живое волнение, исходящее от Джерара и Эрзы, которые облокотились на мачту, но не могли спокойно сидеть. Леви читала книги в любую свободную секунду - и прямо сейчас в её руке был третий том мифов и историй какого-то сложно выговариваемого рода. Кана крутила в руках карту, но после переглядывания с Джувией она спрятала её, словно была застукана за чем-то сомнительным. В общем, каждый пират выжидал по-своему того часа, той минуты, которая наступила сразу же, когда вдали мимо проплывающий кит пустил струю воды в воздух под палящие лучи солнца, - того времени, когда Нацу Драгнил вышел из своей каюты, которая находилась выше над главной. - Смотрю, все собрались, - сказал он то ли себе, то ли свисающему с него коту, то ли Люси, которая шла за ним, как правая рука. Впрочем, эта девушка придала ему большей уверенности в тот момент, когда руки задрожали просто-напросто от навалившегося стресса из-за пережитых в одиночестве дум и самобичевания. Хартфилия легонько сжала ладонь капитана и спустилась по лестнице вниз, и спускалась она так громко, словно вокруг не было ни души. Точнее шла она как обычно, просто в стоящей тишине каждый её шаг по скрипящей доске разносился гулом по всей палубе, привлекая внимание. Последнюю ступеньку Люси решила перепрыгнуть. - Я не буду долго мучить вас, впрочем, и себя самого длинными речами, - начал наконец-таки Драгнил, взявшись руками за перила и чуть согнувшись. Он стучал пальцами по бортику, прочищал горло, словно настраивал на определенную тональность голос. Смотрел то в одну сторону, то в другую, но ничего интересного не было, ведь со всех сторон их окружало море. - Я не могу передать словами всю благодарность за то, что вы продолжаете следовать за мной в неизвестность, о которой даже я вначале не имел никакого представления. Не уверен, что заслужил такое доверие с вашей стороны, но я правда счастлив, что за несколько лет я собрал самую лучшую, крутую и сильную команду во всем мире! - было ли в планах Нацу сразу же поднимать настроение и дух своей команды или он сам не понял, как его искренняя благодарность превратила тревожную атмосферу в спокойное ожидание, но и пираты расслабились, и ему самому стало легче говорить. - Суть в том, что наше путешествие действительно опасное. Я, честно, не могу с точной уверенностью сказать, что мы все останемся живыми и невредимыми. И я об этом не раз упоминал, но раз вы всё равно продолжаете настаивать на своей помощи, то мне только остается рассказать всю правду. Очевидное волнение и в то же время предвкушение чего-то горького заставляли людей невольно поежиться. Вдруг поднявшийся сильный ветер оставил после себя холодную дрожь. В это время Гажил что-то пробубнил про глупого Нацу, конечно же, с дружеским подтекстом, но рядом сидящая Леви решила, что данный комментарий лишний и он заслуживает не внимания пиратов, а её тумака. МакГарден слабо ударила его по голове, призывая того замолкнуть. Впрочем, на комментарии канонира все равно никто бы не обратил внимания. Джувия сидела у борта на бочке. Несмотря на всеобщий интерес, она уже второй раз давила зевок: сегодняшнее ночное дежурство сильно вымотало её и Миру. Ведь им и Джерару пришлось сражаться вместе со щупальцами осьминога. Если быть точнее, это не совсем привычный и знакомый всем осьминог, поскольку у нормальных видов нет острых треугольных зубов там, где по идее должны находиться присоски. Воспоминание не самое приятное, потому что эта тварь ранила её своими небольшими, но острыми зубками, и даже травяная мазь Венди не сильно помогла избавиться от зуда и красноты. Наверное, единственным человеком, который был менее воодушевлен, но более насторожен, являлась Кана. Она знала, что Люси, которая появилась на их корабле «случайно», предстоит сделать тяжелый выбор, и этот выбор как-то связан не только с путешествием, но и самой историей Нацу. Поэтому она скорее переживала, нежели была воодушевлена, и с трепетом, неким испугом и обреченностью ожидала продолжения. Она выдохнула, улыбнулась Хартфилии, рядом с которой стояла, и посмотрела на капитана, подставив руку над глазами, чтобы спрятать те от солнца. - Но прежде чем говорить о конечном месте нашего пути, я бы хотел начать предысторию. Или даже начало истории… Да, без этого начала не было бы и продолжения, и нас на этом борту в этих водах, - Нацу закрыл глаза и выдохнул. Он не пытался подбирать слова и не думал, с чего начать, потому что свой монолог он прокручивал в голове миллионы раз и в итоге пришёл к выводу, что импровизация - в его стиле. Его образ, сама поза и выражения лица говорили о том, что Драгнил словно переживал те события, в которые он постарается перенести не только себя, но и остальных своих товарищей. Его веки разомкнулись. Серо-зеленые глаза случайно среди всей толпы встретились с подбадривающими карими, уже такими близкими и важными. Эта девушка немного бесит и временами раздражает, но благодаря ей он наконец-то вернулся в свой прежний образ капитана Fairy Tail. Каким-то образом она разрушила всю его неуверенность. Погода стояла прекрасная, снующие под водой обитатели как ощущали, что лучше не нападать и не мешать пиратам на корабле, поэтому Нацу спокойно продолжал, а точнее начинал свой рассказ. - Многие знают, что Мар де Голль когда-то был хорошим другом моего отца, - «многие», но не все, и в их числе была младшенькая Венди, которая сидела и держала в руках Шарли, и семейка Штраус, которые пусть и были частью команды, оставались больше поварами. Они, понятное дело, удивились, но времени на анализ не было: капитан продолжил. - Они были дружны настолько, что их считали братьями. Решили вместе встать на пиратский путь, который тогда только набирал популярность среди молодежи. Это сейчас развелось много мелкосортных шаек. Тогда встретить на корабле женщину - редкость. И в больших случаях они выступали в роли рабынь или товара. Это был не самый удачный момент для воспоминания первых дней Люси на корабле, ведь тогда они относились к ней точно так же: думали, продать ли её или скинуть в море на растерзание хищников. Люси нахмурилась, прекрасно помня все те нервные клетки, которые были потрачены в первые «ужасные» дни, когда она всё ещё хотела вернуться в Магнолию. Джерар и Эрза со стороны даже виновато улыбнулись, припоминая своё участие в «приговоре». - Тогда моя мать, Киу, стала одной из первых женщин, которые поднялись на борт и не были унижены пиратами. Она стала полноценным товарищем на корабле, который помогал на кухне и неплохо разбирался в некоторых лекарственных травах. - И она стала причиной разрушенной дружбы двух друзей? - спросил Грей и даже не сам понял, что озвучил вопрос из головы. Эта мысль появилась у многих пиратов. - Нет, любовь здесь не играет роль разлучницы друзей. Мой отец единственный влюбился в Киу. Он ничего не знал о её жизни до их встречи, но это не мешало ему влюбиться, - все усмехнулись в ответ на улыбку Нацу, который вроде бы отчитывал своего дурака-папашу, но относился к нему с особой заботой. - Эта часть истории не так важна, поэтому мы переходим сразу же к моему рождению. Где-то в стороне послышалась морская мелодия плавающих водных змей, которые поднимали над поверхностью головы и выпускали звуки. Поющие змеи, наверное, удивят новичков и любителей, но опытные моряки не раз сталкивались с такими безобидными существами. Их мелодия, казалось, каждый раз будто отражала настроение и чувства пиратов, поэтому в этот момент все слышали мелодии ностальгии и горькой радости. - Я родился с темной силой внутри. Откуда она, какую мощь она имела в реальности и почему именно во мне - ни отец, ни мать не знали, не знал даже опытный мастер и первый пират в мире Макаров. Здесь нужно было бы сделать остановку для Люси, которая встрепенулась от услышанного знакомого имени. Возможно, если бы Нацу не продолжил говорить, девушка вспомнила про одного паука в их каюте, которого парень назвал Макаровым и часто будил с его помощью блондинку, но капитан сейчас не был настроен шутить и останавливаться на таких мелочах. Поэтому Люси решила пока не обращать внимания на странно знакомое имя, которое вспомнить было трудно, и сосредоточиться на голосе Драгнила. Назвать паука в каюте в честь первого в мире пирата… это в стиле Нацу. - Непонятная сила, как огонь, приносила только бедствия. Это, по сути, и был огонь: температура моего тела поднималась до нереального градуса. И лучше бы до меня не дотрагиваться: будете ощущать себя в пылающем огне. Я был как живой костер, который одной рукой мог спалить книгу. Никто не знал, как это остановить, - парень обвел взглядом собравшихся пиратов. Видел на их лицах ужас и страх, удивление и даже жалость. Возможно, они пытались представить себя на месте маленького, беззащитного мальчика, который не мог себя контролировать, или на месте родителей, которые не знали, как помочь своему ребенку. В любом случае, Драгнил был благодарен, хотя жалость - это не совсем то, что он хотел бы видеть в ответ. - Со временем Игнил заметил, что боль останавливает силу. Если раньше она вспыхивала изредка, но контролировать её было невозможно, то после отцу приходилось идти на крайние меры для моей жизни. Те, кто был в лабиринте, видели небольшой кинжал, старый, ржавый, с засохшей кровью - им меня и резали. Насколько помню, это не было больно, наоборот, я лучше дышал и спал после пережитого. Сами порезы очень быстро затягивались, но некоторые так и остались светлыми шрамами. К сожалению, до недавнего момента я даже не знал из-за потерянной памяти, откуда они. Чем старше я становился, тем сильнее нужно было меня ранить, чтобы остановить пылающее тело. Нацу на пару секунд замолчал, чтобы дать своим друзьям переосмыслить сказанное и приготовиться к продолжению, а самому набрать больше воздуха в легкие. Он никогда так долго и много не говорил. - Моя мать недолго прожила. После осложненных родов она часто чувствовала себя плохо, словно моя сила каким-то образом вытащила из неё жизнь. Она умерла, когда мне было два года. Отец рассказывал, что она умерла из-за плохого здоровья, словно от неизлечимой болезни. Я совсем не помню свою маму. И не знаю, верить ли словам Игнила, что я никак не причастен к её смерти. На глазах Люси подступили слёзы, которые трудно было сдержать при хорошо развитой фантазии: она тут же представила маленького мальчика, который не мог контролировать свою силу и, возможно, случайно убил свою собственную мать. Этому настроению поддались и другие девушки: Венди хлюпала носом, а Джувия отвернулась в сторону, чтобы рукавом платья промокнуть слёзы. Но все постарались держать себя в руках, потому что эти слезы, эта жалость, это грустное лицо ничем не поможет Нацу. - Вот тогда-то сущность Мара проснулась, - продолжил тихо капитан, чуть хрипя. Наверняка и он сдерживал боль, потому что всё это время, как воспоминания вернулись, он ходил как в воду опущенный, максимально отгораживаясь не только от пиратов, но и от себя самого. От себя маленького и настоящего. - Он вдруг понял, что это не предел моей силы. Я слишком мал и попросту зря трачу то, что может помочь завоевать мир и стать его королем - да, именно такую мысль преследует Мар де Голль. С моего детства, после смерти матери, отец искал любые способы избавить меня от этой силы, а Мар - как отобрать её. Это окончательно разделило отца и Мара, которые остались по разные стороны баррикады. Теперь моя очередь стоять на месте отца. Эрза и Джерар впервые посмотрели по-другому на отца Нацу: они знали его с детства, когда тот решил приютить одиноких сирот, часто видели его дурашливую сторону или преувеличенный пафос пирата. Но только сейчас они смогли вспомнить, почему Игнил мог долго смотреть на своего сына и не обращать внимания на окружение. Сколько мыслей было тогда у него в голове… - Сейчас этой силы у меня нет, - продолжил Нацу. - Точнее, небольшая часть всё равно осталась, благодаря чему в моих руках меч отца с порта Харгеон может загораться огнём. Можно сказать, что этот меч специально создан для человека с такой силой. Это особенный меч, который Игнил попросил сделать специально для меня на будущее, когда во мне той силы уже не было. Он - последний подарок отца, - грустная улыбка появилась на лице капитана. А потом он сжал правую руку в кулак и стукнул им по бортику, что тот даже прогнулся. - Мой старик смог запечатать и скрыть силу, потому что тогда я был слишком мал. Но сейчас я достаточно вырос для того, чтобы самостоятельно решить, что делать с полученной силой и как противостоять Мар де Голлю. Эта сила находится на том самом острове, куда мы сейчас плывем. Мы не должны позволить этому алчному предателю завладеть силой. Всё, в том числе мир, зависит от событий, которые произойдут там, от сражений, в которых мы обязаны победить. Нацу сильно хмурился, будто старался не только словами, но и серьезно настроенным лицом вдохновить своих товарищей. Но прежде чем окончательно завершить свой рассказ, следовало ещё кое-что сказать своим друзьям, которых не страшит их капитан после рассказанной истории. По крайней мере, он надеялся, что эти внимательные и открытые глаза не обманывают его и действительно продолжают видеть в нем того же Нацу Драгнила, что и прежде. - Я говорил, что мог бы справиться сам и что вы имеете полное право покинуть корабль, ведь я не могу гарантировать вашу безопасность и то, что в конце все будут живы. Но на самом деле в душе я боялся остаться один, поэтому… спасибо. Капитан говорил от чистого сердца, его глаза горели в момент последнего монолога, а после он прикрыл их и стал ожидать реакции товарищей. Его опущенная голова будто намекала, что Нацу ждет приговора друзей и их комментариев. Вначале он не собирался говорить последние слова, но весь командный дух прямо выбил из него его благодарность, пусть выразить её в «спасибо» недостаточно. Да даже целой книги не хватит. - Боже, Драгнил, ты что нюни распустил? Осталось еще зареветь как девчонка, - напряженную атмосферу «разрядил» сарказм Гажила, вставшего с сидящего положения. Он ехидно улыбался. - И вправду, не похоже на Нацу говорить так откровенно, - поддержал его Грей, успевший раздеться и выйти вперёд. - По-моему, откровение - это смелый и правильный шаг. Спасибо, Нацу, что поделился! - улыбающаяся Мира поддержала своего капитана, показывая пальцами знак «отлично». - Мне и до этого не нравится Мар де Голль, но сейчас он действительно раздражает. Я сотру его в порошок для тебя, капитан! - прокричал Эльфман, причем так громко, что его сестры вынуждены были прикрыть уши и все равно это не помогло: гул какое-то время стоял в ушах. - Ты уж извини, Драгнил, но у всех нас свои счеты, так что один ты бы никак не отправился, - Фернандес стоял в такой спокойной позе, даже его голос был слишком тихий, но взгляд испугал даже Люси, знавшую о его добром сердце. Эрза без слов положила руку на его плечо и кивнула Нацу, который с легким удивлением наблюдал за каждым товарищем. Капитан действительно удивился, ведь он ожидал ото всех больше жалости, измененного отношения после прозвучавшей истории, но все, как один, смотрели на него с прошлым уважением и даже гордостью. Он правда думал, что на него хотя бы будут коситься или подозрительно смотреть. Ведь его сила может высушить тело при рукопожатии, взорвать все лекарства в лазарете и спалить их корабль в открытом море. И именно за этой силой они отправляются. На самом деле, Драгнилу немного хотелось плакать. По-настоящему поплакать, как девчонка, от осознания близости друзей. Он всегда знал и доверял каждому товарищу, он принял со временем Люси и считал её уже неотделимой частью: он видел хорошее в своих людях и старался справедливо относиться к каждому. Но иногда парень воспринимал это как само собой разумеющееся - Нацу доверял и помогал людям, а они дарили в ответ своё признание и преданность капитану, с которым становились впоследствии друзьями. Но в такой громкий, шумный момент, когда, казалось, корабль стал двигаться и прыгать под всеобщим гамом, в те самые минуты, когда он четко видел лицо каждого товарища, Драгнил по-настоящему понял, что он не один. И что прошлая боль из-за силы, которая приносила лишь несчастье как мальчику, так его родителям и окружению, больше никогда не сможет тронуть его открытое полное сердце. Он хотел заплакать. Но не хотел давать повод Джерару, Грею и Гажилу дразнить его этим моментом, поэтому он широко-широко улыбнулся своей фирменной улыбкой.
Как только Нацу зашел, точнее забежал в каюту, он глубоко выдохнул, а после даже крикнул. Не так громко, как он мог бы, но достаточно, чтобы высвободить тревогу. Хэппи вздрогнул в воздухе, ударился об шкаф, вернул равновесие и посмотрел на своего товарища. - Ты чего, Нацу? Неужели так сильно волновался? - по взгляду серо-зеленых глаз кот понял ответ на свой вопрос. - Но ты же выступал, как обычно, перед своими людьми, а не перед кем-то неизвестным. - Дело не в том, перед кем выступаешь. А в том, с чем ты выступаешь, - Драгнил взъерошил волосы и присел на рундук, который стоял возле кровати. - Ты сам знаешь, что я не мастер в красноречии. Надеюсь, я не упустил никакую важную деталь. Хэппи с отрицательными восклицаниями, уверяющими в том, что всё прошло хорошо, покружился над головой парня, а после приземлился тому прямо на колени. Он широко-широко улыбнулся, как могут улыбаться только синие коты, и показал лапкой «класс». Тут в каюту заглянула Люси. Она встала напротив и посмотрела без слов на парня. Она приготовилась увидеть его слезы, поэтому была удивлена его выражению: Нацу выглядел, как выполнивший свой долг счастливый человек. Подойдя ближе, девушка протянула руку с кружкой, в которой была простая, но охладительная и такая нужная для сухого горла вода. Нацу, в свою очередь, выпил её с жадностью и удовольствием, чувствуя на себе внимательный взгляд кота и пиратки. Поставив на пол, парень с минуту смотрел на Люси. Эта тишь в их действиях и взглядах немного напрягала Хэппи, который продолжил лежать на коленях парня. Он с неким трепетом ожидал продолжения сцены, даже прикрыл лапкой рот, чтобы случайно не сболтнуть лишнего. Неожиданно девушка потрепала розовые волосы, которые и без того выглядели не лучшим образом. Впоследствии рука перестала лихорадочно трепать пряди, замедлила ход и стала аккуратно и нежно гладить капитана Fairy Tail по голове. У Нацу от такого жеста даже глаза округлились. - Уверена, все пираты благодарны тебе за твое откровение. Мы тебя не подведем и всегда будем рядом, следуя даже в самые страшные места, - она говорила тихо, почти шепотом, под стать такой трогательной атмосфере благодарности, понимания и заботы. Нацу был шокирован - и это мягко говоря, но вместе с тем он чувствовал такой трепет, когда рука Люси снова и снова нежно гладила его по голове. Даже Хэппи не шевелился, не смеялся ехидно, называя их «парочкой», но про себя думал о бабочках в животе. Наверное, также повела бы себя его мать, если бы узнала, что Нацу сильно переживал и чувствовал свою вину перед ней. - После твоих слов все ещё больше загорелись желанием помочь тебе и остановить Мара: стали усердно вести отчет по питанию, составлять вариации выхода из различных возможных событий, проверять оружие, читать книги, подготавливать лекарственные средства… Все занимаются своими обязанностями. Ты хорошо постарался. Первые секунды капитан молчал, но после схватил руку Люси, опустил, сжал её и с широкой улыбкой сказал: - Значит, пора и нам пойти выполнять свои обязанности. - Айа! - радостно воскликнул кот, как обычно, подлетая вверх, радуясь то ли полностью вернувшемуся весёлому Нацу, то ли исчезнувшей милой атмосфере. Всё-таки это изрядно треплет нервишки, он даже старался не дышать. - Пора подкрепиться рыбкой!
Прошло несколько часов после собрания пиратов. Сейчас капитан в привычном амплуа, будучи серьезным, но пуская шутки с улыбкой, выслушал отчет Грея о предстоящих водах. В записной книжке Игнила было написано мало, однако некоторая информация всё же пригодилась и была принята к сведению. За ним выступила Леви. Она не была довольна тем, что по итогу получилось найти: если у Грея из маленькой книжки было относительно немного информации, то у неё из всех прочитанных книг почти ничего. Объем сведений никак не сопоставлялся с общим объемом прочитанных страниц. Однако в общем Нацу удовлетворили оба отчета, и он ободряюще улыбнулся МакГарден, прося не сильно беспокоиться по пустяку. - Джувия, ты уже закончила? - спросил Фулбастер у девушки, что сидела за столом капитана и вычерчивала круги на основе услышанного. Штурман доверил это важное дело своей помощнице, потому что она прекрасно ощущала карту и была досконально точна в цифрах. - Да, Грей-сама, несу, - Джувия быстро спохватилась, взяла потрепанную верную карту и, обойдя капитанский стол, направилась к остальным. Только по дороге девушка споткнулась - о собственную ногу или о неровно лежащую доску - и чуть не упала вместе с картой, если бы не скоростная реакция Грея и Нацу. Парни подхватили с двух сторону Джувию, не дав столкнуться носу с половыми досками, и аккуратно поставили на место. - С-спасибо! - Локсар была смущена не только тем, что её подхватил любимый человек, но и капитаном, который крепко поддерживал за руку и ободряюще улыбался. Неосознанно она вспомнила его рассказ и смутилась тем, что позволила думать о своем капитане с жалостью. - Без проблем, будь осторожна, ты наверняка устала после бессонной ночи, - Нацу продолжал улыбаться, но его глаза уже выглядели гораздо серьезнее и будто бы старше, как будто он заново пережил те годы боли. Когда Джувия только пришла на корабль, она хоть и уважала Драгнила, но часто удивлялась, как капитаном Fairy Tail стал весельчак и любитель сражаться. Теперь на корабле не осталось ни одного человека, который бы считал их капитана простым парнем, которому лишь бы побиться с врагом и вкусно поесть. Они действительно готовы были за него умереть. Драгнил взял с её рук карту, подошел к прямоугольному столу, где они обычно сидят и обдумывают план действий, и разложил её, аккуратно разгладив все «волны» и края. Локсар даже не сразу заметила, что рядом стоящий Грей молча взирал на неё каким-то… хмурым взглядом, недовольным, что ли. Она совсем не понимала, как выглядело со стороны то, что она не стала залипать и краснеть как обычно из-за внимания Фулбастера, а с благодарностью смотрела на Нацу. Впрочем, ревность штурмана не продлилась долго, потому что времени отвлекаться не было. - Значит, это и есть условные три круга, - Нацу, Леви, Эрза и Джерар опустили взгляд на карту. На ней прямо в воде был прорисован остров, который ни на одной карте не указан, поскольку считался выдумкой. Вокруг него четкими тонкими линиями были очерчены три разных круга. - Каждый круг - опасности нового уровня. Чем ближе к острову, тем опаснее, - Джерар провел пальцами по каждому кругу и взглянул на Леви. Та согласно кивнула. - Не только водные животные, но и сама природа может меняться, как только мы попадаем за границу нового круга. Ядовитый туман, в который мы попали в самом начала пути, может быть мелководьем по сравнению с будущими опасностями, - серьезно сказала МакГарден, прижимая к груди свою личную записную книжку, в которую девушка постаралась записать всех обитателей, все стихии и происшествии, (пусть даже взятые из легенд и сказаний) которые могут встретиться на пути. - У тебя же есть список, с кем бороться и как, - утвердительно спросила Скарлет. Она спросила, но подала вопрос таким тоном, словно у МакГарден нет другого шанса, как согласиться. - Есть, но не полный. И те преграды, кем бы или чем бы они ни были, рассредоточены по всей площади круга. С одной стороны могут быть плотоядные морские свиньи, с другой - большой и сильный водоворот. - Где мы сейчас находимся? - спросил капитан, обращаясь к пиратам за его спиной, а именно штурману и его помощнице. - Примерно здесь, - Грей указал на место, которое отделяло их от границы первого круга всего лишь три-четыре сантиметра. - Мы достигнем первую границу сегодня ночью. - В два сорок, если быть точнее, - вставила Локсар. Сказала тихо, но уверенно, и никто не сомневался, что так оно есть. Они привыкли к точности девушки до цифр времени и координат. А это означает, что осталось меньше десяти часов до первой опасности. Данная перспектива не особо радовала пиратов, но и не сказать, что пугала. Страх - это не то, что они сейчас чувствовали. Им хотелось бы дойти до острова в полном составе и с сохранившимися силами. Нацу скрестил руки на груди и внимательно смотрел на сам остров, нарисованный в примерном соотношении Джувией. Сглотнул, вспоминая чувство, когда сила брала контроль над его телом и будто сжигала изнутри органы, и закрыл глаза, выдыхая то самое чувство. Нет, он не тот мальчик, который позволил непонятно чему украсть у него счастье и мать. Теперь он - капитан Fairy Tail, он сделает всё правильно. И всё возможное, чтобы защитить свою команду. Эрза и Джерар переглянулись, взглядом показывая на задумавшегося Нацу. Они нахмурились и безмолвно пожалели, что не умеют читать мысли. Оба надеялись, что их друг не думает о себе, как жертве ради друзей и мира. Ведь они собираются разрушить этот его план. Рядом с ними сжимала свою книжку Леви, вперившись взглядом в написанные аккуратные строчки. Она жалела, что за столько времени собрала так мало книг в их библиотеку, тогда она могла бы узнать куда больше и лучше помочь. А может где-то вообще могла бы увидеть всё четко расписанное про «преграды» в каждом круге. Когда Джувия толкнула Грея и взглядом показала на сторону квартирмейстера и помощницы капитана, которые странно посматривали на ничего не замечающего Драгнила, за закрытыми дверями штаб-каюты стало шумно. Отвлеклись все, в том числе их капитан. Каждый пират взглянул на дверь, словно они могли сквозь неё что-то увидеть или на ней будет написана причина вдруг проснувшегося гама, а после все переглянулись. Как только Нацу двинулся, чтобы выйти и увидеть причину шума своими глазами, в каюту забежал Гажил. - Капитан, вам нужно это увидеть.
Примечания:
Мне кажется, в последнее время я чаще извиняюсь под главами за ваше ожидание, и не могу нарушить традицию в этот раз: простите, что так долго. опять. И спасибо за ожидание, а также рада видеть новых читателей.
На самом деле, я готовилась к этой главе долго, ведь с неё начинается череда открытий тайн и приближение сюжета к логическому (надеюсь) концу. Не скажу, сколько осталось точно, но было бы неплохо и символично, если бы 30 глава стала последней. Честно, хочу и не хочу прощаться. Хочу взяться за этот фанф, переделать его для литнета и даже продолжить историю (в моей голове продолжение есть, аха). Но и хочу закончить этот многолетний труд, поставить точку и взяться за что-то новое (детектив, например, давно планирую).
В общем, мы тут пришли не обсуждать мои планы, а непосредственно главу и фф. Надеюсь, вам понравилась глава или она хотя бы вызвала какие-то впечатления и эмоции. Поэтому напишите и расскажите, даже в двух словах, в отзыве под главой, что вы думаете/чувствуете/ожидаете. Для меня любой отзыв - счастье:3
Спасибо за то, что остаетесь и читаете!
Пролог. Вступление.
Париж.…Этот знаменитый город. Сколько веков он манил, притягивал к себе глупцов, храбрецов, романтиков, и сколько душ он успел погубить. Париж прекрасен в своей жестокости. Ещё не гремели смертоносные залпы Великой Революции, ещё острый нож гильотины не отсекал царственных голов, ещё не было тирана у власти. Но даже не смотря на это можно было отличить редкие заряды мушкета из-за угла очередной улочки.
Шла ночь с 26 на 27 августа 1648 года, это было страшное время. Королева-регентша, нынешним днём велела арестовать главу парламентской оппозиции - Брусселя, на что Париж отреагировал, разумеется, не без чьей-либо подачки, весьма возбуждённо.
Это был первый год Фронды, той самой Фронды, воспоминание о которой не раз подвергало в шок не одно поколение монарших особей Франции. Воистину страшное время. Хоть оно и не было ознаменовано кровавыми казнями и расправами, на чью-то долю всё же выпало не одно несчастье, нанесённое тем самым рядом антиправительственных смут бушевавших в стране.
Принцы крови взбунтовались против первого министра Франции, являвшегося, по тайным доносам, мужем самой королевы, жившей, кстати, с ним в одном дворце, что являлось немаловажным свидетельством сего. Король – почти что младенец, ребёнок, которому не по плечу ещё управлять государством. Хаос и массовые беспорядки творятся в стране, бесчисленные налоги взимаются со и без того обездоленного народа, что хорошо объясняет поступок, произошедший этой ночью…
Во главе с коадъютором архиепископа Парижской епархии, монсеньером де Гонди, поднимается страшное восстание... Пока верховное правительство спокойно спит в Пале-Рояле, на улицах Парижа назначаются командиры, капитаны, лейтенанты и прочие лица, поднимающие народ. Несколько тысяч готовых к бою, яростных и рвущихся парижан вышли в эту ночь на улицы столицы. Население города будто разделилось на несколько рот, отрядов, разошедшихся по разным сторонам города, не смотря на это, каждый был занят общим делом. А какое именно это «общее дело», многие попросту не понимали. Каждым отрядом руководил тот или иной человек, в имена я пожалуй вдаваться не буду, ибо читателю итак безусловно трудно запомнить и разобраться в таком количестве информации. Всего за одну ночь, вокруг Пале-Рояля, дворца, который занимала королевская семья в это время, воздвигнул более одной тысячи двухсот баррикад. Парижане оккупировали своих королей; жестоко и беспощадно боролись они за какое-то правое дело. Город осадили, но даже самые ярые фрондеры не подозревали, что своими смелыми действиями она могла нанести урон и себе…
Рене Лувьер не был дворянином, однако, даже не смотря на это, обладал благородством, которому смог бы позавидовать любой отпрыск знати. Он не до конца понимал, зачем идёт на это, зачем бьёт стёкла в окна в домах мазаринистов, зачем так яро орудует руками, воздвигая баррикады, зачем так громогласно орёт, призывая людей активнее работать. Зачем вообще идёт против высшей власти? Он не знал на это ответа.
Этот красивый, бледнолицый юноша, которому едва минуло двадцать три, является отличным примером человека того времени. Вся его суть заключается в том, что испокон веков, от войны до войны, от революции до революции, человек находится в поиске. Он ищет лучшей власти, даже если и эта хороша, ищет лучшей страны, даже если и в этой живётся неплохо. Человек всегда ищёт, искал, и будет искать, таков уж он. И ведь нельзя обвинить человека той эпохи в стабном инстинкте, ведь он, просто житель народа, просто крестьянин, горожанин, трудящийся, никогда не хотел чего-то для себя. Он срывал голоса на митингах, он ломал ноги на массовых давках, но всегда он был в надежде. В надеже на светлое будущее, в надежде на улучшения в жизни страны и народа. Это и был человек того времени. К виду подобных храбрецов можно было отнести и Рене, готового отдать голову на плахе, за народ, за веру, за правду. А ведь он даже не знал, где правда! Он просто шёл, шёл наперекор судьбе, боролся против того, против чего боролись все.
Господа, уже светает. Повыше поднимите вот эту и на заставы! Скоро проснутся они, - кричал и поторапливал Лувьер, сонных, но всё ещё полных энтузиазма парижан. – Вот эту, говорю, выше поднимите! – указал он на баррикаду, и увидев положительную реакцию побежал в противоположную сторону от постройки, к главной площади, которую уже замкнули в кольцо другими баррикадами.
Вы куда это? Сейчас же на дежурство королевская гвардия заступит, а вы как-никак наши командиром назначены. Вам нас покидать не следует, а то кто кроме вас так командовать толково будет. Нет-нет, вам уходить нельзя, мало ли, гвардия сюда пойдёт, а мы без вашего управления всю систему сломаем! - говорил уходящему Рене сутулый, маленький рабочий, активно принимавший участие при строительстве.
Успокойся, Женевель, я через четверть часа вернусь, – успокоил его Лувьер и снова побежал, не останавливаясь, к площади.
На самой площади окружавшей Пале-Рояль было тихо, что весьма удачно отвлекало внимание от непредвиденных построек, которые за одну только ночь возвело население Парижа. Все они находились на улицах, окружавших дворец, так, чтоб ни одна живая душа оттуда без ведома выйти не смогла. Вся эта система баррикад, удачно окружала дворец, но для самого Рене была крайне не на руку. Ведь занявшись командованием над своим отрядом, он совсем позабыл, что на другой стороне города находится его возлюбленная. И только сейчас он понял, что между ними стоит неразрывная стена, что она находятся по ту сторону баррикад…
Часть 1.Опала.
Лихорадочно прорываясь через толпы суетящихся парижан, спешивших занять свои места перед предстоящим утром, Рене бежала вперёд. На соседней улице находилась её любовь, её жизнь, её Рене. От возлюбленного девушку отрывала только одна улица, но с десяток больших баррикад. Но она рвалась вперёд, она была готова перепрыгнуть любое препятствие и лишь потому, что она любила, а во имя любви была готова на многое.
Какое-то странное, страшное предчувствие не давало Рене покоя. Вильруа знала, что он руководит своим отрядом, более того она знала его; знала, что он пойдёт до победного, что будет стрелять, бунтовать, знала, что он отважен, и что действовать он будет так же отважно. Знала, что он не побоится быть вздёрнутым на виселице, что не побоится скоротать свой век в каменных стенах Бастилии. Но так же девушка знала, что Рене её любит, и что возможно через несколько минут, во время первого обхода гвардии города, он может неминуемо попасть под обстрел. Возможно, именно это страшное предчувствие заставляло Рене бежать, расталкивать людей, только чтоб увидеть его, возможно, в последний раз.
Это были не те времена, когда люди могли жить мечтой, строить волшебные замки, где много счастья; нет, это были жестокие времена, когда на чудо могли надеяться лишь короли, а для простого народа на это было наложено строжайшее табу. Люди жили, надеясь лишь на себя, а выживали, скорее всего, только благодаря вере.
Возле первой же заставы Рене остановили. Не вняли её мольбам, её слезам, не пропустили, таков был приказ. «Никого никуда не пропускать», а Вильруа волей-неволей пришлось подчиниться.
Но вот народ на баррикадах успокоился, притих и занял свою боевую готовность. Королевская гвардия заступила на службу. Начался обход города, как раз тогда когда отряд во главе с капитаном гвардии наткнулись на первую баррикаду. И, наверное, почти одновременно с ними увидели подобное и другие отряды. Молниеносно послышались сообщения об этом. Гвардейцы встали в тупик, тут же отправили гонца в Лувр и Пале-Рояль, сообщить о многочисленных заставах, окруживших город. В Лувре не оказалось никого из представителей высшей власти, монаршая семья и первый министр были в Пале-Рояле, тогда когда тот был окружён целой системой баррикад и многочисленной толпой народа, уже вышедшего из-за застав. Почти мгновенно толпа взревела своим неистовым воем: «Долой Мазарини!», послышалось из уст каждого. И уже через несколько минут дворец стоял на ногах.
Обеспокоенные придворные боязливо расхаживали по коридорам Пале-Рояля, тогда как не менее обеспокоенные королева-регентша и её первый министр собрались с советом и всё-таки прорвавшимся во дворец гонцом. Посыльный подробно описал ситуацию в городе: «Больше тысячи различных баррикад окружило дворец. Ваше величество, вы окружены, вы почти что пленница собственного народа, - передавал гонец слова капитана гвардейской роты, - Парижане настроены воинственно, они требуют возвращения им Брусселя. И они не успокоятся. Уже разбиты окна в домах многих ваших приверженцев».
Тысячи парижан стояли на заставах, дежурили у дворца, не покидая и не сдаваясь ни на секунду. Не обходилось и без жертв со стороны королевской гвардии, не обходилось и без жертв со стороны народа. Гремели ядра мушкетов средь стройных возвышений Парижа. Сейчас на поле брани встречались дворяне, благородные, со своими шпагами, висящими на расшитых перевязях, и мужественные, стойкие горожане, с подручными материалами, за неимением оружия повнушительнее. И если абсолютно все, хоть и в страхе, не были лишены энтузиазма, день им казался короче обычного, то для двух Рене, смелого юноши и его верной возлюбленной, день казался вечностью. И даже манящих и тёплый августовский закат, окрасивший небеса охрой, не мог отвлечь молодых людей от грустных мыслей. Они по-прежнему оставались в безвестности, она думала, что юношу уже давно ранили, тогда, когда он думал, что его Рене, что его любовь, что она, та, прекрасней которой он не встречал, была повержена, а возможно и обесчещена во время творившихся беспорядков. Находясь в нескольких сотах шагов друг от друга они не знали ровным счётом ничего. Тем не менее, Лувьер, командуя своим отрядом парижан, оказывал большое сопротивление гвардейцам, а Вильруа, затерявшаяся в толпе, но не терявшая присутствия духа, кричала едва ли не громче всех, со всем неистовством рвалась вперёд, воинственная, готовая вести за собой чуть ли не весь свет.
Тем временем в оккупированный дворец удалось проникнуть нескольким людям из парламента. И после долгих совещаний с королевой и министром, сказано было объявить и передать капитану гвардии и его гвардейцам следующие слова:
"В связи с агрессивным поведением народа, любого, вне зависимости от сословия, пола и возраста, агитатора, распространяющего беспорядки, брать под арест. Всех помещать в Бастилию, если же мест не будет хватать, то по несколько человек в камеру. Суд над каждым будет свершён по устранению проблемы. Комендант крепости будет уведомлён. Грозиться пристрелить всякого, кто будет оказывать сопротивление".
Они надеялись, что одним таким приказом уже смогут приструнить народ. Народ же так не думал. Но тем не менее целые конвои распределились и чётким военным шагом пошли по улицам города, брав под стражу любого чересчур громкоголосого, как было сказано в приказе, вне зависимости от пола, сословия и возраста, под арест.
Едва услышав подобный приказ, те, кто стоял впереди, поспешили передать на галёрку только что услышанное, чтоб они, стоящие со своими отрядами, успели приготовиться или спрятаться от наступающих гвардейцев. Эти меры были необходимы, чтоб как можно больше сохранить людей в своих отрядах и как можно дольше продержать воздвигнутые баррикады. Рене, так активно руководящий движением, получил сообщение об опасности от товарища, и тут же дал команду своим. Отряд сориентировался быстро, наскоро укрепив баррикаду, он во главе с Лувьером отошли поодаль, спрятавшись, чтоб в случае чего незаметно напасть на конвой с гвардейцами и обезвредить тех.
А пока всё так удачно складывается у Рене и его отряда, перенесёмся к тем, кому повезло гораздо меньше.
И вправду, Рене Вильруа, так кричавшая, так яро действовавшая среди толпы парижан, совсем не знала о приближающееся опасности. Как раз во время очередной громкой реплики её настигла опала. Гвардейцы, позабыв о почтении, которое мужчина обязан выказывать женщине, схватили бедную девушку и, пользуясь её непониманием, поместили в ряду между собой. Затем, разгребая, словно лопатой, народ, понесли её и других несчастных куда-то далеко. Ни слова не проронила она в знак сопротивления, лишь только из гула уходящего конвоя донеслось пронзительное, преисполненное веры: «Я увижу тебя, мой милый Рене!»
Часть 2. Узница Бастилии.
Рене Вильруа и других взятых под арест вели к грозной крепости, одно название которой приводило всех в страх – Бастилия. О, сколько людей погибало в этих бесчувственных многовековых стенах, и не перечесть! Но у девушки не было страха, было непонятное чувство внутри, да дрожь, какая-то странная дрожь. И вот уже кавалькада вступает на территорию крепости, комендант Бастилии был уведомлён, поэтому гвардейцев с узниками пропустили беспрепятственно. Самих узников, собственно, было не особенно много, так что на каждого хватало по камере. Зря Вильруа в сильнейшем волнении отыскивала глазами Рене. Нигде не видно было такой знакомой шевелюры, нигде не было таких родных, обычно таких тёплых глаз, невидно было и ровной линии губ, такой серьёзной и с виду суровой, но такой обворожительной, при улыбке. Нигде, не смотря на отчаянные поиски девушки, не было Лувьера. Рене уже было потеряла надежду; опустила руки, и её, такую опустошённую, с потухшими глазами, провели через все ворота, завели в крепость и наравне с остальными заключённым, кричащими, вырывающимися, её, спокойную, отвели и бросили в камеру. А ведь сейчас ещё люди жалуются на жестокость к женщинам! Но тогда стражам было это простительно, им был дан приказ, а они обязаны его чтить. Тем более задержанная даже не дворянка, что уважительно относиться к ней…Несчастная Рене!
Всегда именно на долю женщины выпадали самые тяжкие переживания, всегда именно женщине приходилось больше всего страдать. Страдать за себя, за разбитую жизнь, за потерянную любовь, за свободу. Природой заложено так, что женщина, всегда стремиться к счастью, к обычному женскому счастью. Любить и быть любимой. Вроде бы так просто, но одновременно и так тяжело. Безответно любить всегда сложно, но куда сложнее любить ответно. Ибо в первом случае есть надежда, незримая, небольшая, но надежда, она даёт силы жить. А любить ответно – это гораздо и гораздо тяжелее. Когда женщина любит и любима, она обретает настоящее счастье. Но негласный закон гласит: За счастье приходится платить. Тот, кто пожал счастья в полной мере, оплачивает гораздо дороже. И быть может все жертвы, всё страдания людей возникают именно в результате великого счастья.
Сейчас Рене не жила, она чувствовала, она видела и слышала, но жить не могла. Она любила, любила его больше жизни. Они понимала, что возможно он не знает, где она и что с ней. Девушка чувствовала, что как бы не закрутила жизнь, эту карусель, она больше никогда не испытает такого счастья. Вильруа знала – испила до конца ту чашу, а теперь надо расплачиваться. Рене уже подготавливала себя, что больше никогда не увидит любимого.
Разлука – вот то слово, в страшных снах снящееся людям. Вот чего боится каждый человек. Разлука, наверное, самая страшная кара для влюблённых, особенно если она будет длиться вечность.
Рене словно в какой-то лихорадке шаталась по камере. По этой бесчувственной, серой камере, причинявшей столько боли, доводящей до отчаянья. Такая убогая комната, с маленькой кроватью и окном, загороженным решёткой. Через неё не видно звёзд, через неё не видно неба, на которое так любили смотреть оба Рене, во время прогулок по ночам, таким длинным, словно эфемерным, манящим летним ночам. Как любили они завалиться в траву, забыв про все приличия, и просто лежать, разговаривать, быть вместе. А она любила смотреть в его горящие глаза, любила слушать его красивые аристократичные речи, любила, когда он кокетливо склонял голову вправо, любила, когда он пел ей песни и нежно держал её руки в своих. Но ведь это всё было! От воспоминаний разрывалось сердце. Когда человек на свободе, он волен себе, он может бежать куда хочет, говорить что хочет. И даже если ему плохо, он может с этим справиться…А здесь? Здесь каменные стены – единственные собеседники, но с ними не поговоришь, а даже если что-то им и расскажешь, то они не помогут. Они будут лишь давить на тебя, сдерживать и забирать себе твои рассказы. Они будут хранить их, как хранят рассказы многих других узников, но никогда не помогут. Скорее доведут до полного сумасшествия. И это неизбежно, такова участь всех узников, всех влюблённых; быть погребённым в себе, быть уничтоженным в своих мыслях.
Неизвестно сколько Рене провела в этой одинокой, холодной камере. Только теперь не было в ней прежнего спокойствия. Теперь началась апатия. Эмоции, чувства душили её, оставалось ощущение недосказанности, нехватки чего-то. Рене душило теперь и та мысль, что она не договорила со своим Рене, что, словно, не до конца рассказала ему всё, что не до конца дала понять ему, что любит его. Что не уберегла, не спасла и не предотвратила такого печального исхода событий. Что обрекла его на муки, ведь он ещё наверняка не знает, что она в тюрьме. Ищет её, переживает, не находит себе места, а может, решив что она умерла, умирает сам. Вильруа ненавидела себя за это. Чувство вины и неполноценности от чего-то не оставляли в покое. Знаете, бывает с человеком такое, когда он устаёт чего-то ждать и не дожидаться, чего-то хотеть и не получать, к чему-то идти, но никогда не доходить. Это подобие психоза. Подобное было с Рене. Она швырялась по камере, рвала на себе волосы, посылала проклятия небу и просто истошно кричала.…От безысходности. Рене не могла ничего сделать, разве что молиться, но во время такой ярости хотелось слать весь мир к чертям, биться об стены, орать, кидать и воротить всё. Что она и делала. Когда же силы кончились, она, измученная, изнеможённая, рухнула прямо на каменный пол и впала в забытье.
И на какие пытки приходиться идти людям в надежде на счастье или что приходиться им испытывать, вкусив плод счастья. Наглядный пример – Рене, насильно разлучённая со своим Рене. И кажется, что самое страшное она уже пережила, но нет, самое страшное только ожидало её и его, чтоб до конца добить их, людей, испытавших когда-то счастье…
Часть 3. Гревская площадь.
Вся опустошённая, не понимая, где она находится, Рене лежала на каменном полу свой камеры. Столицу давно уже заволокла ночь, темная, непроглядная, холодная, и кажется любой отдавал предпочтение ночи предшествующей. Той ночи, когда не было ещё кровавых схваток, когда не было заточений, и когда два сердца всё ещё могли встретить друг друга. Промозглый ветер врывался в тёмную камеру, но даже это не могло заставить девушку подняться. Её мысли спутались, память потупилась, и только одно слово стучало в голове: «Рене, Рене, Рене…!»
А время всё шло, шло и словно нависало над Вильруа каким-то странным облаком. Была тишина. Только изредка доносились из других камер одинокие крики других заключённых, но они обречены были остаться без ответа. Вдруг, совершенно неожиданно, Рене вскочила с пола и после долгого отчуждения и побежала, что есть силы, к двери. Там, прижавшись к железной «стене», целиком превратившись в слух, она стояла и жадно впитывала доносившиеся издали звуки шагов. И будто что-то знакомое Рене почувствовала в них, не то привычный звук каблуков, не то родной запах. Это был он. Вот уже чётче отдавались по иссыревшим каменным стенам звуки его шагов, вот уже ясно доносились его нервный кашель и глубокие вздохи. Их разделяли только пару метров! Надежда – вот что овладевала девушкой в этот момент. «Он пришёл за мной! Да, это мой Рене, он освободит меня, освободит…» - её мысли прервал скрежет дверного замка, что заставило Вильруа отпрянуть от двери. И вот открылась дверь, за тучным комендантом ей предстал он. Такой же мужественный, стройный, с таким же глубоким взглядом, проникающим, кажется, в самую душу. Его растрепанные волосы; его белая рубашка, взмыленная потом и кровью, местами продранная острыми пиками; его почти развалившиеся ботфорты, измоченные росами - всё это делало Рене настолько прекрасным в глазах Вильруа, что какие бы то ни было плохие мысли сами оттеснялись. Так же и он, грозный уличный воин, совсем позабыл о ужасающий вестях, которые ему надо было сообщить, едва взглянул в её глаза, такие тёплые, наполненные слезами счастья. И ведь она ещё не знала, что их ждёт! Рене стояла напротив своего возлюбленного, не решаясь сделать шагу. И только сейчас её уже было совсем потухшие, потерявшие всякую надежду, глаза стали оживать. И даже грязное платье, с уже давно оборвавшимся подолом, и даже волосы, день назад уложенные в такой красивой причёске, падали на грудь одной большой, засаленной копной, больше напоминавшей паклю, не мешали видеть в ней Лувьер ту прежнюю красавицу, которую он так обожал. Неизвестно сколько они простояли, просто созерцая друг друга, а в прочем, к чему подсчёты? Влюблённые всё равно, резко, не сговариваясь, бросились к друг другу, заключая объятия и вкладывая в них всю ту нежность, теплоту и трепетность, которая переполняла каждого из них на протяжении этих суток, проведённых врознь. Рене, со всей мягкостью, на которую был способен, обнимал девушку, то и дело аккуратно поглаживая, то руки, то голову, то лицо любимой. А она просто прижалась к нему, впитывая в себя каждую частицу, каждую клеточку этого человека, которого так любила, обожала, которым так восхищалась. Сейчас он был её, и пусть в последний раз, и наплевать на приличия! Лувьер накрыл своими губами её губы, последний раз наслаждаюсь девушкой, которая так его поражала, так вдохновляла и воодушевляла, ради которой он жил. Целовал нежно и страстно, всё крепче прижимая к себе. Ему тоже было плевать на приличия, плевать на то, что комендант нетерпеливо расхаживает позади них, а что за комендантом стоит отряд стражников. Ему было плевать на всё это, ведь он знал, теперь уже точно, что больше никогда не увидит своей Рене.
Поцелуй двух Рене прервал угрюмый комендант, вконец уставший от долгого прощания влюблённых. К тому же почтенному коменданту надо было скорее закончить начатое дело.
Простите, любезные, что отвлекаю, но на прощание отводится не больше десяти минут. Вы же прощаетесь уже пятнадцать.
-Прощание? Что это значит, Рене? – испугалась Вильруа, встревоженно глядя на юношу.
Рене, да, это наша последняя встреча, - с тяжёлым вздохом начал Лувьер. - когда всё немного затихло, я прорывался через сломанные баррикады, искал вас везде, в разных домах, но знакомые мне люди сказали, что вас, моя Рене, забрали и повезли к крепости. Я побежал к Бастилии, но сюда, меня и ещё нескольких несчастных, никак не хотели пропускать, пока мы не прорвались силой. Нас тут же схватили, и уж было готовы были покидать по камерам, как мы начали кричать, бунтовать, просить. Мне повезло гораздо больше, нежели им. Я долго добивался, чтоб вас, единственную заключённую за весь тот день женщину, освободили. Меня не слушали, хотели кинуть в карцер, но ждали, приказа не было. Приехал какой-то человек, он был из парламента, от королевы, с сообщением к коменданту. Слава Всевышнему, он услышал мои крики - этот добрый человек помог мне, нам, - сбивчиво рассказывал Рене, не сводя глаз с любимой. – Он спас вас! Он на правах лица, наделённого хоть какой-то властью, помог решить этот вопрос. Согласился выпустить вас, невинно пострадавшую по моей же вине жертву, но взамен посадить меня, ярого бунтовщика, поднимавшего восстание, простив первого министра. А оно и заслуженно! Ведь как бы смог жить я на этом свете, зная, что по моей вине вы заточены в этой тюрьме. Я изначально не подумал, как бы спасти вас, но теперь…Теперь вы свободны, а я получил по заслугам.
Рене, Рене, - твердила девушка, не до конца переварившая ещё информацию, поступившую от него. – Вы не подумали, как буду жить я? Я, зная, что вы сидите тут, в этой мрачной темнице, вместо меня!
Любимая, - с грустной нежностью в голосе говорил он, - вы дороги мне больше жизни, с вами, жизнь моя, мне не страшна даже смерь, я готов лишиться головы, мне её не жалко. Главное чтобы вы всегда помнили и любили меня. Ведь с любовью такой женщины можно сделать многое. Я, Бог со мной, переживу…. Ведь и помимо меня есть здесь много несчастных, которым в разы хуже меня.
Я люблю вас, и буду любить вечно, как любил вечность до этого. Если мне суждено в этих стенах скоротать свой век, я умру с вашим именем на устах, ведь никогда, слышите, никогда, я не любил никого так, как вас! Вы для меня не просто человек, и я жизнь отдам, чтобы вам всегда было хорошо.
Но как же мне будет хорошо без вас? Как я смогу с этим жить? – твердила девушка, которой судьба уже в который раз заготовила такой удар.
Вы обязательно оправитесь, будите счастливы. Вы встретите кого-нибудь другого, и он полюбит вас, не так как я, но полюбит. Он никогда не покинет вас, всегда будет рядом, будет тем, кем не смог быть я.
Но…- только и успела воскликнуть Рене, залитая слезами отчаянья, как тут же была увлечена из камеры двумя стражниками.
-Я люблю тебя, моя милая Рене! – воскликнул юноша свою последнюю речь, в первый и последний раз обратившись к ней на «ты». Железная дверь захлопнулась.
Нет, Рене не кричала, не отбивалась от стражников, она была как-то странно спокойна.
-Что его ожидает? – с последним проблеском надежды, спросила Вильруа, очередной раз орошая уже и без того мокрую одежду горькими слезами.
Его? – будто на секунду призадумался комендант, - Гревская площадь,* - затем добавил он, с пусть и маленькой, но долей сострадания, совсем не свойственной ему.
*Гревская площадь - площадь перед городской мэрией в 4-м муниципальном округе Парижa. В то время была площадью, где совершались публичные казни. Более подробное описание можно увидеть в Википедии.
Часть 4. Рене!..
Утро было до невозможности мрачное, будто погода тоже прониклась весьма печальным настроем обоих Рене.
Первая декада сентября гораздо больше напоминала декабрь своей промозглостью, печальностью, бушевавшими вьюгами, сильнейшими ветрами. А восстания по-прежнему шли, хоть народу вернули того, кого они так давно добивались, но ни воинственного настроения народа, ни решение относительно Лувьера это не переменило. Всё шло по кругу, череда пасмурных дней так кстати переплетались с настроением Рене Вильруа, которая за это время абсолютно абсорбировалась от окружающего мира, провела всё время в хождениях по городу, по его окраинам, но самое часто место её посещений был конечно Сен-Жерменский лес, около которого располагалась Бастилия. Ни одной весточки о нём. Мысль, что его скоро не станет, убивала девушку изнутри, ломало всю волю.
Но революция была безжалостна; она не стала разбираться, кто виновен, а кто нет – она просто вынесла вердикт. Страшный, кровавый, заставляющий дрожать не только тех, на кого он распространялся, но и тех, кто просто знал и слышал о нём. Она приказала, и это привели в исполнение, не посчитавшись ни с кем.
Настало, настало это роковое для многих утро. Маленькие группы зевак неторопливо собирались на галечной земле Гревской площади. Обычно на казнях было многолюдно, но либо в этот раз персоны были настолько невелики, что даже это не побудило всех любителей кровавых зрелищ явиться, либо многие были настолько увлечены делами массовости, что решили предпочесть казнью каких-то митинговавших.… Тем не менее, люди всё же были, в лёгком возбуждении, они толпились в хаотичном порядке у эшафота, предвкушая зрелище. Рене пришла тоже. Затерялась в толпе и, покрыв голову массивным лоскутом ткани, стояла абсолютно подавленная, холодная, непроницаемая. Ни один мускул на её лице не двигался, даже глаза, казалось, моргали как-то эфемерно, все равно ни капли, не смачивая зрачки, сухие до невозможности.
Тем временем рабочие копошились, перетаскивая последние доски, расчищая путь подходившей кавалькаде заключённых. Эшафот был невелик и не особенно высок, но и это не лишало его того мрачного, ужасающего очарования, которое хоть и рушит жизни, но не перестаёт привлекать людей, пленять их своим страшным видом. На этом самом возвышении, обитом чёрным бархатом, была установленная плаха, а внушительный палач с уже остро наточенным топором стоял и ждал. И вот, наконец, стража вывела заключённых на площадку пред эшафотом, зачитали приговор и по очереди начали называть каждого заключённого, тем самым приглашая его подняться и испытать свою страшную участь. Рене вросла в землю, не двигаясь, зачарованная ужасом, наблюдала на это зрелище. А он, всё такой же стройный, в той же изорванной одежде стоял и каким-то беспристрастным взглядом смотрел вдаль, разве что его красивое лицо в этот раз было на оттенок бледнее. Видел он её или же нет, мы не знаем, но быть может именно её присутствие, их духовный контакт помогал ему держаться спокойно.
Вызвали первого приговоренного, тот, трясясь, то и дело, вскрикивая скудное: «Иисусе!» поднялся на эшафот и, покорившись своей участи, смочил деревянные доски первой кровью за этот день. За ним последовало ещё человек десять. Сделали перерыв, палачу понадобилось заточить потупившийся топор. Зрители находились в каком-то странном напряжении, одна Рене, и глазом не взглянувшая на казни других осуждённых, стояла так же неподвижно, не сводя глаз со своего Рене.
Пришла его очередь, он был последним.
К этому времени часть людей, утомлённых таким количеством произошедших смертей, разошёлся. И без того маленькая горсть зрителей испарилась. Рене, стоявшая в толпе дотоле, оказалась одна. Лишь за метры от неё крутились реденькие группы зевак. Столб, статуя, свыкшаяся со всем, что могло её ожидать – вот что собой представляла Рене Вильруа в этот момент.
Зачитали приговор, его вызвали.
Юноша тем временем, ровной, преисполненной достоинства походкой, поднялся на мокрые от крови полы эшафота. Гордо откинув голову, изящно, словно танцуя танец, он преклонил одно колено за другим и так же гордо, не сказав не слова, он склонил свою голову на плаху, готовясь к последнему удару судьбы.
Сердце учащённо забилось у девушки в груди, даже несмотря на потерю почти всякой надежды, что-то пусть и слабо, но всё ещё трепеталось в ней.
Лувьер шевельнул губами, так скрытно, словно боясь, что его услышат, но только Рене, она, поняла, то последнее произнесённое его слово. В этот же миг, не сделавшая до этого не одного движения девушка вскрикнула, так пронзительно и отчаянно, тут же поднося ладонь к раскрытому рту и до боли закусывая её, чтобы никто не услышал. Возможно именно этот громкий, пронизывающий крик, смог бы хоть на минуту оттянуть печальную кончину Рене, отвлечь палача… Но, едва только косой лучик солнца выбился из под слоя облаков, заиграв кокетливыми лучиками по окровавленному металлу топора, острый его наконечник скользнул по тонкой шее Рене. Она опоздала. В этот миг голова отважного юноши и горячо любимого человека сорвалась с плеч и покатилась к самому краю эшафота.
Как уже было сказано, Рене Лувьер не был дворянином, но это не помешало ему умереть с таким достоинством, что возможно сам Карл Первый, ощутивший на себе ту же участь спустя пол года, смог бы позавидовать выдержке, внутренней силе и той утончённости, с которой покинул этот мир простой парижанин.
Глядя на его безжизненное лицо, лежащее на том же краю эшафота, кто приходил в трепет, кто-то ужасался, и только Рене, с каким-то непонятным чувством прояснения, смотря на его приоткрытые синие губы, понимала, он сдержал слово, он, как и обещал, погиб с её именем на устах. «Рене» - было то самое лёгкое движение в его губах, давшее понять девушке, что пока он ещё жив, его уже нет. Он всегда держал обещания, сдержал и в этот раз.
Народ разошёлся, эшафот разобрали, а тела сгребли и отвезли на кладбище, для захоронения в братской могиле. И только Рене осталась стоять на проклятой Гревской площади. Лучик, выглянувший во время кончины Лувьера из под облаков, тут же скрылся. Начался сильный дождь. И даже это не заставило сдвинуться с места Вильруа, она так и не сделала ни одного движения, не пролила и слезинки.
«Чёрствая?» - может подумать читатель, нет. Просто то, что произошло в тюрьме, прощание с любимым, его последние слова, предупредило её. И как бы непроницательна она ни была, как бы ни верила девушка в чудесное спасение возлюбленного, нутром она знала, будет так, как ей сказали. Быть может это та самая невероятная возможность влюблённых – чувствовать друг друга. Несмотря на разлуку, сдерживаемую даже таким внушительным фактом как стены Бастилии, они были рядом, душами. Чувствовали друг друга. Наверное, именно это подготовило девушку к той роковой развязке, которую им двоим уготовила судьба. К этому последнему удару, Рене подготовил юноша своей честью, благородством, а главное – обещанием всегда быть рядом. И пока жил он, жила и она. А теперь, когда его больше нет, что же? Почему Рене так сухо проводила память своего возлюбленного, не пролила и одной слезинки в память этому человеку? Почему? Да потому что человек не может чувствовать, жить, плакать, когда в нём нет души. В ней убили душу, а значит, больше нет смысла жить.
Публичная бета включена
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100% Выбрать размер отступов
100% Выбрать размер шрифта
Время для Люси остановилось, а произнесенная отцом фраза продолжала крутиться и жить в её голове. Она понимала, что сказал Джудо, что значит каждое слово, но не могла осознать это. Да, она поняла, что в руках её какое-то оружие - меч, кинжал, пистолет или другой предмет - должно закончить жизнь Нацу. Но не могла полностью принять это. Повернув голову в сторону капитана, увидела на его лице вину, жалость и боль. Он смотрел будто из-подо лба, будто тихо ожидая реакции, уже готовясь к ней. - Ты знал, - Люси произнесла это утвердительно, хотя вначале это подразумевалось как вопрос. Порой, зная правду, просто хочется услышать её лично из уст другого человека. Как будто остается последняя надежда, что эта правда обернется ложью. - Догадывался, - дрожащий неуверенный голос в ответ. Нацу с опаской посмотрел на девушку и прочитал в её взгляде… ничего. Даже хорошо зная человека, трудно точно определить его состояние, особенно в такие моменты. Было непонятно, то ли она примирилась со своей так называемой судьбой, то ли не до конца осознала реальность, то ли ещё надеялась услышать о шутке. - В своём воспоминании я видел женщину, похожую на тебя. И догадался, что это твоя мать, вы слишком сильно похожи, - кривая улыбка.
Вернемся в прошлое.
Спасибо, Лейла, спасибо! - слёзно и радостно благодарил Игнил, держа в руках маленькое, слабое тельце своего семилетнего сына. В руках женщины находился меч, металл которого ласкало черно-алое пламя, будто собиралось выйти наружу, но было приковано к оружию. Вскоре это черно-алое пламя, пару раз разгораясь сильнее с шипящим звуком, погасло, а сам меч стал темно-черного цвета, самого темного оттенка черного, который вообще есть в мире. - Я рада была помочь, правда, - женщина слабо улыбнулась. Она и до этого чувствовала, что что ей осталось не так много: дай бог хотя бы ещё один год прожить с любимыми дочерью и мужем. Но используя внутренние силы, она истратила отведенное время и сократила его. Об этом она, конечно же, ни Игнилу, ни Джудо рассказывать не собиралась, ведь не жалела о своем решении так же, как не хотела оставлять вину в сердцах мужчин. Хартфилия посмотрела на Нацу, и её сердце защемило от боли. Прошлое, их неправильные решения, их глупая наивность и любопытство разрушили столько жизней. Киу уже нет рядом, и ей самой осталось мало. Но с их уходом это Проклятие, эта черная сила не исчезнет. Она будет видеть своё будущее в их детях. Женщина не раз представляла, что было бы, если бы их корабль не попал в эти странные воды, если бы они развернулись на препятствиях и не продолжили путь, гонимые тщеславием и гордыней. «А что, если…» крутилось в голове каждую ночь, потому что эта сила, Проклятье, никогда не давала о себе забыть. И сейчас она наказывает их детей. - Но ты и сам понимаешь, силу нельзя оставлять навсегда в этом мече. Если кто-то узнает о ней и заберет себе, то этому миру не выжить, - Лейла говорила спокойно и благородно, как настоящая леди, несмотря на потрепанный вид, синяки под глазами после спасения мальчика и грязи на роскошном подоле, поскольку они сидели прямо на песке и траве. - Ты должен будешь… вернуть её ему, - нежная тонкая рука дотронулась до белой щеки мальчика. - Я должен буду вернуть эту силу Нацу? Уж лучше мир рухнет, чем… - Игнил, - тон женщины повысился настолько, что удрученный судьбой сына отец встрепенулся и послушно взглянул на Хартфилию. - Я прекрасно тебя понимаю. Я тоже смотрю на Люси и боюсь, что после моей смерти проклятье переключится на неё. Но Нацу - сильный мальчик. Он - сын Киу. Он и твой сын. Уверена, когда придет время, Нацу Драгнил сделает правильный выбор. Мне кажется, он сможет не только принять это Проклятье, но и понять его, разгадать то, что не смогли мы, и развеять его, освободив мир от страшной участи. - Но… как вернуть силу? Это же подвластно только тебе и твоим предкам, - Игнил не выглядел как мужчина и капитан пиратской команды. Сейчас он был уязвленным бедным парнем, который боялся всего вокруг. Боялся не за себя, а за своего сына. И причем усталость прямо накрывала его волной: опущенные уголки губ и глаз, проявляющиеся не по возрасту и времени морщины, дряхлость тела, потрепанный вид. При слове «твоим предкам» женщина поморщилась. Понимая, что некоторые вещи она могла совершать благодаря своей крови, крови женщин-заклинательниц, тех, кто (по верованиям и легендам) был в особой связи со звездами и далекой силой, Лейла не раз задумывалась, словно их появление на проклятом острове не было случайностью. Словно кто-то свыше хотел завлечь именно потомка Хартфилиев. Когда её пальцы взъерошили розовые лохматые волосы мальчика, женщина подумала, что он и есть причина всего происходящего, что для него и созданы были условия, чтобы и Киу, и она попали на остров, выжили и ощутили на себе Черную силу. Были ли они просто поводом, просто пешкой для настоящих короля и королевы? - Думаю, не только мне подвластно контролировать часть силы, - взгляд карих глаз переместился на тонкую руку мальчика, где красовался и блестел в лучах розовый небольшой браслет. Печально знакомый. - Его надежда прямо сейчас счастливо растёт на моих глазах. И когда наступит время, когда судьба решит, что Нацу достиг того уровня умений и знаний, чтобы оценить силу проклятья, тогда моя Люси появится в его жизни.
Настоящее время.
Какой нормальный человек стал бы заниматься какими-то делами, когда в сию минуту в штаб-каюте разворачивается ураган (или слабый ветер, пираты точно не могли определить, но предчувствовали плохое)? Конечно, только Леви продолжала читать книги, словно отстраненная от всей толпы пиратов, даже Эрза с Джераром не скрывали интерес и плохое предчувствие. Сколько болтали их товарищи с «гостями»? Несколько минут? Час? Пару часов? С учетом того, что солнце не сильно сдвинулось с места над их головами, видимо, не особо долго они простояли, хотя чувствовалось, будто прошла неделя. Вот вышел первый Нацу, за ним - отец их пиратки, так похожий на Люси светлыми волосами, губами и даже носом, а за ним сама Люси, которую не то подбадривала, не то удерживала от чего-то Водолей, похлопывая по спине. Последним вылетел Хэппи, за котором уже никто не наблюдал (кроме кошаков), но он идеально передавал всем своим телом состояние после произошедшего разговора: опустошенность, опущенная голова, вялые крылья, нуль реакции на зов товарищей. Подозвав синего кота, Эрза первая задала вопрос: - Что там произошло? Но ответ так и не был озвучен. Казалось, Хэппи пребывал в каком-то своем мире, не мог толком сформулировать мысль - лишь открывал кошачью пасть, но быстро закрывал. Со стороны было странно смотреть за тем, как прощались «гости» с их капитаном и девушкой. В одну секунду казалось, что мужчина порывом бросится к дочери в объятья, в другую - что его не волнует её существование. Это непонимание озадачило пиратов, но решиться подойти или пискнуть в этот момент было невозможно, словно они просто зрители. Только когда корабль с неожиданными гостями отплыл вдаль, почти скрывшись в горизонте вместе с высокими чистыми парусами, пираты неуверенно шагнули вперёд к двоим товарищам, следующий шаг их стал более твердым, а в конце они и вовсе подбежали с расспросами. Кана и Леви подступили к Люси, Джерар и Грей ближе к капитану, остальные решили отойти на шаг дальше - не давить же, когда вокруг столько места. Хартфилия что-то слабо пролепетала, совсем невесомое движение рукой - и девушка вышла из толпы, направляясь в свою каюту. У неё даже не было сил лишний раз улыбнуться, потому что улыбаться в её случае было бы глупым. - Нацу, - начал Грей, но остановился при виде покачавшего головой капитана. - Не спрашивайте ничего. Не думаю, что смогу объяснить. Это… очень семейное. Этот старик оказался не таким подлецом, как мы думали при первой встрече, - он кашлянул, настроил голос, вытянул на лице широкую улыбку и хлопнул в ладоши. - Так! Ну-ка за работу! Вернув прошлую атмосферу подготовки и азарта, капитан призвал остальных разойтись по своим делам, продолжить готовиться к будущим битвам и не забивать головы ненужной информацией. Разошлись все, кроме Эрзы с Джераром и Хэппи, который медленно опустился на плечо хозяина. - Ты скрываешь что-то важное, - стальной голос Эрзы прозвучал как утверждение, в котором заложен вопрос. Она была почти уверена в положительном ответе, но всё ещё надеялась услышать правду от друга. - О чем ты? Я же говорю, это семейное и личное, нечего волноваться! - Вряд ли бы тебя позвали послушать семейные разговоры за чашкой чая, - Джерар изогнул бровь, сразу бросив в лицо доказательство. Драгнил не ответил, а просто помотал головой, прося не забивать мысли ерундой. За что он любил своих старых друзей из прошлого: Фернандес и Скарлет никогда не давили, даже если понимали, что он что-то недоговаривает или молчит. Не потому, что их не интересовало или было всё равно на его боль, они просто верили, что рано или поздно Драгнил всё расскажет. После того, как все разошлись и в каюте остались стоять Нацу с сидящем котом на его плече, парень погладил того по голове, спокойно слушая всхлипы Хэппи, и посмотрел на горизонт, где последние секунды виднелась точка-корабль семьи Хартфилиев.
В дверь лазарета постучались. На приглашение Венди в проеме показалась светлая голова подстриженных волос и ясные голубые глаза. Шарли и Венди отложили листья, баночки и ступы в сторону, удивившись неожиданному приходу младшей Штраус. - Я подумала, может… я бы помогла вам? На кухне Мира и Эльфи могут справиться и без меня, а твоя работа очень важна для нашего путешествия. Юная Марвел весело улыбнулась на застенчивый вид Лисанны и пригласила сесть напротив себя, а Шарли промолчала, скрыв ухмылку, в которой был скрыт ответ на настоящую причину прихода этой пиратки. - Все основные лекарства первой помощи уже заготовлены даже с большим запасом. Сейчас мы в тайне занимаемся разработкой новых препаратов, новых лекарств с помощью волшебных растений, которые откопали на одном острове. Уверена, именно для этого на нашем пути и встретился сундук: лекарства могут сыграть не последнюю роль. Поможешь? Лис сидела с удивленным лицом, потому что не ожидала таких серьезных мыслей и решений от этой девушки. Она не просто делала травяные настои и болеутоляющие таблетки, но и продумала все наперед. «Так на неё повлияло неизвестное и страшное будущее, или она всегда была столь решительна и бесстрашна?» - подумала Штраус, переводя взгляд с красивых карих глаз на кошку, верную помощницу их лекаря. Шарли её пугала с самого начала именно из-за пронзительного взгляда, которым она просчитывала сейчас кока. Не мудрено, что она уже всё поняла. - Конечно, я буду рада помочь, - Лисанна придала своему голосу больше ноток энтузиазма, но подумала, не сфальшивила ли? Она вообще долго не решалась идти сюда, да и сейчас толком не знала, почему выбрала именно Марвел. Она не могла промолвить и слова своей сестре, хотела поговорить с Каной, но та закрылась у себя, хотела найти Джувию или Леви, но те были слишком заняты, а Люси исчезла за дверью каюты. Не то чтобы Лисанна недооценивала Венди, но до прихода в лазарет она все же думала насчет юного возраста их лекаря. Сейчас же она почувствовала прилив сил. Марвел всё разъяснила о том, как выдавливать сок из желтых листьев с красными жилками и как не растерять драгоценные граммы этого сока, которые под морскими волнами могут стекать на пол и одежду. Какое-то время работа шла гладко, быстрее обычного темпа, когда была только одна пара рук и две кошачьи лапки. Лисанна позабыла о причинах своего беспокойства и растворилась в занятии, понимая, насколько важно каждое движение её руки. И тут ещё медовый, детский, но сильный голос Венди вывел из ступора: - Ты боишься? Рука Лисанны замерла. Голубые и без того большие глаза увеличились. Девушка так и не решила посмотреть в сторону подруги, но и врать не имело смысла - они всё знали. Марвел лишь кажется маленькой и наивной девочкой, но её проницательный взгляд может довести до дрожи, ведь в этом теле заточены целые энциклопедические знания и многолетний труд нелегкого прошлого, когда она жила со знахаркой. - А ты нет? Желтый сок капнул на подол голубой юбки Лисанны, но та даже не заметила этого, хотя Мира, конечно же, отругает сестру за очередную небрежность, но сейчас это не кажется чем-то важным. - Немного. И Шарли боится. И остальные пираты. И даже Нацу… - Венди вспомнила, в каком состоянии и нерешительности он пришел в тот день, когда открыл для себя прошлое, но она не стала об этом распространяться. У каждого в душе есть то, что трудно рассказать другим: иногда нужно сохранить в себе хотя бы что-то от ушей и глаз других. - Тогда почему все остальные ведут себя так естественно и готовы идти на смерть? Я… - девушка сглотнула комок, руки уже дрожали настолько, что деревянная толстая палка выпала из рук, оставив очень большой след на белой части голубого платья. Ей и правда казалось, что никто не заботится о будущем, ей казалось, что и она сама отважная и героическая девушка, но уже третью ночь просыпается от кошмара, которого не помнит, и страх прочно засел внутри: хотела бы скинуть, да нереально. - Потому что есть куда более важные вещи, чем страх, - тихо произнесла Шарли, поднимая упавшую палку, убирая желтые листья и тарелочку в сторону. - Потому что убежав, ты останешься в сохранности, но никогда не простишь этого. Может, потому что бежать некуда, ведь здесь наше место? Потому что даже капитан не может спать из-за кучи мыслей (и страха в том числе), но он понимает, что убегать - не выход? Или потому что мы пираты? - Думаю, у каждого своя причина остаться, - улыбнулась Венди, взяв Лисанну за руку и заглядывая в глаза. - Бояться нормально, но не позволяй страху уничтожить тебя. Какие бы ни были условия, Нацу Драгнил, наш капитан, человек, который собрал в одну команду, - главная причина, по которой и ты тоже здесь, не так ли? Когда Лисанна ничего не ответила, а только смотрела на свои руки потерянным взглядом, девочка посмотрела на кошку с молчаливой мольбой помочь в сложившейся ситуации. Несмотря на то, что Шарли многое понимала, видела и знала раньше остальных пиратов благодаря своему чутью и какому-то шестому чувству, кошка часто стояла в сторонке и молча наблюдала за происходящим. И не то чтобы она не ощущала близость с пиратами… скорее не хотела мешать тому, что должно произойти своим ходом, ведь судьбу не изменишь. Кошка хмыкнула. Про себя. Посмотрела на свою хозяйку, доверчивую девочку, которая с самого раннего возраста жила только цветами, лекарствами и ранами, и сдалась внутренней себе. - От страха не так легко избавиться, ведь подсознание куда сильнее наших намерений и желаний, - начала Шарли, сев на плечо лекаря, в то время как Лисанна всё также не поднимала глаз. - Но не зря же говорят, что страху нужно смотреть в лицо? - в форме вопроса высказать утверждение - важная черта в манипулировании или уговорах, на что повелась младшая Штраус, поднимая голову в интересе. - Все мы боимся, но каждый пират имеет свой предмет страха. Понять его причину - твоя основная задача. Так ты сможешь использовать страх во благо самой себе, направляя и подталкивая себя к действиям, а не самобичеванию. Так страх станет причиной для борьбы и самореализации, отправной точкой для всех действий и чувств. Куда хуже было бы, если бы ты не боялась. Страх делает нас живыми и сильными. После небольшой речи кошка взлетела и направилась к стеллажам с баночками, чтобы продолжить свою работу - как бы то ни было, они скоро пересекут границу первого круга, что означает приближение врагов и опасностей. Венди тоже решила, что хватит на сегодня нравоучений, которые она сама не особо любит, и отодвинулась на скамью с другой стороны стола, продолжая проверять новые смешения. Всё, что хотелось бы сказать, уже было произнесено, остальное уже не за ними. Прошло немного времени, пока блондинка о чём-то усердно думала с закрытыми глазами, напряженно сдвинутыми бровями в неудобной позе, после чего резко встала и ударила себя по щекам. - Ты права. Вы полностью правы, спасибо! И с небывалым рвением она шумно присела, взяла палку и еще два листика уже другого цвета, сине-зелёные. Если Марвел и хотела спросить, к чему пришла в итоге Штраус, то решила оставить это лично ей самой. Главное, что Лисанна поняла их, приняла как есть и решилась. По её счастливому лицу и не скажешь, что она еще полчаса назад трусливо посматривала на дверь в лазарет. Девушка неловко засмеялась, понимая, о чем ей стоит сейчас волноваться в первую очередь: - Кажется, мне влетит сначала от Миры, а потом и от Эрзы за испорченное платье.
Вечером одна половина пиратов собралась за дубовым потертым столом, на котором уже расположилась горячая еда, старательно приготовленная Мирой и Эльфманом (Лисанна оставалась все время у Венди). Все настолько сильно были поглощены своей работой, что налетели на еду как изголодавшиеся дети, словно не ели они уже несколько дней. Но ели все не ужасно, брезгливо (не считая Гажила), а с таким приятным аппетитом, что даже у наевшегося до отвала человека проснется голод. Оно и понятно - еда вкуснее после тяжелой кропотливой работы. На это всё и Нацу, и Штраусы смотрели с материнской улыбкой, переглядывались без слов и смеялись. - А где Люси? - вопрос был задан с конца, но все, не поднимая головы, поняли, что промямлила Леви. - Она же с тобой в библиотеке штурмует книжки. Если ты не знаешь, нам откуда знать, - ответил Гажил с полным и набитым ртом, выплевывая салаты и картошку на стол и на саму девушку. За этим последовал подзатыльник. На удивление, такой сильный, что нос парня оказался в тарелке (ни Гажил, ни его верный Лили не могли понять, откуда у неё столько сил в одном ударе крохотного кулачка). Вопрос был адресован Нацу, но он не ответил, лишь нахмурился. И если капитан надеялся, что никто не заподозрит ничего странного в их поведении после приезда Джудо и Водолея, то он заблуждался. Грей всё время пытался вывести его умелыми изворотливыми способами на правду, но наивный временами Драгнил не поддался. Вот Джерар и Эрза отстали, зато штурман и его напарница пытались прямым и косвенным текстом вывести на разговор - они волновались, было очевидно. Потому что и сам Драгнил выглядел немного взволнованным. Неожиданно в каюту зашла Люси. Слабая улыбка выглядывала на её губах всё то время, пока она дошла до стола, своего стула, куда села прямо рядом с капитаном. Без разговоров, лишних фраз или комментариев принялась есть вкусную еду, удивив и парня рядом, и остальных. Никто ничего не говорил, исподтишка наблюдал, но вопросы, разные догадки и мысли витали в воздухе слишком ощутимым ветром, который Хартфилия будто бы не замечала. Да и ела она не так смачно и желанно, как было у остальных пиратов, словно она просто закидывала в себя овощи и злаки без особого наслаждения. - У меня что-то на лице? - наконец спросила она у подошедшей к столу Миры, которая с подноса доставила тарелки на том месте, где сидел недавно Грей. Быстро поев и поблагодарив коков, штурман выбежал из стола на своё рабочее место, явно волнуясь за Джувию, которая с утра так ничего не ела. Это заставляло улыбнуться. - Только красота, - широкая ангельская улыбка и приторный голосок девушки заставил бы каждого смутиться от такого неожиданно комплимента. Хартфилия же на это хмыкнула, но не могла подыграть довольной улыбкой и игривым подмигиванием, словно не замечая, как Нацу наблюдал за каждой сменой её эмоций, за каждой чертой. - Если вас так беспокоит неожиданный приход моего отца, то… не стоит волноваться. Просто он рассказал немного о моей матери, которая, к слову, в далеком прошлом тоже была пиратка. Не поверите, но она была связана с родителями Нацу. Так сказать, узнали, вспомнили, погрустили. Не более, - Люси многозначительно посмотрела на рядом сидящего парня. Он пару раз моргнул на её быстрые хитрые движения головой и поднимающиеся брови, которые означали: «Подыграй». На его лице читалось слишком очевидное удивление, потому что в какой-то мере ожидал, что Люси всё расскажет: и о Проклятии, и о своей миссии. Но нет, девушка лишь обобщила, при этом сказав только правду - это же нужно так умело владеть словом, чтобы честно ответить вопрос, не договорив! Когда же девушка ущипнула парня под столом, продолжая фальшиво натягивать улыбку и глазами намекать на его реакцию, Драгнил будто очнулся и одобрительно кивнул. - Верно! Мы с Хэппи ещё удивились, как тесно, оказывается, мы связаны. Все, кто был в обеденной каюте, протянули звучное «аа», не то расстроившись, не то выдохнув с облегчением. С улыбками и пониманием после каких-то обрывочных фраз, которые ни Драгнил, ни Хартфилия, ни притихший Хэппи не слышали, товарищи продолжили ужинать, доедая то, что осталось на их тарелках, запивая ромом, принесенным Каной. В то же время стали обсуждать важные вопросы: сколько патронов раздавать каждому пирату, какие лекарства следует держать при себе, каких монстров они могут реально встретить или с какими природными стихиями им еще предстоит столкнуться. Люси посмотрела на Кану, которая всё время не отрывала от неё взгляда. Та продолжила вглядываться, будто бы хотела что-то понять, узнать или подтвердить. Хартфилия не поняла, к чему в итоге пришла Альберона, когда она покачала отрицательно головой и продолжила есть.
Люси специально не разговаривала с капитаном всё время после отъезда её отца, лишь один раз обернулась к нему за ужином. Не смотрела в его сторону, не слушала просьбы, игнорировала и отводила взгляд. Поговорить наедине было невозможно: все время изворачивалась и убегала. В общем, вела себя по-детски. Нацу это понимал, чувствуя и злость, и вину. И сама Люси это понимала. Понимала, да вот собраться с мыслями не могла. Кажется, увидит его и внутри всё разорвется. Она осознала, почему Нацу, после пробуждения и раскрытия тайн прошлого, первое время ходил как в воду опущенный и не мог сосредоточиться. Мысли находились далеко от «сегодня»: они блуждали между временем и не могли остановить свой ход. Поздно вечером, когда уже каждый пират поел и семейка Штраус готовила запасы на перекус для ночных дежурных, капитан попросил Хэппи задержать свою напарницу в одной дальней каюте-архиве, а потом оставить их наедине. Кот не стал расспрашивать о причинах, даже не пошутил про уединение и «сладкую парочку», поскольку он присутствовал на встрече с Джудо и всё слышал, понимая и поддерживая состояние Люси. Он подумал, пусть и не произнес вслух: «Уже ничего не будет как прежде». В тот момент, когда Хартфилия по поручению синего кота расставила три папки точно в архив, который состоял из бедных двух стеллажей, даже не полностью заполненных, показался Нацу. Он аккуратно закрыл за собой дверь на замок, чтобы никто случайно не зашел и не услышал то, что слышать был не должен. Девушка от удивления выпустила папку, сдержав вырывающийся крик. Он зашел так тихо, что даже дверь не скрипнула, поэтому испугалась, когда при повороте обнаружила ещё одного человека в небольшом помещении. - Нам нужно поговорить. Страшная фраза, которая обычно не предвещает ничего хорошего. Хочется сразу отказаться от разговора и уйти, но стоишь и накручиваешь себя, думаешь, где провинился, что случилось, что он собирается сказать. Но не в данном случае. Девушка прекрасно понимала тему разговора и предполагала, что он скажет, именно поэтому не хотела слушать. Ни оправданий, ни сожалений, ни упреков. Поэтому она, даже не поднимая папки, стиснула кулаки и пошла к выходу, мимо парня. Наивно было полагать, что он её пропустит, не так ли? Нацу схватил девушку за руку, остановил её перед тем, как она открыла бы дверь, развернул и прижал в стене. От неожиданных резких движений Люси закрыла глаза, боясь потерять равновесие и упасть, а когда открыла, перед ней стояло спокойное, но уверенное лицо Нацу. Именно то, которое её поразило в первые дни появления на корабле, когда в её душе была ненависть к нему, а в глазах - образ тупого и бездушного капитанишки, который рад махаться мечом направо и налево. И именно в эту секунду, когда её спина встретилась с твердой деревянной стеной, её кисть не отпускала горячая рука, а дыхание прихватило от близости, именно сейчас в голове промелькнула мысль: «Как давно это было. Моё появление, моя ненависть, мои ложные мысли». - Нет, ты меня выслушаешь, - всё так же спокойно сказал Нацу, хотя внутри у него закипало. От разных эмоций. И чувств. - Я понимаю, что тебе нелегко, но игнорировать меня и твоё будущее - неправильно. Ты уже ничего не изменишь. Хочешь этого или нет, ты должна будешь… - голос снизился до полушепота, - убить. Карие глаза расширились. Сердце бешено стало стучать из-за разных обстоятельств: и страха от слов капитана, и ненависти к своей судьбе, и обиде на маму и отца, и… любовь. Перехватило дыхание, комок в горле, подступающие слёзы - всё как всегда, такое же удушающее состояние, когда две стороны давят на тебя одну. - Ты… понимаешь, что говоришь? Просто принять? Смириться? Ты, наверное, думал рассказать мне уже на острове, перед своей смертью. Поставить перед фактом. Вручить мне кинжал, нож, ещё какую-нибудь чертову вещь и попросить тебя убить. Так ты хотел? - Нет, - растерянно моргнул парень. - Я, если честно, и сам не знаю, когда бы смог рассказать… - Как?.. - крикнула девушка, оборвав парня, застав врасплох. - Как ты можешь так спокойно говорить мне такое? Как ты можешь просить убить тебя? Если тебе всё равно, то как ты мог не подумать обо мне? Что я буду чувствовать, когда должна испачкать руки в крови любимого?! Драгнил отстранился. Он опешил от прямого признания, хотя еще несколько дней назад они оба поняли чувства друг друга (однако одно - понять, другое - услышать от предмета своей любви), он вздрогнул от слёз девушки и почувствовал, как удар её кулака в порыве эмоций по его груди остановило сердце, схватило в плен и сжало до боли. Не физической. Эмоциональной. Когда первая слеза, уже давно стоявшая в глазах, скатилась по щеке, девушка ударила во второй раз. Потом ещё раз, сильнее, уже двумя кулаками, целясь прямо в твердую грудь капитана, когда эти слёзы невозможно было сдержать. Чаша терпения окончания треснула. Она весь день сдерживалась и надеялась принять это самостоятельно, хотела выговориться и обсудить правду с Леви, Каной или Эрзой, но не могла им ничего рассказать. И не хотела. Ведь это - их секрет. Это их общая боль, на почве любви и признательности. О которой знают только они и их верный Хэппи. Хрупкие голые плечи из-под ткани платья подрагивали, призывая к себе объятья мужских рук. Нацу притянул Люси и обнял, крепко-крепко настолько, насколько в этой крепости можно было выразить нежность. И Хартфилия разве могла сопротивляться, если именно этого ждала с той самой минуты, когда услышала про свою «миссию»? - Я уверен, всё будет хорошо, - он осторожно погладил по светлым волосам. - Если твоя мама убила меня, чтобы забрать силу, но я остался жив, разве в этот раз не произойдет так же? Думаю, мне нужно умереть, чтобы сила снова слилась со мной. Но я не умру навсегда. Люси подняла голову и посмотрела в его глаза. Она ничего не сказала, потому что не могла, банально не складывались буквы в слова: они будто рассыпались где-то на языке и исчезли. - Обещаю. И трепетный поцелуй в лоб. Из-за которого у девушки захватило дыхание. Она не могла не улыбнуться, наконец-то почувствовав спокойствие и веру. Сдержит ли Нацу Драгнил это обещание?
Несмотря на очень активный и продуктивный день, полный на события, действия и эмоции, несмотря на тяжести и предметы, которые приходилось перебирать в поисках и выборе оружия, несмотря на распланированное дежурство, - ночью никто не спал. Кто остался на верхней палубе возле Грея, который управлял штурвалом, кто-то сидел вместе с Нацу в штаб-каюте. И все были в ожидании заветного времени, когда они пересекут границу и войдут в первый «круг». В кабинете стояла тишина, несмотря на немалое присутствие пиратов. Капитал восседал в начале стола, рядом с ним на столешнице сидел верный кот, грустно посматривающий на своего хозяина. Рядом с одной стороны - уверенная Эрза, невозмутимо спокойная, хотя внутри вся сжатая в трезвоне, с другой - Джерар, вперившийся взглядом в карту и начерченные примерные круги, словно так он пытался разглядеть их корабль в нарисованных водах и проверить маршрут. Тут же были и Гажил с Леви: последняя продолжала что-то писать и вычитывать из книг, которыми были забит стол. Стола уже и видно почти не было: карты, листы, блокноты, чернила, стопки книг, - пираты действительно тщательно готовились. И всё ещё готовятся. Напротив МакГарден сидела Кана, в её руках - полупустая бутыль и карта, масть и цифру которой никто не мог разглядеть, в её глазах - скука. Кто посмотрит на неё, предположит, что она уже знает, что произойдёт, но это не так. Она лишь чувствовала, хотя была без понятия, как повернется их судьба. Стоит ли снова гадать? Не навлечет ли это ещё больше бед? Вмешается ли в судьбу или просто подсмотрит? - Я бы хотел кое-что спросить, - резкий низкий бас Гажила прошелся по каждому пирату как маленький гром, который вывел всех из собственных мыслей. Нацу согласно кивнул, видя, что обращаться собирались к нему. Он сжал зубы от быстрого тока тревожности, но тут же расслабился, ведь перед ним его верные товарищи. - Что будет потом? В смысле, когда эта непонятная сила будет у тебя, что дальше? Вопрос был очень интересный как для остальных пиратов, так и для самого Нацу. Вряд ли кто-то успел серьёзно подумать о последствиях, о том, что будет после завершения путешествия. Все думали лишь о ближайшем будущем, о том, как защитить себя и остальных, и… не умереть. - Не знаю, - честно признался капитан. Он прикрыл глаза в размышлениях и поисках ответа, но всё было непредсказуемо. - У меня такое чувство, будто на возвращении силы наше приключение не закончится. Как будто нас может ждать что-то ещё, как будто эта сила повлияет на нашу спокойную беззаботную жизнь пиратов. Что делать с Мар де Голлем? Изменится ли Нацу после принятия силы? Что им делать с этой силой, просто хранить? Повлияет ли она на их команду, на их стремление жить весело и хорошо? Многие вопросы крутились в голове Драгнила, когда Гажил неожиданно для себя и остальных задал разумный вопрос. Даже Леви посмотрела новым взглядом на Редфокса, словно впервые открыла его с другой стороны. - Но мне понравилось, что ты даже не сомневался, что сила достанется нам, - Драгнил подмигнул своего товарищу, погладил по голове кота, который улыбнулся, натянуто и с тревогой, но в то же время искренне, и встретил такую же улыбку на лицах пиратов. - Кажется, ты абсолютно уверен в нашей победе. - Будто что-то пойдёт по-другому! Мы же Fairy tail! - боцман сильно ударил по столешнице своей большой рукой, оставив небольшую яму в виде своей ладони (хорошо, что не сломал вообще). Рядом сидящая Леви так испугалась, что подпрыгнула на стуле и почувствовала, как ускорилось сердцебиение. А потом ударила парня по затылку. - Можешь быть тише! Затих не только Гажил, но и все присутствующие. С одной стороны, Гажил высказал хорошую мысль, с другой - прибавил больше причин для головной боли. Может, некоторые и не сильно восприняли новую информацию, но Нацу, Хэппи и Кана не могли уже сосредоточиться на настоящем. Только сейчас они задумались, а не является ли это лишь начальным пунктом, первым местом в целой истории? Может быть, это лишь капля в море и дальше - больше? Может быть, их используют для каких-то целей, которые им пока неизвестны? Потоки мыслей прервали твердые тяжелые шаги по лестнице. Кто-то спускался с верхней палубы, где вторая половина команды стояли возле руля вместе с Джувией, дожидаясь того самого времени, когда уже не повернёшь назад. Забежал в штаб-каюту Эльфман (что не удивительно, ведь шаги были очень слышны). Он пробурчал что-то типа «Капитан» и «Драгнил», правда, никто толком не понял, в каком порядке и с какими ещё словами, но это было уже не важно. Они приплыли. К первому кругу. Нацу поднялся. За ним все остальные, лишь Хэппи остался сидеть на столешнице. Все кивнули - кому-то, другому пирату, своим мыслям или Эльфману, но это было совсем не важно, - и собрались к выходу. И когда все остальные подходили и исчезали за дверями, парень повернулся к своему другу-коту. Хэппи - плохой актёр, все эмоции и мысли написаны на кошачьей морде. Драгнил не собирался мило улыбаться, чтобы успокоить товарища, потому что знал - не поможет, а также понимал, что как бы искренне он ни улыбнулся, фальшь найдёт место в уголке улыбки и не спрячется от взгляда кота. На круглых кошачьих глазах появляются бусинки слёз, когда парень осторожно погладил его по голове. - Я буду тебя защищать. Я не дам тебе умереть, - эти слова Хэппи собирался сказать уверенно и твёрдо, как настоящий герой (и Нацу знал это), но из-за эмоций и нежного взгляда он с дрожью произнес фразы, которые были слишком тихие для остальных, но отчетливо слышимые для капитана. Нацу Драгнил знал, что слова Хэппи не просто слова. Он знал, что его друг будет с ним до конца. И от этого становилось почему-то не спокойно, а, наоборот, грустно. Когда эти двое уже поднялись на палубу, где собрались все возле руля, Нацу замедлил ход. Пока все вокруг смотрели на то, что спереди, на то, что их ждёт, капитан смотрел на свою команду. Он отчетливо видел и их страх перед неизвестным, и их растерянность, потому что эти воды очевидно совершенно другого уровня опасности, и их возбуждение, искру, азарт. Пираты - это не просто плохие мальчики, возомнившие себя королями морей и желающие отыскать клад на необитаемых или забытых островах, что, впрочем-то, тоже часть правды, но лишь часть и лишь про отдельные команды, которые Драгнил успел повидать в своё время. Fairy tail - больше, чем просто шайка морских разбойников, как толкуют люди на суше, они - семья, в которую входят все те, кого ранее отвергали, кто пережил боль и кто хотел найти своё место в этом мире. Узнать новое, увидеть необычное, найти, сразиться, забрать, если надо - ранить, если надо - убить, защитить, выпить, ринуться в опасность и Жить . Поэтому парень не удивился такому коктейлю эмоций, когда страх стал единым с радостным предвкушением. В каждой затее есть доля страха, в открытых водах каждая минута может сменить солнце на тучи, легкие волны - на буйные, ветерок - на шторм, а жизнь - на смерть. Нацу подошел к Люси. Она ему улыбнулась и обратно вернула взгляд в сторону, куда были направлены все остальные. Парень улыбнулся в ответ. И летающий Хэппи над ними - тоже. Если посмотреть со стороны, не зная контекста, не поймёшь, что пираты плывут в неизвестность. Лис и Мира спокойно стоят перед их большим и любимым братом Эльфманом - и сразу ясно, что он их стена, которая будет защищать близких людей. Рядом с семейкой Штраус опиралась на перила Венди. Миниатюрное тело в голубом платье с нежными лентами и этот искренний свет в глазах выделяли медика на фоне остальных, словно примерная дочь затерялась среди бродячих разбойников-пиратов. Леви, пусть и давала не раз подзатыльник Гажилу, всё же невольно тянулась ближе к нему, ощущая какую-то уверенность в своих силах рядом с ним, при этом всегда серьёзный Лили по-домашнему был на руках МакГарден. С одной стороны штурвала стояла Джувия, которая и вела корабль, пока Грей ранее сидел вместе с капитаном на палубе. Сейчас Фулбастер не отбирал роль штурмана себе, а просто стоял рядом. Очень близко. Так близко, что их плечи почти соприкасались, и девушка ощущала тепло парня, которое очень успокаивало. С другой стороны штурвала стояла Эрза со скрещенными на груди руками - её любимая поза. Рядом Джерар тоже со скрещенными руками. Они не стояли очень-очень близко, они не пытались сделать лишний шаг друг к другу, не кидали многозначительных взглядов, но при этом ощущалось чувство верности. С первого взгляда они не кажутся очень близкими, но уже со второго понимаешь, что они больше, чем друзья. Кана же стояла рядом с Люси, под руку, как подружки. Если Альберона и переживала, то ей становилось куда проще дышать рядом с Хартфилией, которой она многое рассказала из-за переизбытка эмоций и мыслей. И вся эта картина людей на палубе больше показывает, словно они возвращаются на родину - в тревоге, потому что спустя много лет, в страхе, ведь неизвестно, как возвращение воспримут, и в трепетной радости от встречи с родными и близкими. Но всё наоборот. Они едут туда, где их никто не ждёт, где они не были, куда возвращаться никто не хочет (по сути, и не может). И откуда почти никто не возвращается.
В какой-то момент Люси почувствовала резкую секундную, даже миллисекундную боль в голове, будто кто-то выстрелил насквозь. Зажмурившись от быстро ушедшей боли, со странным чувством она открыла глаза. Всё пропало и изменилось. Темные тона с серым и очертаниями редких фиолетовых и синих оттенков никак не могли передать картину происходящего. За доли секунды Люси увидела ужасные сцены и моменты, словно остановленные во времени: Эльфман без одной руки, Кана без стоп, ранения и льющаяся кровь, в которой трудно увидеть очертания кого-то. И запах был противный, мерзкий, ни на что не похожий, трудно объяснимый и сравнимый хоть с чем-то. В ушах Хартфилии стоял крик. Высокий, пронзающий насквозь, пробирающий до дрожи, вызывающий страх. От него внутри всё превращается в одну дыру, сжимающую каждый орган. Только когда Люси возвращается обратно в реальность, к своим нормальным и здоровым товарищам, она осознает, что эта иллюзия или мираж, или что-то непонятное длилось всего две секунды, пока корабль заходил за границу первого круга. Все думали, эта «граница» будет лишь условной линией где-то в море, но каждый пират явно ощутил, как изменился цвет, воздух, запах ровно в той точке, где всё начинается. И пока корабль «заходил» в тайное место, Хартфилия наблюдала страшные картины. Видимо, только она одна, поскольку все были относительно спокойны. Конечно, все боялись, но и предвкушали. Зато вот Хартфилия не на шутку перепугалась, схватив за руку непонимающего Нацу для поддержки. Люси только через секунду поняла, что крик принадлежал ей . Отчаянно кричала она .
Примечания:
Привет всем, кто остался, и новеньким!
Снова долго задержала главу, снова извиняюсь, мне правда жаль!
Но в ответ выложила самую большую главу среди всех остальных. Надеюсь, она вам понравится.
С началом учебного года школьники, студенты и уже работающие люди!
