Диалектическая логика в философии. Формальная и диалектическая логика

Диалектическая логика

наука о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления. Эти законы отражаются в виде общих понятий - категорий (См. Категории). Поэтому Д. л. можно определить и как науку о диалектических категориях. Представляя собой систему диалектических категорий, она исследует их взаимную связь, последовательность и переходы одной категории в другую. В системе марксистско-ленинской философии Д. л. совпадает с диалектикой (См. Диалектика) и теорией познания, с диалектическим материализмом. В этом смысле Д. л. «... есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития “всех материальных, природных и духовных вещей”, т. е. ... итог, сумма, вывод истории познания мира» (Ленин В. И., Полное собрание соч., 5 изд., т. 29, с. 84). Присущее Д. л. рассмотрение всех предметов и явлений в их взаимозависимости, всесторонних связях и опосредствованиях, в их развитии, истории характеризует и подход Д. л. к исследованию человеческого мышления и его категорий. Д. л. является результатом обобщения всей истории человеческого познания.

Д. л. исходит из материалистического решения основного вопроса философии (См. Основной вопрос философии), рассматривая мышление как отражение объективной реальности. Этому пониманию противостояли и противостоят идеалистические концепции Д. л., исходящие из представления о мышлении как о самостоятельной сфере, не зависящей от объективного мира.

Задача Д. л. заключается в том, чтобы, опираясь на обобщение истории философии, истории всех отдельных наук, истории умственного развития ребёнка, истории умственного развития животных, истории языка, психологии, физиологии органов чувств, технического и художественного творчества, исследовать логические формы и законы научного познания, способы построения и закономерности развития научной теории, выявить способы соотношения знания с его объектом и т.д. Важной задачей Д. л. является анализ исторически сложившихся методов научного познания и выявление эвристических возможностей того или иного метода, границы его применения и возможности познания новых методов.

Д. л. существенно отличается от логики (См. Логика) формальной, логики математической, которые, пользуясь методом формализации, исследуют формы мышления в отвлечении от его содержания и исторического развития познания в его противоречиях. Д. л. как логика анализирует диалектические противоречия вещей и мыслей в процессе развития познания, выступая в роли научного метода познания как бытия, так и самого мышления. См. в ст. Диалектический материализм .

Лит.: Ленин В. И., философские тетради, Полн. собр. соч., 5 изд., т. 29; Библер В. С., О системе категорий диалектической логики, Сталинабад, 1958; Розенталь М. М., Принципы диалектической логики, М., 1960; Копнин П. В., Диалектика как логика, К., 1961; Батищев Г. С., Противоречие как категория диалектической логики, М., 1963; Науменко Л. К., Монизм как принцип диалектической логики, А.-А., 1968; см. также лит. к ст. Диалектика , Диалектический материализм .

А. Г. Новиков.

Большая советская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия . 1969-1978 .

Смотреть что такое "Диалектическая логика" в других словарях:

Диалектическая логика философский раздел марксизма. В широком смысле понималась как систематически развёрнутое изложение диалектики мышления: диалектики как логики изложение науки о научно теоретическом мышлении, которая тем самым является… … Википедия

- (от греч. dialegomai веду беседу) филос. теория, пытавшаяся выявить, систематизировать и обосновать в качестве универсальных основные особенности мышления коллективистического общества (средневекового феодального общества, коммунистического… … Философская энциклопедия

См. ЛОГИКА ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ. Antinazi. Энциклопедия социологии, 2009 … Энциклопедия социологии

Диалектическая логика - «ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА» произведе ние Э.В. Ильенкова (М., 1974). В книге обсуждаются, в основном, те же проблемы и защищаются те же идеи, что и в опубликованной за 14 лет до этого «Диалектике абстрактного и конкретного в Капитале Маркса» … Энциклопедия эпистемологии и философии науки

Название философской теории, пытавшейся выявить, систематизировать и обосновать в качествеуниверсальных основные особенности мышления коллективистического общества (средневекового феодального общества, тоталитарного общества и др.). Основной… … Словарь терминов логики

ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА - наука о мышлении, способном отразить в познании диалектику природы и общества; изучает мышление в его развитии, противоречиях и единстве формы и содержания … Профессиональное образование. Словарь

ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА - (dialectic logic) см. Диалектика … Большой толковый социологический словарь

ЛОГИКА ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ (ЛОГИКА МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ) - англ. logic, dialectical (materialist); нем. Logik, dialektische (mate rialistische). Наука, изучающая формы, содержание, закономерности истор. развития мышления, его взаимосвязи с объективной реальностью и с практической деятельностью человека … Толковый словарь по социологии

У этого термина существуют и другие значения, см. Мышление (значения). Мышление в диалектической логике понимается как идеальный компонент (деятельность в плане представления, изменяющая идеальный образ предмета) реальной деятельности… … Википедия

См. в ст. Диалектика. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983. ЛОГИКА ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ … Философская энциклопедия

Книги

• Диалектическая логика. Очерки истории и теории , Э. В. Ильенков. В книге известного отечественного философа Э. В. Ильенкова рассматриваются важнейшие, в том числе и дискуссионные, вопросы теории материалистической диалектики, диалектической логики, истории…

Диалектическая логика. Очерки истории и теории Ильенков Эвальд Васильевич

Очерк 5. ДИАЛЕКТИКА КАК ЛОГИКА

Гегелевское решение вопроса о предмете логики сыграло в истории этой науки особую роль. И чтобы понять гегелевскую логику, мало только уяснить прямой смысл ее положений. Важнее и труднее рассмотреть сквозь причудливые обороты гегелевской речи тот реальный предмет, о котором на самом деле ведется разговор. Это и дает возможность понять Гегеля критически: восстановить для себя образ оригинала по его искаженному изображению. Научиться читать Гегеля материалистически, так, как читал и советовал его читать В.И. Ленин, – значит научиться критически сопоставить гегелевское изображение предмета с самим этим предметом , на каждом шагу прослеживая расхождения между копией и оригиналом.

Задача решалась бы просто, если бы читатель имел перед глазами два готовых объекта такого сопоставления – копию и оригинал. Копия налицо. Однако где оригинал? Принимать за таковой наличное логическое сознание естествоиспытателей нельзя – оно само подлежит проверке на предмет его логичности, предполагает именно критический анализ наличных логических форм с точки зрения их соответствия действительным потребностям развития науки. И для понимания действительных форм и законов теоретического познания гегелевская "Наука логики", несмотря на все ее связанные с идеализмом пороки, может дать больше, чем "логика науки".

Подлинная логика науки непосредственно нам не дана; ее еще нужно выявить, понять, а затем превратить в сознательно применяемый инструментарий работы с понятиями, в логический метод разрешения тех проблем, которые не поддаются рутинным логическим методам. Но если так, то критическое изучение "Науки логики" не может сводиться к простому сравнению ее положений с той логикой, которой сознательно руководствуются естествоиспытатели, считая ее безупречной и не подлежащей сомнению.

Так что сопоставление копии (науки логики) с оригиналом (с действительными формами и законами теоретического познания) оказывается достаточно трудной задачей. И трудность ее состоит в том, что гегелевское изображение предмета – в данном случае мышления – придется критически сопоставлять не с готовым, заранее известным прообразом его, а с предметом, контуры которого только впервые начинают прорисовываться в ходе критического преодоления идеалистических конструкций. Такая реконструкция осуществима, если ясно понято устройство той оптики, сквозь которую Гегель рассматривает предмет своего исследования. Эта искажающая, но вместе с тем и увеличивающая оптика (система фундаментальных принципов гегелевской логики) как раз и позволила ему увидеть, хотя бы и в идеалистически перевернутом виде, диалектику мышления . Ту самую логику, которая остается невидимой для философски невооруженного взора, для простого "здравого смысла".

Прежде всего важно ясно понять, какой реальный предмет исследует и описывает Гегель в своей "Науке логики", чтобы сразу же обрести критическую дистанцию по отношению к его изображению. "Что предмет логики есть мышление , с этим все согласны", – подчеркивает Гегель. А потому логика как наука совершенно естественно получает определение мышления о мышлении , или "мыслящего само себя мышления".

В приведенном определении и в выраженном им понимании нет еще ровно ничего ни специфически гегелевского, ни специфически идеалистического. Это просто-напросто традиционное представление о предмете логики как науки, доведенное до предельно четкого и категорического выражения. В логике предметом научного осмысления оказывается само же мышление, в то время как любая другая наука есть мышление о чем-то другом. Определяя логику как мышление о мышлении, Гегель совершенно точно указывает ее единственное отличие от любой другой науки.

Однако тут же возникает следующий вопрос, обязывающий к не менее ясному ответу: а что такое мышление? Само собой разумеется, отвечает Гегель (и с ним опять-таки приходится согласиться), что единственно удовлетворительным может быть только изложение сути дела, т.е. конкретно-развернутая теория, сама наука о мышлении, "наука логики", а не очередная "дефиниция". (Ср. слова Ф. Энгельса: "Наша дефиниция жизни, разумеется, весьма недостаточна... Все дефиниции имеют в научном отношении незначительную ценность. Чтобы получить действительно исчерпывающее представление о жизни, нам пришлось бы проследить все формы ее проявления, от самой низшей до наивысшей". И еще: "Дефиниции не имеют значения для науки, потому что они всегда оказываются недостаточными. Единственно реальной дефиницией оказывается развитие самого существа дела, а это уже не есть дефиниция".)

Однако в любой науке, а потому и в логике приходится все же предварительно обозначить, контурно очертить хотя бы самые общие границы предмета исследования, т.е. указать область фактов, которые в данной науке надлежит принимать во внимание. Иначе будет неясен критерий их отбора, а его роль станет исполнять произвол, считающийся только с теми фактами, которые подтверждают его обобщения, и игнорирующий все остальное как не имеющее якобы отношения к делу, к компетенции данной науки. И Гегель такое предварительное разъяснение дает, не утаивая от читателя, что именно он понимает под словом "мышление".

Этот пункт особенно важен. Совсем не случайно до сих пор основные возражения Гегелю, как справедливые, так и несправедливые, направляются как раз сюда. Неопозитивисты, например, единодушно упрекают Гегеля в том, что он-де недопустимо "расширил" предмет логики своим пониманием мышления, включив в сферу рассмотрения массу "вещей", которые мышлением в обычном и строгом смысле назвать никак нельзя: прежде всего понятия, относившиеся по традиции к метафизике, к онтологии, т.е. к науке о самих вещах, систему категорий – всеобщих определений действительности вне сознания, вне "субъективного мышления", понимаемого как психическая способность человека.

Если мышление понимать так, то неопозитивистский упрек Гегелю и в самом деле придется посчитать резонным. Гегель действительно понимает под мышлением нечто на первый взгляд загадочное, даже мистическое, когда говорит о мышлении, совершающемся где-то вне человека и помимо человека, независимо от его головы, о "мышлении как таковом", "чистом мышлении", и предметом логики считается именно такое "абсолютное", сверхчеловеческое мышление. Логику, согласно его определению, следует понимать даже как "изображение бога, каков он в своей вечной сущности до сотворения природы и какого бы то ни было конечного духа" .

Подобные определения способны сбить с толку, с самого начала дезориентировать. Конечно же такого "мышления" как некоей сверхъестественной силы, творящей из себя и природу, и историю, и самого человека с его сознанием, нигде во Вселенной нет. Но тогда гегелевская логика есть изображение несуществующего предмета, выдуманного, чисто фантастического объекта? Как же в таком случае решать задачу критического переосмысления гегелевских построений? С чем, с каким реальным предметом придется сравнивать и сопоставлять вереницы его теоретических определений, чтобы отличить в них истину от заблуждений? С реальным мышлением человека? Но Гегель ответил бы, что в его "Науке логики" речь идет совсем о другом предмете и что если эмпирически очевидное человеческое мышление не таково, то это совсем не довод против его логики. Ведь лишь в том случае имеет смысл критика теории, если ее сравнивают с тем самым предметом, который в ней изображается, а не с чем-то иным. А с фактически протекающими в головах людей актами мышления сравнивать логику нельзя уже потому, что люди сплошь и рядом мыслят весьма нелогично. Даже элементарно нелогично, не говоря уже о логике более высокого порядка, о той самой, которую имеет в виду Гегель.

Поэтому, когда вы укажете логику, что реальное мышление человека протекает не так, как изображает его теория, он на это резонно ответит: тем хуже для этого мышления и не теорию тут надлежит приспосабливать к эмпирии, а реальное мышление постараться сделать логичным, привести его в согласие с логическими принципами.

Однако для логики как науки здесь возникает фундаментальная трудность. Если логические принципы допустимо сопоставлять только с логичным мышлением, то исчезает какая бы то ни была возможность проворить, а правильны ли они сами? Само собой понятно, что эти принципы всегда будут согласовываться с тем мышлением, которое заранее согласовано с ними. Но ведь такое положение и означает, что логические принципы согласуются лишь сами с собой, со своим собственным воплощением в эмпирических актах мышления. Для теории в данном случае создается весьма щекотливое положение. Логика имеет в виду только логически безупречное мышление, а логически неправильное мышление не довод против ее схем. Но логически безупречным она соглашается считать только такое мышление, которое в точности подтверждает ее собственные представления о мышлении, а любое уклонение от ее правил расценивает как факт, находящийся за рамками ее предмета, и потому рассматривает только как "ошибку", которую надо "исправить".

В любой другой науке подобная претензия вызвала бы недоумение. Что это, в самом деле, за теория, которая согласна принимать в расчет лишь такие факты, которые ее подтверждают, и не желает считаться с противоречащими фактами, хотя бы их были миллионы и миллиарды? А ведь именно такова традиционная позиция логики, представляющаяся ее адептам само собой разумеющейся и делающая логику абсолютно несамокритичной, с одной стороны, и неспособной к развитию – с другой.

Отсюда, кстати, возникает иллюзия Канта, согласно которой логика как теория давным-давно обрела вполне замкнутый, завершенный характер и не только не нуждается, а и не может по самой ее природе нуждаться в развитии своих положений. Как абсолютно точное изображение принципов и правил "мышления в понятиях" понимал кантовскую логику и Шеллинг.

Гегель усомнился в том обстоятельстве, что именно правила логики препятствуют пониманию процесса перехода понятия в предмет и обратно, субъективного в объективное (и вообще противоположностей друг в друга). Он усмотрел здесь не свидетельство органической ущербности мышления, а лишь ограниченность кантовского представления о нем. Кантовская логика – только ограниченно верная теория мышления. Подлинное мышление, реальный предмет логики как науки представляет собой на самом деле нечто иное. Поэтому надо привести теорию мышления в согласие с ее подлинным предметом.

Потребность критического пересмотра традиционной логики Гегель видит прежде всего в крайнем, бьющем в глаза несоответствии между теми принципами и правилами, которые Кант считает абсолютно всеобщими формами мышления, и теми реальными результатами, которые достигнуты человеческой цивилизацией в ходе ее развития: "Сравнение образов, до которых поднялись дух практического и религиозного миров и дух науки во всякого рода реальном и идеальном сознании, с образом, который носит логика (его сознание о своей чистой сущности), являет столь огромное различие, что даже при самом поверхностном рассмотрении не может не бросаться тотчас же в глаза, что это последнее сознание совершенно не соответствует тем взлетам и недостойно их".

Итак, наличные логические теории не соответствуют действительной практике мышления . Следовательно, мышление о мышлении (т.е. логика) отстало от мышления обо всем прочем , от мышления, которое реализуется как наука о внешнем мире, как сознание, зафиксированное в виде знания и вещей, созданных силою знания, в виде всего организма цивилизации. Выступая как мышление о мире , мышление достигло таких успехов, что рядом с ним мышление о мышлении оказывается чем-то совершенно несоизмеримым, убогим, ущербным и бедным. Если принять на веру, что человеческое мышление и в самом деле руководствовалось и руководствуется теми правилами, законами и основоположениями, совокупность которых составляет традиционную логику, то все успехи науки и практики становятся попросту необъяснимыми.

Отсюда и происходит тот парадокс, что человеческий интеллект, создавший современную культуру, останавливается в удивлении перед своим собственным созданием. Шеллинг и выразил это удивление "духа". Как раз тут и начинается расхождение Гегеля с Шеллингом.

Гегель считает, что правила, которыми "дух" руководствовался на самом деле, вопреки иллюзиям, которые он (в лице логиков по профессии) создавал на свой счет и излагал в виде учебников логики, можно и нужно выявить и изложить в форме понятия , вполне рационально, не сваливая всего до сих пор непонятного на "интуицию" – на способность, с самого начала представляющуюся чем-то совершенно иным, нежели мышление. Гегелевская постановка вопроса сыграла особую роль потому, что здесь впервые были подвергнуты самому тщательному анализу все основные понятия логической науки, и прежде всего понятие мышления .

На первый взгляд (из такого "первого взгляда" обычно и исходят, перенимая его из обиходного словоупотребления абсолютно некритически) мышление представляется одной из субъективно-психических способностей человека наряду с другими способностями: с созерцанием, ощущением, памятью, волей и т.д. и т.п. Под мышлением понимается особого рода деятельность , направленная, в отличие от практики, на изменение представлений, на перестройку тех образов, которые имеются в сознании индивида и непосредственно на словесно-речевое оформление этих представлений; последние, будучи выражены в речи (в слове, термине), называются понятиями. Когда человек изменяет не представления, а реальные вещи вне головы, это уже не считается мышлением, а, в лучшем случае, лишь действиями в согласии с мышлением , по законам и правилам, им диктуемым.

Мышление таким образом отождествляется с размышлением , с рефлексией, т.е. с психической деятельностью, в ходе которой человек отдает себе полный отчет в том, что и как он делает, осознает все те схемы и правила, по которым он действует. И тогда, само собой понятно, единственной задачей логики оказывается лишь упорядочение и классификация соответствующих схем и правил. Каждый отдельный человек и сам может обнаружить их в собственном сознании , ибо он и до всякого изучения логики вполне сознательно руководствовался ими (только, может быть, не систематически). Как справедливо констатирует Гегель, такая логика "не дала бы ничего такого, что не могло бы быть сделано так же хорошо и без нее. Прежняя логика в самом деле ставила себе эту задачу".

Все сказанное в полной мере относится и к Канту. Вот почему Гегель констатирует, что "кантовская философия не могла оказать никакого влияния на метод науки. Она оставляет совершенно неприкосновенными категории и метод обычного познания" . Она лишь привела в порядок схемы наличного сознания, лишь выстроила их в систему (правда, упершись по ходу дела в факт противоречия различных схем друг другу). Так что кантовская логика предстает в качестве своего рода частной исповеди наличного сознания, его систематически изложенного самосознания, и не более того. А еще точнее, его самомнения – изложения того, что наличное мышление о самом себе думает. Но как о человеке опрометчиво судить по тому, что и как он сам о себе думает и говорит, так и о мышлении нельзя судить по его самомнению, гораздо полезнее посмотреть, что и как оно на самом деле делает, может быть, даже не отдавая себе в том правильного отчета.

Поставив вопрос так, Гегель оказался первым из логиков по профессии, решительно и сознательно отбросившим старинный предрассудок, согласно которому мышление предстает перед исследователем только в виде речи (внешней или внутренней, устной или письменной). Предрассудок неслучайный: мышление и в самом деле может посмотреть на самое себя как бы со стороны, как на отличный от самого себя предмет лишь постольку, поскольку оно себя выразило, воплотило в какой-то внешней форме. И то полностью сознательное мышление, которое имела в виду вся прежняя логика, и в самом деле предполагает язык, речь, слово как форму своего внешнего выражения. Иными словами, полного осознания схем своей собственной деятельности мышление достигает именно благодаря языку и в языке. (Указанное обстоятельство зафиксировано уже в самом названии логики, происходящем от греческого "логос" "слово".) Впрочем, о том же говорили не только Гегель и гегельянцы, но и некоторые из их принципиальных противников, например А.Тренделенбург, отмечавший, что традиционная (формальная) логика "осознала себя в языке и, во многих отношениях, может называться углубленной в себя грамматикой".

Заметим попутно, что все без исключения логические школы, прошедшие мимо гегелевской критики старой логики, этот древний предрассудок разделяют как ни в чем не бывало и до сих пор. Наиболее откровенно его исповедуют неопозитивисты, прямо отождествляющие мышление с языковой деятельностью, а логику – с анализом языка.

Между тем язык (речь) не единственная эмпирически наблюдаемая форма, в которой проявляет себя человеческое мышление. Разве в поступках человека, в ходе реального формирования окружающего мира, в делании вещей человек не обнаруживает себя как мыслящее существо? Разве мыслящим существом он выступает только в акте говорения? Вопрос, пожалуй, чисто риторический. Мышление, о котором говорит Гегель, обнаруживает себя в делах человеческих отнюдь не менее очевидно, чем в словах, в цепочках терминов, в кружевах словосочетаний. Более того, в реальных делах человек демонстрирует подлинный способ своего мышления гораздо более адекватно, чем в своих повествованиях об этих делах.

Но если так, то поступки человека, а стало быть, и результаты этих поступков, вещи, которые ими создаются, не только можно, но и нужно рассматривать как проявления его мышления , как акты опредмечивания его мысли, замыслов, планов, сознательных намерений. Гегель с самого начала требует исследовать мышление во всех формах его реализации. Мышление обнаруживает свою силу и деятельную энергию вовсе не только в говорении, но и во всем грандиозном процессе созидания культуры, всего предметного тела человеческой цивилизации, всего "неорганического тела человека" (Маркс), включая сюда орудия труда и статуи, мастерские и храмы, фабрики и государственные канцелярии, политические организации и системы законодательства.

Именно на этом основании Гегель и обретает право рассматривать внутри логики объективные определения вещей вне сознания, вне психики человеческого индивида , причем во всей их независимости от этой психики. Ничего мистического или идеалистическою здесь пока нет: имеются в виду формы ("определения") вещей, созданных деятельностью мыслящего человека. Иными словами, формы его мышления, воплощенные в естественно-природном материале, "положенные" в него человеческой деятельностью. Так, дом выглядит как воплощенный в камне замысел архитектора, машина – как выполненная в металле мысль инженера и т.п., а все колоссальное предметное тело цивилизации – как "мышление в его инобытии", в его чувственно-предметном воплощении. Соответственно и вся история человечества рассматривается как процесс "внешнего обнаружения" силы мысли, как процесс реализации идей, понятий, представлений, планов, замыслов и целей человека, как процесс опредмечивания логики , т.е. тех схем, которым подчиняется целенаправленная деятельность людей.

Понимание и тщательный анализ мышления в таком аспекте (исследование "деятельной стороны", как называет это обстоятельство Маркс в "Тезисах о Фейербахе") не есть еще идеализм. Более того, логика, идущая таким путем, как раз делает решающий шаг в направлении к настоящему – "умному" материализму, к пониманию того факта, что все без исключения логические формы суть отраженные в человеческом сознании и проверенные ходом тысячелетней практики всеобщие формы развития действительности вне мышления. Рассматривая мышление не только в его словесном обнаружении, но и в процессе его опредмечивания, Гегель отнюдь не выходит за пределы анализа мышления , за рамки предмета логики как особой науки. Он просто вводит в поле зрения логики ту реальную фазу процесса развития мышления, без понимания которой логика не могла и не может стать действительной наукой.

С точки зрения Гегеля, подлинным основанием для форм и законов мысли оказывается только совокупный исторический процесс интеллектуального развития человечества , понятый в его всеобщих и необходимых моментах. Предметом логики выступают уже не абстрактно-одинаковые схемы, которые можно обнаружить в каждом индивидуальном сознании, общие для каждого из таких сознаний, а история науки и техники , коллективно творимая людьми, процесс, вполне независимый от воли и сознания отдельного индивида, хотя и осуществляемый в каждом его звене именно сознательной деятельностью индивидов. Этот процесс, согласно Гегелю, включает в себя в качестве своей фазы и акт реализации мышления в предметном действии, а через действие – в формах вещей и событий вне сознания. Здесь Гегель, по словам В.И. Ленина, "подошел вплотную к материализму...".

Рассматривая мышление как реальный продуктивный процесс, выражающий себя не только в движении слов, но и в изменении вещей, Гегель впервые в истории логики смог поставить задачу специального анализа форм мышления, или анализа мышления со стороны формы. До него эта задача, как ни парадоксально, в логике не возникала и даже не могла возникать, на что, между прочим, обратил внимание в "Капитале" Маркс: "Стоит ли удивляться, что экономисты, всецело поглощенные вещественной стороной дела, проглядели формальный состав относительного выражения стоимости, если профессиональные логики до Гегеля упускали из виду даже формальный состав фигур суждения и заключения...".

Логики до Гегеля действительно фиксировали лишь те внешние схемы, в которых логические действия, суждения и заключения выступают в речи , т.е. как схемы соединения терминов , обозначающих общие представления. Однако логическая форма, выраженная в этих фигурах, – категория – оставалась вне сферы их исследования, ее понимание просто-напросто заимствовалось из метафизики, онтологии. Так случилось даже с Кантом, несмотря на то что он все же увидел в категориях именно принципы суждений ("с объективным значением").

Поскольку же логическая форма, о которой идет речь у Маркса, была понята как форма деятельности, одинаково хорошо осуществляющейся как в движении слов-терминов, так и в движении вещей, вовлеченных в работу мыслящего существа, постольку тут впервые лишь и возникла возможность специально проанализировать ее как таковую , абстрагируясь от особенностей ее выражения в том или другом частном материале (в том числе от тех, которые связаны со спецификой ее реализации в материи языка).

В "логосе", в разуме выражены в логическом аспекте (в отличие от психологически-феноменологического) одинаково вещание и вещь или, скорее, былина и быль. (Кстати, весьма характерный для Гегеля пример игры словами, игры, высвечивающей, однако, генетическое родство выражаемых этими словами представлений. Sage – сказывание, вещание, откуда "сага" легенда о подвигах, былина ; Sache – емкое слово, означающее не столько единичную чувственно воспринимаемую вещь, сколько суть дела, положение вещей, существо вопроса, фактическое положение дел (вещей) – все, что есть или было на самом деле, быль .) Эта этимология используется в "Науке логики" для выражения очень важного оттенка мысли, который в ленинском переводе и в ленинской материалистической – интерпретации звучит так: "С этим введением содержания в логическое рассмотрение" предметом становятся не Dinge, a die Sache, der Begriff der Dinge (вещи, а суть, понятие вещей. – Ред .) не вещи, а законы их движения, материалистически".

Рассматриваемое как деятельность мыслящего существа в ее всеобщей форме, мышление и фиксируется в тех его схемах и моментах, которые остаются инвариантными , в каком бы особенном (частном) материале соответствующая деятельность ни выполнялась и какой бы продукт она в том или другом случае ни производила. Для гегелевской точки зрения совершенно безразлично, в чем именно осуществлена или осуществляется деятельность мышления – в артикулированных колебаниях воздушной среды и обозначающих их значках или же в любом другом естественно-природном веществе: "Во всяком человеческом созерцании имеется мышление. Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т.д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления. Если мы будем так понимать мышление, то оно выступит в совершенно ином свете, чем в том случае, когда мы только говорим: мы обладаем способностью мышления наряду с другими способностями, как, например, созерцанием, представлением, волей и т.д."

Поэтому-то все универсальные схемы, прорисовывающиеся в деятельности мыслящего существа, в том числе и направленной на непосредственно созерцаемый или представляемый материал, должны рассматриваться как логические параметры мышления не в меньшей степени, чем схемы выражения мышления в языке, в виде фигур, известных старой логике. Мышление в широком смысле слова, как деятельность, изменяющая образы внешнего мира вообще, выраженные в словах (а не слова сами по себе), мышление, "которое деятельно во всем человеческом и сообщает всему человеческому его человечность", как способность, создающая знание в любых формах, в том числе в форме созерцаемых образов, и "проникающая" в них, а отнюдь не только субъективно-психический акт обращения со словами и есть предмет логики – науки о мышлении.

Мышление "выступает сначала не в форме мысли , а в форме чувства, созерцания, представления – в формах, которые должно отличать от мышления как формы ". Форма мышления как таковая выступает перед нами только в ходе мышления о самом же мышлении , только в логике.

Но прежде чем человек начнет мыслить о мышлении , он уже должен мыслить , еще не отдавая себе отчета в тех логических схемах и категориях, в рамках которых протекает процесс его мышления, однако уже воплощая их в виде конкретных мыслей и понятий науки, техники, нравственности и пр. Мышление, таким образом, реализуется вначале как деятельность во всем многообразии своих внешних проявлений. Форма мышления тут еще "погружена" в материал конкретных мыслей, чувственных образов и представлений, "снята" в них и потому противостоит сознательному мышлению как форма внешней действительности. Иными словами, мышление и формы мышления вначале выглядят для мыслящего существа вовсе не формами его собственной деятельности (его "самости" – das Selbst), создающей некоторый продукт, а формами самого продукта : конкретного знания, образов и понятий, созерцания и представления, формами орудий труда, машин, государств и т.д. и т.п., а также формами осознанных целей, желаний, хотений и пр.

Прямо себя мышление "увидеть" не может иначе чем в зеркале собственных творений, в зеркале внешнего мира, каким мы его знаем благодаря деятельности мышления . Таким образом, мышление, каким оно выступает в логике, это то же самое мышление, которое реализовало себя в виде знания о мире, в виде науки, техники, искусства и нравственности. Однако по форме они далеко не одно и то же. Ибо "одно дело – иметь такие определяемые и проникнутые мышлением чувства и представления, и другое – иметь мысли, о таких чувствах и представлениях" .

Невнимание к этому важнейшему различению и приводило старую логику к двоякой ошибке. С одной стороны, она фиксировала мышление только как "одну из субъективно-психических способностей индивида" и потому противопоставляла так понятому мышлению всю сферу "созерцания, представления и воли" как нечто такое, что находится вне мышления и не имеет с ним ничего общего, как вне мышления находящийся объект рефлексии. С другой же стороны, не различая двух указанных обнаружений силы мышления по форме , она не смогла и сказать, чем же форма мышления как таковая ("в-себе-и-для-себя") отличается от формы созерцания и представления, в виде которой та первоначально выступает и маскируется, и постоянно путала одну с другой: форму понятия принимала за форму созерцания, и наоборот.

Отсюда-то и получилось, что под видом понятия старая логика рассматривала всего-навсего любое представление , поскольку оно выражено в речи, в термине, т.е. образ созерцания, удержанный в сознании с помощью фиксирующей его речи. В итоге и самое понятие она ухватила только с той стороны, с какой оно действительно ничем не отличается от любого выраженного в речи представления или образа созерцания, лишь со стороны того абстрактно-общего, что и на самом деле одинаково свойственно и понятию, и представлению. Так и вышло, что за специфическую форму понятия она приняла форму абстрактного тождества, абстрактной всеобщности . Поэтому только она и смогла возвести закон тождества и запрет противоречия в определениях в ранг абсолютных основоположений, критериев формы мышления вообще.

На такой точке зрения застрял и Кант, который под понятием разумел любое общее представление , поскольку последнее фиксировано термином. Отсюда и его определение: "Понятие... есть общее представление или представление того, что обще многим объектам, следовательно – представление, могущее содержаться в различных объектах ".

Гегель же требует от логики более серьезного и глубокого решения проблемы понятия и мышления в понятиях . Для него понятие – прежде всего синоним действительного понимания существа дела, а не просто выражение любого общего, любой одинаковости объектов созерцания. В понятии раскрывается подлинная природа вещи, а не ее сходство с другими вещами, и в нем должна поэтому находить своё выражение не только абстрактная общность (это лишь один момент понятия, роднящий его с представлением), а и особенность его объекта. Вот почему формой понятия оказывается диалектическое единство всеобщности и особенности, которое и раскрывается через разнообразные формы суждения и заключения, а в суждении выступает наружу. Неудивительно, что любое суждение ломает форму абстрактного тождества, представляет собою ее самоочевиднейшее отрицание . Его форма – А есть В (т.е. не-A ).

Гегель четко отличает всеобщность, диалектически заключающую в себе, в своих определениях также и все богатство особенного и единичного, от простой абстрактной общности, одинаковости всех единичных объектов данного рода. Всеобщее понятие выражает собою действительный закон возникновения, развития и исчезновения единичных вещей. А это уже совсем иной угол зрения на понятие, гораздо более верный и глубокий, ибо, как показывает на массе случаев Гегель, подлинный закон (имманентная природа единичной вещи) далеко не всегда выступает на поверхности явлений в виде простой одинаковости, общего признака, в виде тождества. Если бы дело обстояло так, то ни в какой науке не было бы нужды. Невелик труд повсюду фиксировать эмпирически-общие признаки. Задача мышления совсем в другом.

Центральным понятием логики Гегеля поэтому и является конкретно-всеобщее , и его отличие от простой абстрактной всеобщности сферы представления Гегель блестяще иллюстрирует в своем знаменитом памфлете "Кто мыслит абстрактно?". Мыслить абстрактно – значит находиться в рабском подчинении силе ходячих словечек и штампов, односторонне-тощих определений, значит видеть в реальных, чувственно созерцаемых вещах лишь ничтожную долю их действительного содержания, лишь те их определения, которые уже "застыли" в сознании и функционируют в нем как готовые, как окаменевшие штампы. Отсюда и та "магическая сила" ходячих словечек и выражений, которые загораживают от мыслящего человека действительность, вместо того чтобы служить формой ее выражения.

В таком толковании логика только и становится действительно логикой познания единства во многообразии , а не схемой манипулирования с готовыми представлениями, логикой критичного и самокритичного мышления, а не способом некритической классификации и педантического схематизирования наличных ходячих представлений.

Исходя из такого рода предпосылок, Гегель пришел к выводу, что действительное мышление на самом деле протекает в иных формах и управляется иными законами, нежели те, которые имеющаяся логика считает единственными определениями мышления. Очевидно, что мышление надо исследовать как коллективную, кооперированную деятельность, в ходе которой индивид с его схемами сознательного мышления исполняет лишь частные функции. Но выполняя их, он одновременно постоянно вынужден осуществлять действия, никак не укладывающиеся в схемы обычной логики. Реально участвуя в общей работе, он все время подчиняется законам и формам всеобщего мышления , не осознавая их в этом качестве. Отсюда и получается та нелепая ситуация, когда подлинные формы и законы мышления воспринимаются и понимаются как некая внешняя необходимость , как внелогическая детерминация действий. И на том только основании, что они еще не выявлены и не осознаны логикой, не узаконены логическими трактатами.

Гегель, как нетрудно заметить, ведет критику традиционной логики и мышления, ей соответствующего, тем самым "имманентным способом", который как раз и составил одно из главных его завоеваний. А именно: утверждениям, правилам и основоположениям логики он противопоставляет не какие-то другие – противоположные – утверждения, правила и основоположения, а процесс практической реализации ее собственных принципов в реальном мышлении. Он показывает ей ее собственное изображение, указывая на те черты ее физиономии, которые она предпочитает не замечать, не осознавать. Гегель требует от мышления, согласно с логикой, только одного – неумолимой и бесстрашной последовательности в проведении выставленных принципов. И показывает, что именно последовательное проведение принципов (а не отступление от них) неизбежно, с неумолимой силой ведет к отрицанию самих принципов как односторонних, неполных и абстрактных.

Это – та самая критика рассудка с точки зрения самого же рассудка, которую начал Кант. И такая критика (самокритика) рассудка и описывающей его логики приводит к выводу, что "диалектика составляет природу самого мышления, что в качестве рассудка оно должно впадать в отрицание самого себя, в противоречие...". К аналогичному выводу, собственно, пришел уже Кант, и если до него логика могла быть несамокритичной по неведению , то теперь она может сохранить свои обветшавшие позиции только в том случае, если будет уже вполне сознательно отворачиваться от неприятных для нее фактов, только сделавшись сознательно несамокритичной .

Исторически неизбежный недостаток кантовской логики в том и состоит, что она педантично схематизировала и обрисовала тот способ мышления, который приводит к выявлению и к острой формулировке противоречий, заключенных в любом понятии, но не показала, как их можно и нужно логически разрешать, не сваливая эту трудную задачу на "практический разум", на "моральные постулаты" и прочие за пределами логики лежащие факторы и способности. Гегель же видит главную задачу, выросшую перед логикой после трудов Канта, Фихте и Шеллинга, именно в том, чтобы найти, выявить и указать мышлению способ умного и конкретного разрешения противоречий, в которые неизбежно впадает мышление, сознательно руководствующееся традиционной, чисто формальной логикой. В этом-то и заключается действительное отличие гегелевской концепции мышления и логики от всех предшествующих.

Старая логика, столкнувшись с логическим противоречием, которое она сама же произвела на свет именно потому, что строжайшим образом следовала своим принципам, всегда пятится перед ним, отступает назад, к анализу предшествующего движения мысли, и старается всегда отыскать там ошибку, неточность, приведшую к противоречию. Последнее, таким образом, становится для формально-логического мышления непреодолимой преградой на пути движения мысли вперед, на пути конкретного анализа существа дела. Потому-то и получается, что "мышление, потеряв надежду своими собственными силами разрешить противоречие, в которое оно само себя поставило, возвращается к тем разрешениям и успокоениям, которые дух получил в других своих формах". Иначе и быть не может, так как противоречие появилось не в результате ошибки, и никакой ошибки в предшествующем мышлении обнаружить в конце концов так и не удается. Приходится уходить еще дальше назад, в область неосмысленного созерцания, чувственного представления, эстетической интуиции, т.е. в область низших (по сравнению с мышлением в понятии) форм сознания, где противоречия действительно нет по той простой причине, что оно еще не выявлено и не выражено четко в строгом определении понятия и в языке... (Разумеется, никогда не вредно вернуться к анализу предшествующего хода рассуждения и проверить, не было ли там формальной ошибки. Такое тоже случается, и нередко. И здесь рекомендации формальной логики имеют вполне рациональный смысл и ценность. Может оказаться в результате проверки, что данное логическое противоречие действительно есть всего-навсего результат допущенной где-то ошибки или неряшливости. Этого случая Гегель, конечно, никогда не думал отрицать. Он имеет в виду, как и Кант, лишь те антиномии, которые проявляются в мышлении в результате самого "правильного" и безупречного в формальном отношении рассуждения.)

Гегель же полагает, что противоречие должно быть не только выявлено, но и разрешено. И разрешено тем же самым логическим мышлением, которое его выявило в процессе развития определений понятия.

Гегель по-иному трактует как происхождение, так и способ разрешения логических противоречий. Как и Кант, он понимает, что они возникают вовсе не в силу неряшливости или недобросовестности отдельных мыслящих лиц. В отличие от Канта он понимает, что противоречия могут и должны найти своё разрешение и не должны сохранять навсегда вид антиномий. Однако именно для того, чтобы мышление могло их разрешить, оно предварительно должно остро и четко их зафиксировать именно как антиномии, как логические противоречия, как действительные , а не мнимые противоречия в определениях.

А вот этому-то традиционная логика не только не учит, но и прямо мешает научиться. Поэтому она делает мышление, доверившееся ее рецептам, слепым и несамокритичным, приучая его упорствовать на догмах, на абстрактных "непротиворечивых" тезисах. Так что Гегель с полным правом определяет прежнюю, формальную логику как логику догматизма, как логику конструирования догматически-непротиворечивых внутри себя систем определений. Однако такая "непротиворечивость" покупается слишком дорогой ценой – ценой вопиющего противоречия с другими системами, столь же "логичными". Здесь-то обнаруживается еще более глубокое противоречие с конкретной полнотой действительности и истины. И оно рано или поздно все равно разрушит самую складную догматическую систему.

Диалектика, согласно Гегелю, и есть форма (или метод, схема) мышления, включающая в себя как процесс выяснения противоречий, так и процесс их конкретного разрешения в составе более высокой и глубокой стадии рационального познания того же самого предмета, на пути дальнейшего исследования существа дела, т.е. на пути развития науки, техники и "нравственности", всей той сферы, которая у него называется "объективным духом".

Такое понимание сразу же вызывает конструктивные сдвиги по всей системе логики. Если у Канта "диалектика" представляла собою лишь последнюю, третью часть логики (учения о формах рассудка и разума), где речь идет, собственно, о констатации логически неразрешимых антиномий теоретического познания, то у Гегеля дело выглядит совсем по-иному. Сфера логического распадается у него на три основных раздела, или аспекта, в ней выделяются три стороны:

1) абстрактная, или рассудочная,

2) диалектическая, или отрицательно разумная, и

3) спекулятивная, или положительно разумная.

Гегель специально подчеркивает, что названные три стороны "не составляют трех частей логики, а суть моменты всякого логически реального , т.е. всякого понятия или всего истинного вообще".

В эмпирической истории мышления (как и в любом данном исторически достигнутом его состоянии) эти три стороны выступают то и дело в форме либо трех последовательных "формаций", либо в виде трех разных и рядом стоящих систем логики. Отсюда и получается иллюзия, будто бы они могут быть обрисованы в виде трех разных, следующих друг за другом разделов (или "частей") логики.

Логику в целом, однако, нельзя получить путем простого соединения указанных трех сторон, каждая из которых берется в том самом виде, в каком она была развита в истории мышления. Тут требуется критическая переработка всех трех аспектов с точки зрения высших – исторически лишь позже всех достигнутых – принципов.

Гегель дает характеристику трех "моментов" логического мышления, которые должны войти в состав Логики:

1) "Мышление как рассудок не идет дальше неподвижной определенности и отличия последней от других определенностей; такую ограниченную абстракцию это мышление считает обладающей самостоятельным существованием". Отдельным (обособившимся) историческим воплощением этого "момента" в деятельности мышления выступает догматизм , а логически-теоретическим его самосознанием – "общая", т.е. чисто формальная, логика.

2) "Диалектический момент есть снятие такими конечными определениями самих себя и их переход в свою противоположность". Исторически этот момент выступает как скептицизм , т.е. как состояние, когда мышление, чувствуя себя растерянным среди противоположных, одинаково "логичных" и взаимно провоцирующих одна другую догматических систем, не в силах выбрать и предпочесть одну из них. Соответствующее стадии скептицизма логическое самосознание отлилось в кантовское понимание диалектики как состояния неразрешимости антиномий между догматическими системами. Скептицизм ("отрицательная диалектика" типа кантовской) исторически и по существу выше догматизма, ибо диалектика, заключающаяся в рассудке, здесь уже осознана , существует не только "в себе", но и "для себя".

3) "Спекулятивное , или положительно-разумное , постигает единство определений в их противоположности, то утвердительное , которое содержится в их разрешении и переходе". В систематической разработке этого последнего "момента", а соответственно и в критическом переосмыслении первых двух с точки зрения третьего Гегель и видит исторически назревшую в логике задачу, а потому и свою собственную миссию и цель своей работы.

Будучи критически переосмысленными в свете только теперь добытых принципов, эти "моменты" перестают быть самостоятельными частями логики и превращаются в три абстрактных аспекта одной и той же логической системы. Тогда создается логика, руководствуясь которой мышление уже в полной мере становится самокритичным и не рискует впасть ни в тупость догматизма, ни в бесплодие скептического нейтралитета.

Отсюда же вытекает и внешнее, формальное членение логики на: 1) учение о бытии, 2) учение о сущности и 3) учение о понятии и идее.

Деление логики на объективную (первые два раздела) и субъективную совпадает на первый взгляд со старым членением философии на онтологию и собственно логику. Но Гегель подчеркивает, что такое деление было бы весьма неточным и условным, так как в логике "противоположность между субъективным и объективным (в ее обычном значении) отпадает".

Гегелевская позиция в данном вопросе опять-таки требует тщательного комментария, так как и до сих пор поверхностная критика гегелевского понимания логики и ее предмета чаще всего сводится к тому, что гегелевская позиция игнорирует противоположность между субъективным и объективным (между мышлением и бытием) и потому-де софистически выдает специфически логические схемы мышления за онтологические определения вещей вне мышления и, наоборот, всеобщие определения действительности вне мышления за схемы логического процесса. Она-де совершает двойной грех: гипостазирует логические формы, а с другой стороны, логизирует действительность.

Если бы первородный грех гегельянства состоял действительно в простой и наивной слепоте по отношению к противоположности между мышлением и действительностью, между понятием и его предметом, то тогда кантовский дуализм был бы верхом философской премудрости. На самом деле заблуждение Гегеля далеко не столь просто и вовсе не характеризуется произведенной выше оценкой. Различие и, что еще важнее, противоречие (противоположность) между миром вещей вне сознания и миром мышления (миром в мышлении, в науке, в понятии ) Гегель видел и осознавал куда острее, чем его наивные критики из числа кантианцев, и уж во всяком случае придавал этой противоположности куда более важное значение для логики, чем все вместе взятые позитивисты (которые специально в логике прямо отождествляют понятие и предмет понятия).

Дело совсем в ином, и иное понимание вопроса вытекает из специфически гегелевского понимания мышления , а стало быть, и гегелевского решения вопроса об отношении мышления к миру вещей.

Поэтому Гегель, формулируя программу критического преобразования логики как науки, ставит задачу привести логику (т.е. осознание мышлением всеобщих схем своей собственной работы) в соответствие с ее реальным предметом – с действительным мышлением, с его реально всеобщими формами и законами.

Последние существуют в мышлении вовсе не только и даже не столько как схемы и правила сознательного мышления, а как всеобщие схемы

3. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ДИАЛЕКТИКА - ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ И ЛОГИКА МАРКСИЗМА- ЛЕНИНИЗМА Марксистская диалектика есть наука о всеобщих законах движения и развития природы, общества и мышления. Из этого следует, что одни и те же её законы являются законами объективного мира и

2. Метод «Капитала» – диалектический и исторический материализм в действии. Субъективная диалектика как логика и теория познания Общая характеристика метода и построения научной теории В «Капитале» К. Маркс, как мы видели, глубоко научным образом исследовал

Субъективная диалектика и формальная логика Для понимания сущности марксистской диалектической теории, как она разрабатывалась Марксом и Энгельсом, принципиально важным является вопрос об отражении объективной диалектики процессов и вещей в субъективной диалектике

Диалектика природы – диалектика истории – диалектика будущего (Энгельс о возрастающей роли общественного сознания) Велик соблазн восхвалять юбиляра. Что может быть проще, если юбиляр действительно велик! Но юбилей – это всегда повод задуматься о жизни и делах

Глава II. ДИАЛЕКТИКА КАК ЛОГИКА И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ Диалектический характер научного познания, выражающийся во взаимодействии субъекта и объекта, на протяжении веков проявлялся стихийно, как своего рода «крот истории» (К.Маркс). В марксистско-ленинской

Очерк третий. Логика и диалектика Мы уже говорили, что наиболее прямым путём к созданию диалектической логики является умудрённое историческим опытом «повторение пройденного», повторение дела Маркса, Энгельса, Ленина, критически-материалистическое переосмысление

Очерк пятый. Диалектика как логика Гегелевское решение вопроса о предмете логики сыграло в истории этой науки особую роль. И чтобы понять гегелевскую логику, мало только уяснить прямой смысл её положений. Важнее и труднее рассмотреть сквозь причудливые обороты

Логика открытия и логика оправдания гипотезы В стандартной модели развития теории, которая разрабатывалась в рамках позитивистской традиции, логика открытия и логика обоснования резко разделялись и противопоставлялись друг другу. Отголоски этого противопоставления

Очерк 3. ЛОГИКА И ДИАЛЕКТИКА Мы уже говорили, что наиболее прямым путем к созданию диалектической логики является умудренное историческим опытом "повторение пройденного", повторение дела Маркса, Энгельса, Ленина, критически-материалистическое переосмысление достижений,

Логика, как и любая другая наука, развивается в соответствии с теми изменениями и потребностями, которые возникают в ходе научного познания. «...Теория заказов мышления,- писал Ф. Энгельс,- отнюдь не есть какая-то раз навсегда установленная «вечная истина», как это связывает со словом «логика» филистерская мысль. Сама формальная логика остается, начиная с Аристотеля и до наших дней, ареной ожесточенных споров».

Как известно, формальная логика - это наука о выводном знании, т. е. о знании, полученном из ранее установленных и проверенных истин, без обращения в данном конкретном случае к опыту, к практике, а только в результате применения законов и правил логики к имеющимся мыслям. Формальная логика - это наука о законах последовательного, непротиворечивого мышления. Она не изучает процессы возникновения знания, изменения и развития понятий. Однако в конце XVIII и в начале XIX в. перед наукой во всей широте встали задачи исследования процессов движения, развития так явлений материального мира, так и человеческого мышления. В связи с этим возникла потребность в создании новой, диалектической логики.

До возникновения марксизма такая логика не была создана, несмотря на попытки крупнейших мыслителей прошлого. Правда, Гегель не только ближе всех подошел к решению этой проблемы, но и разработал диалектическую логику, отличающуюся от формальной. Однако гегелевская диалектическая логика не могла стать подлинной логикой современного научного познания, эффективным методом раскрытия сущности явлений, ибо она была построена на идеалистической основе. Только классики марксизма-ленинизма с позиций созданного ими диалектико-материалистического мировоззрения создали подлинно научную диалектическую логику, соответствующую потребностям современного научного познания и ставшую самым эффективным методом исследования всех областей действительности.

Основное содержание диалектической логики состоит не в том, что она дает теорию формального логического вывода, теорию логически правильного мышления (это входит в содержание формальной логики). Задачи диалектической логики значительно шире и сложнее. В центре внимания диалектической логики стоит проблема наиболее общих законов развития мышления, проблема достижения истинного знания.

Диалектическая логика изучает закономерности диалектического мышления, а мышление есть отражение объективного мира в голове человека. Диалектику объективного мира Энгельс назвал объективной диалектикой, а диалектику отражения объективного мира человеком, диалектику познания, мышления - субъективной диалектикой. Предмет диалектической логики и составляет закономерности развития субъективной диалектики.

Но основные закономерности субъективной и объективной диалектики совпадают, ибо субъективная диалектика, являясь отражением диалектики объективной, целиком определяется ею. «Так называемая объективная диалектика,- писал Энгельс,- царит во всей природе, а так называемая субъективная диалектика, диалектическое мышление, есть только отражение господствующего во всей природе движения путем противоположностей...».

Общие законы объективного мира и общие законы человеческого мышления по существу тождественны, но различаются по своему выражению.

Сами законы и формы мышления, как мы видели выше, формировались людьми непроизвольно; они являются отражением определенных свойств, сторон, особенностей материальной действительности. Это относится не только к закономерностям, изучаемым диалектической логикой, но и к законам и формам мышления, изучаемым логикой формальной. В противном случае с их помощью было бы невозможно раскрыть внутреннюю сущность предметов объективного мира.

Диалектическая логика не сводится к тому, что она содержит в себе общие методологические принципы, имеющие фундаментальное значение в современном научном познании. Она имеет также и свой специфический логический аппарат, отличающийся от логического аппарата формальной логики, а также важнейшие логические принципы. Логический аппарат диалектической логики составляет система категорий материалистической диалектики, которые являются как узловыми пунктами познания, ступенями познавательного процесса, так и формами диалектического мышления. Вооруженные этим аппаратом, ученые имеют возможность осуществлять сложнейший конкретный анализ, тонкие и глубокие логические операции, позволяющие проникать в сокровенные тайны действительности. Если старая логика занималась главным образом классификацией и описанием логических форм выводного знания, то диалектическая логика вырабатывает свой логический аппарат, принципы и законы познавательного процесса.

Диалектическая логика раскрывает общие закономерности развития нашего познания, которые используются нами для приведения в соответствие теории с практикой, используются как база для научного предвидения и т.п.».

Основные принципы диалектической логики

Совокупность требований, или правил мышления, разработанных на основе всеобщих законов действительности и ее познания, ориентирующих людей в их теоретической деятельности, представляет собой принципы диалектической логики.

Соответствующими требованиями к мыслящему субъекту, выражающими ту или иную всеобщую сторону или связь объективной действительности, являются и законы формальной логики. В отличие от законов формальной логики, которые охватывают лишь некоторые всеобщие стороны и связи, принципы диалектической логики выражают все имеющие место всеобщие стороны и связи, и в частности изменчивость предметов внешнего мира, их развитие, противоречивость, взаимопереход противоположностей и т. д.

Принцип объективности рассмотрения

Одним из важнейших принципов диалектической логики является объективность рассмотрения. Данный принцип представляет собой логическое требование, сформулированное на основе материалистического решения основного вопроса философии. В самом деле, если материя первична, представляет собой объективную реальность, существующую независимо от сознания и подчиняющуюся своим собственным законам, а сознание и познание вторичны, зависят от внешнего мира и определяются им, то при исследовании всякого предмета необходимо исходить из него самого, из внутренней логики взаимосвязи и взаимозависимости его сторон.

Принцип требования рассматривать объект познания во всех его связях и отношениях

Другим важнейшим принципом диалектической логики является требование рассматривать объект познания во всех его связях и отношениях. Этот принцип выражает применительно к познанию универсальную взаимозависимость явлений действительности. Чтобы познать сущность той или иной вещи, необходимо рассмотреть всю совокупность сторон и отношений между ними и всю «совокупность многоразличных отношений этой вещи к другим».

Принцип рассмотрения предмета в его развитии, изменении

Диалектическая логика исходит из такого важного принципа, как принцип рассмотрения предмета в его развитии, изменении. Если все в мире находится в движении, изменении, развитии, если движение является формой существования материи, если всякое материальное образование существует благодаря определенному, соответствующему ему движению, если движение определяет его сущность, то, чтобы познать то или иное материальное образование (вещь, явление), необходимо рассматривать его в его собственном движении, в его собственной жизни.

Принцип раздвоения единого и познания противоречивых частей его

С рассмотренным выше принципом тесно связан другой принцип диалектической логики - принцип раздвоения единого и познания противоречивых частей его. Этот принцип является главным в диалектической логике. Он выражает суть диалектики. Каждая вещь, каждое явление содержит в себе взаимоисключающие, противоречивые тенденции и стороны, находящиеся в органической связи, единстве и составляющие противоречие. Противоречие является источником самодвижения и развития вещей и явлений действительности, импульсом их жизненности. А если это так, то чтобы познать природу вещи, представить ее как живое целое, как единство взаимодействующих сторон, необходимо выявить имеющиеся в ней противоречия, противоположные тенденции, проследить их борьбу и вызываемое этой борьбой движение вещи от одних стадий развития к другим. «Условие познания всех процессов мира в их „самодвижении", в их спонтанейном развитии, в их живой жизни, - писал В. И. Ленин,- есть познание их как единства противоположностей».

Принцип диалектического отрицания

Важнейшим принципом диалектической логики является и диалектическое отрицание, суть которого сводится к следующему: в процессе познания отрицание одного положения другим следует осуществлять так, чтобы выявление различия между утверждаемым и отрицаемым положениями сопровождалось выявлением их связи, тождества, отысканием в отрицаемом утверждаемого. Другими словами, отрицание не должно быть «голым», оно должно удерживать положительное, быть моментом связи, развития. «По отношению к простым и первоначальным, „первым" положительным утверждениям, положениям etc. „диалектический момент", т. е. научное рассмотрение, требует,- писал В. И. Ленин,- указания различия, связи, перехода. Без; этого простое положительное утверждение неполно, безжизненно. мертво. По отношению к,2-му", отрицательному положению, „диалектический момент" требует указания „единства", т. е. связи отрицательного с положительным, нахождения этого положительного в отрицательном. От утверждения к отрицанию - от отрицания к „единству" с утверждаемым,- без этого диалектика станет голым отрицанием, игрой или скепсисом».

Нетрудно заметить, что этот принцип есть всего лишь логическое выражение методологических требований закона отрицания, являющегося всеобщим законом развития.

Принцип соответствия

Специфическим выражением принципа «диалектического отрицания» применительно к развитию научных теорий является сформулированный в 1913 г. Н. Бором принцип соответствия, согласно которому теории, объясняющие ту или иную область явлений, с возникновением новых, более общих теорий не устраняются как нечто ложное, по включаются в новую теорию как ее предельный или частный случай и сохраняют свое значение для прежней области.

Как мы видим, этот принцип обязывает при разработке новой теории обращать внимание не только на ее отличие от старой, но и на ее связь со старой, на выявление определенного содержания старой теории в содержании новой теории.

Важным следствием рассмотренного принципа является положение диалектической логики о том, что в познании необходимо идти не просто от одного к другому, а от простейших понятий, определений ко всё более и более сложным и богатым по содержанию. В самом деле, диалектическое отрицание одного положения другим предполагает сохранение всего положительного из отрицаемого и включение его в качестве момента, составной части содержания в утверждаемое положение или теорию. А если это так, то развитие мысли должно представлять собой не что иное, как движение от менее богатых по своему содержанию понятий, определений ко все более и более богатым. Этот принцип диалектической логики выражает применительно к познанию господствующую в объективной действительности тенденцию поступательного движения от низшего к высшему, от простого к сложному.

Принцип восхождения от абстрактного к конкретному

Принцип восхождения от абстрактного к конкретному был разработан К. Марксом и использовался им при исследовании капиталистической общественно-экономической формации.

Этот принцип является таким требованием диалектической логики, соблюдение которого позволяет проникнуть в сущность исследуемого предмета, представить во взаимосвязи и взаимозависимости все его необходимые стороны и отношения. Согласно этому принципу познания, исследование должно начинаться с абстрактного, с понятий. Причем в качестве исходного, отправного звена должна браться не любая сторона, а такая, которая является решающей в исследуемом целом, определяющей все другие его стороны. Выделив главную, решающую сторону, мы, согласно этому принципу исследования, должны взять ее в развитии, т. е. проследить, как она возникла, какие стадии в своем развитии прошла и как в ходе этого развития влияла на все Другие стороны данного материального образования, обусловливая в них соответствующие изменения. Прослеживая все это, мы шаг за шагом воспроизводим в сознании процесс становления исследуемого материального образования, а вместе с этим и всю совокупность необходимых сторон и связей, свойственных ему, т. е, его сущность.

Стихийное использование некоторых требований данного способа исследования в качестве руководящих принципов познавательной деятельности было, например, характерно для процесса разработки Д. И. Менделеевым периодической системы химических элементов. Изучая химические элементы, он обратил внимание на то, что всем им свойствен определенный атомный вес, причем для каждого элемента характерен свой, специфический атомный вес. Из этого ученый сделал вывод, что свойства химических элементов зависят от атомных весов, и решил принять атомный вес в качестве исходного, отправного звена при их исследовании. Приняв атомный вес за общий принцип или общую основу группировки всех химических элементов и учитывая все богатство особенного, присущего той или иной части этих элементов, он объединил их в одну стройную систему, которая не только систематизировала уже известные химические элементы и уточнила их особенные свойства, но и дала возможность предсказать существование новых, еще не открытых химических элементов и раскрыть новые, еще неизвестные свойства. Сам Д. И. Менделеев по этому поводу писал: «За немногими исключениями, я принял те же группы аналогичных элементов, что и мои предшественники, но поставил целью изучить закономерности во взаимоотношении групп. Тем самым я пришел к вышеупомянутому общему принципу (периодическая зависимость свойств химических элементов от их атомных весов.- Авт.), который приложим ко всем элементам и охватывает многие прежде высказанные аналоги, но допускает еще и такие следствия, которые раньше не были возможны».

Принцип единства исторического и логического

С принципом восхождения от абстрактного к конкретному органически связан другой принцип диалектической логики - принцип единства исторического и логического. Под историческим понимается объективная действительность, рассматриваемая в движении и развитии. Логическое означает определенную необходимую связь понятий, суждений, отражающих в сознании человека в виде идеальных образов объективный мир. Историческое, таким образом, является первичным, логическое - вторичным, снимком, копией с исторического.

Отражая действительный исторический процесс, логическое может соответствовать историческому, но может и не соответствовать ему. Логическое соответствует историческому тогда, когда в логике понятий воспроизводится логика, закономерность истории исследуемого объекта. Соответствие логического историческому никогда не может быть полным, абсолютным. «История часто идет скачками и зигзагами...».И если бы мы попытались в мыслях воспроизвести все эти подробности истории, то нам «пришлось бы не только поднять много материала незначительной важности, но и часто прерывать ход мыслей». А если это так, то соответствие логического историческому может касаться лишь необходимых связей и отношений, являющихся следствием законов исторического процесса. Логическое не соответствует историческому тогда, когда связи понятий, суждений, ход мыслей не отражают, не воспроизводят действительной истории, процесса становления и развития объекта.

Восхождение от абстрактного к конкретному есть не что иное, как воспроизведение исторического в логическом.

В самом деле, отыскав те общие стороны или отношения, которые определяют все другие стороны исследуемых материальных образований, и прослеживая их развитие и изменение, мы в сознании, в логике мышления как бы повторяем историю развития данных материальных образований. И поскольку материальные образования развиваются от простого к сложному, от менее богатого к более богатому, движение нашего познания от абстрактного к конкретному представляет собой не что иное, как снимок с реального движения явлений объективного мира. Этот снимок, разумеется, приблизительный, освобожденный от случайностей, но в целом, в основном он отражает действительный ход исторического развития исследуемых явлений.

Взяв, таким образом, за исходное то, что является исходным в самой действительности, мы непременно придем в процессе движения познания к более или менее правильному и полному отражению исследуемых предметов.

Исходным пунктом познания может быть только такое исторически первое, которое в то же время является основным, определяющим в исследуемом объекте, ибо только это исторически первое поможет нам воспроизвести в процессе восхождения от абстрактного к конкретному действительное соотношение сторон исследуемого целого и понять место, роль и значение каждой из них. Поэтому не случайно исследование капиталистической общественно-экономической формации К. Маркс начинает с товара, а не с земельной собственности, хотя последняя и существовала исторически раньше товарного производства. Далее, он не случайно исследует прибыль раньше земельной ренты, промышленный капитал раньше торгового капитала, хотя земельная рента исторически предшествовала прибыли, так же как и торговый капитал предшествовал промышленному капиталу. Маркс начинает с товара потому, что он является главным, определяющим звеном капиталистической экономики, развитие которого обусловило формирование этого общества.

Принцип включения практики в определение предмета

Наряду с всеобщими законами диалектики в требованиях диалектической логики выражаются и специфические закономерности процесса познания. К принципам диалектической логики, сформулированным на основе специфических закономерностей познания, следует отнести требование включения практики в определение предмета.

Данный принцип диалектической логики выражает закономерности взаимосвязи практики и познания, в частности определяющую роль практики в развитии познания, его методов, в оценке истинности наших мыслей о предмете и в раскрытии его сущности.

Принцип конкретности истины

С определяющей ролью практики в процессе познания связан и такой принцип диалектической логики, как конкретность истины. Принципом, выражающим закономерности процесса познания, в частности диалектику абсолютной и относительной истины, является также требование диалектической логики исходить из относительности всякого знания (всякого понятия, положения, теории и т. п.), но вместе с тем выявить в нем элементы абсолютного, сохраняющего свою значимость на всех последующих стадиях познания. Формулируя данный принцип диалектической логики, В. И. Ленин указывал па «относительность всякого знания и абсолютное содержание в каждом шаге познания вперед».

Таковы некоторые самые общие и основные принципы диалектической логики.

Мышление человека есть отражение окружающего мира. Закономерности этого мира обусловливают законы, в соответствии с которыми осуществляется процесс мышления.

Логические законы, или законы мышления, таким образом, объективны, вследствие чего являются общими нормами для всех людей.

Логический закон -- это существенная связь между мыслями, обусловленная закономерными связями между предметами и явлениями объективного мира.

Процесс мышления протекает согласно логическим законам независимо от того, знаем мы об их существовании или нет. Вследствие своей объективности логические законы, так же как и физические, нельзя нарушить, отменить или переиначить. Однако из-за их незнания человек может действовать вопреки объективному закону, что никогда не приведет к успеху. Например, если, проигнорировав закон всемирного тяготения, вы попробуете подвесить люстру, не закрепив ее к потолку, она обязательно упадет и разобьется. Точно так же и рассуждение, построенное не в соответствии с логическими законами, не будет доказательным, а значит, не приведет к согласию в диалоге.

Рассуждение, построенное в согласии с логическими законами, всегда приводит к истине, если его исходные предпосылки истинны. Сами эти предпосылки определяют схему построения рассуждения, последовательность мысленных действий, выполнение которых приведет к нужному результату. Наглядным примером логического рассуждения является решение математической задачи. Любая такая задача состоит из условия и вопроса, на который нужно найти ответ. Поиск ответа предполагает выполнение в последовательном порядке мысленных операций над исходными данными. Действие логических законов в этом процессе проявляется в последовательности мысленных операций, не являющейся произвольной, но имеющей для мышления принудительный характер.

Существует множество логических законов. Рассмотрим наиболее фундаментальные из них.

Закон тождества требует, чтобы та или иная мысль, в каких бы формах она ни выражалась, сохраняла один и тот же смысл. Закон обеспечивает определенность и последовательность мышления.

Согласно законам непротиворечия и исключенного третьего мы не можем признать одновременно истинными два высказывания о предмете, если в одном из них что-то утверждается о предмете, а в другом -- отрицается. В этой ситуации по крайней мере одно из высказываний является объективно ложным. Если человек рассуждает вопреки логическим законам, его мышление становится противоречивым, нелогичным.

Закон достаточного основания требует, чтобы каждая мысль имела достаточные основания своей истинности.

На основе этих наиболее общих законов базируются многочисленные законы частных форм рассуждений, которые в логике носят название правил логики.

Когда в качестве предмета логики указывается мышление, то при этом предполагается, что мышление является всем известным предметом, дополнительные пояснения относительно которого проводить нет нужды. Однако такое может показаться только на первый взгляд.

Возьмем простую форму предложения «А есть В». Если в ней А и В заменить именами предметов, получим ряд конкретных по содержанию высказываний: «Сосна есть дерево», «Студент есть учащийся» и т.д. Чем является форма этих предложений «А есть В»? Если она не мысль, то что является мыслью в предложениях, которые мы получили путем наполнения этой формы содержанием, взятым извне? Само это внешнее содержание -- сосны, студенты, деревья, учащиеся? Перечисленные предметы мыслями не являются. Содержание этих имен можно представить себе образно, т.е. чувственно.

Далее. Имеет ли форма сама по себе некое содержание? Отвечая отрицательно, мы противоречим известному положению о том, что всякая форма содержательна, а содержание оформлено. Значит, логическая форма сама по себе имеет характерное для нее внутреннее, имманентное содержание. Содержание формы «А есть В» можно передать следующим образом: всякий предмет А принадлежит к некоторому роду предметов В. Это положение имеет только мысленное содержание, за его словами не стоят чувственные образы. Это, по определению Гегеля, «чистая» мысль.

Когда мы говорим о безразличии логики к содержанию, то имеем в виду внешнее содержание, поступающее в сознание через органы чувств и наполняющее логические формы. Логике не важно, что подразумевается под А и В. Она исследует отношение между А и В, выраженное связкой «есть». Это отношение составляет имманентное содержание приведенной формы.

Любое мысленное содержание имеет своей основой ту или иную схему универсальных категорий. Нетрудно убедиться, что в основе содержания, выраженного в высказываниях «Снег белый», «Сахар сладкий», «Лед холодный» лежит простейшая схема «вещь -- свойство», а в высказываниях «Дверь скрипит», «Собака лает», «Дождь идет» -- другая простейшая связка категорий «предмет -- действие». Содержанием приведенных высказываний является привычный чувственный материал, невидимыми нитями связанный с «чистыми» мыслями. Эти «чистые» мысли составляют категориальную основу, или категориальный аппарат мышления, который формируется вместе с формальными структурами, а точнее, вместе с формированием личности. Деятельность этого аппарата представляет собой особое мышление, мышление о мыслях, размышление, являющееся специфическим способом философского познания.

Универсальные категории тоже называют формами мыслей, но они являются не формальными структурами, а содержательными формами, т.е. формами универсальных знаний. Эти формы присутствуют в сознании каждого человека, хотя большинство людей пользуются ими неосознанно. Их отделение от разнообразного содержания сознания и осознание совершалось в процессе развития философии. Гегель очень точно определил историю этой науки как историю открытия и исследования мыслей об абсолютном, которое составляет ее предмет. Формой осознания категорий как мысленных форм является философское познание. Позже их содержание и взаимосвязи становятся предметом собственно философской теории -- диалектики, или диалектической логики. Распространенные в среде философов и логиков утверждения о том, что диалектическая логика якобы изучает те же формы мышления, что и формальная, только вторая рассматривает их как устойчивые, неподвижные, а первая -- как подвижные, развивающиеся, не имеют никакого обоснования. Формальные структуры мышления сформировались задолго до того, как возникла какая бы то ни было логика, и с тех пор остаются неизменными .

В отличие от формальной, диалектическая логика является содержательной наукой, исследующей содержание универсальных категорий, их системную взаимосвязь, переход одной категории в другую путем обогащения содержания. Таким способом диалектическая логика изображает поступательное движение познания по пути постижения объективной истины.

Роль категорий в познании состоит в упорядочении и организации бесконечно разнообразного чувственного материала, в его синтезе и обобщении. Если бы этого не происходило, человек не мог бы отождествить два восприятия одного и того же предмета, разрозненные во времени. Наполняясь категориями, будучи поглощенным ими, внешний материал из чувственного превращается в мысленный, оформляемый в языковые конструкции. Поэтому все, что выражено в языке, в явном или неявном виде содержит некоторую категорию. Это отмечал еще Аристотель, говоря, что из слов, высказанных без какой-либо связи, каждое обозначает или сущность, или качество, или количество, или отношение, или место, или время, или положение, или владение, или действие, или страдание.

Материал, доставляемый органами чувств, представляет собой содержание, которое имеет пространственные и временные характеристики. Это содержание принадлежит конечным, преходящим, существующим в пространстве и времени вещам. Мысли, в том числе и категории, лишены пространственно-временных характеристик, потому что в них зафиксировано абсолютное, вечное, неизменное содержание, свойственное предметам любой природы и составляющее основу их существования. Это содержание становится предметом изучения диалектической логики, или собственно философии как науки. По этому диалектическая логика -- это наука как о реальности, так и о законах мышления. Ее предметом является не мышление и не реальность сами по себе, а их единство, т.е. предмет, в котором они тождественны. Содержание, составляющее универсальную основу всякой реальности, доступно не чувственному восприятию, а пониманию через мышление. Отражение этого сущностного содержания представляет собой процесс постепенного проникновения в глубинную природу вещей.

«Наполнение» логической формы внешним содержанием нужно понимать как обработку чувственного материала «чистой» мыслью, продуктами которой являются мысли о конкретных предметах, явлениях, действиях и т.п. Во всякое содержание сознания -- чувства, ощущения, восприятия, желания, представления и т.п. -- проникает мысль, если это содержание выражается в языке. Такое всепроникающее мышление составляет фундамент сознания.

Мышление как инструмент интеллектуальной деятельности нужно отличать от деятельности этого инструмента и ее продуктов. Данный процесс, грубо говоря, состоит в «обработке» материала, поставляемого органами чувств, преобразовании его в мысли, а также в производстве из имеющихся мыслей новых. Например, содержанием мысли «Мне весело» является чувство, мысли «К подъезду подошла машина скорой помощи» -- восприятие предметной ситуации, мысли «Зарплата составляет только часть произведенной стоимости» -- соотношение экономических понятий, а высказывания «Поскольку сущность существует, то существование есть явление» -- взаимосвязь философских категорий «сущность», «существование», «явление».

Исследуя мышление с формальной стороны, формальная логика вынуждена абстрагироваться от его «содержательной» структуры. Осознать, что представляет собой эта структура, помогут следующие примеры.

Рассмотрим высказывания: «Мне нужен топор, чтобы расколоть деревянные чурки на дрова» и «Мне нужна швейная машина, чтобы из ткани сшить салфетку». Идентичность формальной структуры выраженных в этих предложениях мыслей очевидна. Через замену языковых выражений буквенными символами она может быть представлена в следующем виде: «X нужен Y, чтоб из Т произвести Р». Буквенные обозначения могут замещаться здесь не любыми выражениями, а только названиями предметов. Имена каких именно предметов разрешается подставлять вместо буквенных переменных, логика не устанавливает. В тех формах, которые исследует формальная логика, содержательно интерпретируются только связи (отношения) между элементами в составе логической структуры. Сами элементы рассматриваются как пустые клетки, заполняемые взятым извне материалом.

Сходство приведенных выше высказываний не сводится только к формальной их общности, к общности их грамматических конструкций. Очевидной является и тематическая их общность. Предложения подобной конструкции используются при описании той или иной целесообразной деятельности. Поэтому в их глубинной основе лежит некое общее содержание, составляемое категориальной структурой, которая в наших примерах сводится к взаимосвязи следующих понятий:

субъект деятельности (я);

объект деятельности (деревянные чурки, ткань);

средство деятельности (топор, швейная машина);

сама деятельность (колоть, шить);

продукт деятельности (дрова, салфетка), который одновременно выражает и ее цель, и потребность.

Перечисленные понятия составляют категориальный аппарат теоретического познания человеческой деятельности.

Каждая наука при описании своих объектов оперирует специфическими понятиями, свойственными только ей. В механике, например, это «сила», «скорость», «масса», «ускорение» и др., в логике -- «имя», «высказывание», «умозаключение». Наиболее общие понятия определенной науки называются категориями, а их совокупность -- категориальным аппаратом данной науки.

В основе мышления лежат универсальные категории, которые своим содержанием поглощают (охватывают) объекты любой природы, в том числе и специфические категории конкретных наук. К ним принадлежат, например, категории бытие, качество, количество, вещь, свойство, отношение, сущность, явление, форма, содержание, действие и т.п.

Таким образом, универсальные философские категории (категории диалектики) представляют собой мысленные определения предмета, синтез которых выражает его сущность и составляет понятие о нем.

наука о наиболее общих законах развития природы, общества и человеческого мышления. Эти законы отражаются в виде особых понятий – логич. категорий. Поэтому Л. д. можно определить и как науку о диалектич. категориях. Представляя собой систему диалектич. категорий, она исследует их взаимную связь, последовательность и переходы одной категории в другую. Предмет и задачи Л. д. Логика диалектическая исходит из материалистич. решения основного вопроса философии, рассматривая мышление как отражение объективной реальности. Этому пониманию противостояли и противостоят идеалистич. концепции Л. д., исходящие из представления о мышлении как о самостоятельной сфере, независящей от окружающего человека мира. Борьба между этими двумя взаимно исключающими интерпретациями мышления и характеризует всю историю философии и логики. Существует логика о б ъ е к т и в н а я, к-рая царит во всей действительности, и с у б ъ е к т и в н а я логика, к-рая есть отражение в мышлении господствующего во всей действительности движения путем противоположностей. В этом смысле Л. д. является субъективной логикой. Кроме того, Л. д. можно определить и как науку о наиболее общих законах связей и развития явлений объективного мира. Л. д. "... есть учение не о внешних формах мышления, а о законах развития "всех материальных, природных и духовных вещей", т.е. развития всего конкретного содержания мира и познания его, т.е. итог, сумма, вывод и с т о р и и познания мира" (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 80–81). Л. д. как наука совпадает с диалектикой и с теорией познания: "...не надо 3-х слов: это одно и то же" (там же, с. 315). Л. д. обычно противопоставляют формалъной логике (см. также ст. Логика). Это противопоставление связано с тем, что формальная логика изучает формы мышления, отвлекаясь и от их содержания и от развития мышления, тогда как Л. д. исследует логич. формы в связи с содержанием и в их историч. развитии. Отмечая различие между формальной и диалектической, содержательной логикой, нельзя их противопоставление преувеличивать. Они тесно связаны между собой в реальном процессе мышления, а также в его изучении. Л. д. под определ. углом зрения рассматривает и то, что является предметом рассмотрения формальной логики, а именно – учение о понятии, суждении, умозаключении, научном методе; она включает в предмет своего исследования ее филос., методологич. основы и проблемы. Задача Л. д. заключается в том, чтобы, опираясь на обобщения истории науки, философии, техники и творчества вообще, исследовать логич. формы и законы научного познания, способы построения и закономерности развития научной теории, вскрыть ее практические, в частности экспериментальные, основы, выявить способы соотнесения знания с его объектом и т.д. Важной задачей Л. д. является анализ исторически сложившихся методов науч. познания и выявление эвристич. возможности того или иного метода, границы его применения и возможности появления новых методов (см. Методология). Развиваясь на основе обобщения обществ. практики и достижений наук, Л. д., в свою очередь, играет огромную роль по отношению к конкретным наукам, выступая в качестве их общей теоретич. и методологич. базы (см. Наука). Особую роль по отношению к Л. д. играет история философии как наука. Последняя, по сути дела, есть та же Л. д. с тем отличием, что в Л. д. мы имеем последовательное развитие абстрактных логич. понятий, а в истории философии – последовательное развитие тех же понятий, но только в конкретной форме сменявших друг друга филос. систем. История философии подсказывает Л. д. последовательность развития ее категорий. Последовательность развития логич. категорий в составе Л. д. диктуется прежде всего объективной последовательностью развития теоретич. знаний, к-рые, в свою очередь, отражают объективную последовательность развития реальных исторических процессов, очищенных от нарушающих их случайностей и не имеющих существ, значения зигзагов (см. Логическое и историческое). Л. д. представляет собой цельную, но отнюдь не законченную систему: она развивается и обогащается вместе с развитием явлений объективного мира и вместе с прогрессом человеч. знания. И с т о р и я Л. д. Диалектическое мышление имеет древнейшее происхождение. Уже первобытное мышление было проникнуто сознанием развития, диалектикой. Древневосточная, а также антич. философия создали непреходящие образцы диалектич. теорий. Антич. диалектика, основанная на живом чувств. восприятии материального космоса, уже начиная с первых представителей греч. философии твердо формулировала всю действительность как становящуюся, как совмещающую в себе противоположности, как вечно подвижную и самостоятельную. Решительно все философы ранней греч. классики учили о всеобщем и вечном движении, в то же самое время представляя себе космос в виде завершенного и прекрасного целого, в виде чего-то вечного и пребывающего в покое. Это была универсальная диалектика движения и покоя. Философы ранней греч. классики учили, далее, о всеобщей изменчивости вещей в результате превращения какого-нибудь одного основного элемента (земля, вода, воздух, огонь и эфир) во всякий другой. Это была универсальная диалектика тождества и различия. Далее, вся ранняя греч. классика учила о бытии как о чувственно воспринимаемой материи, усматривая в ней те или др. закономерности. Числа пифагорейцев, по крайней мере в раннюю эпоху, совершенно неотделимы от тел. Логос Гераклита есть мировой огонь, мерно вспыхивающий и мерно угасающий. Мышление у Диогена Аполлонийского есть воздух. Атомы у Левкиппа и Демокрита есть геометрич. тела, вечные и неразрушимые, не подверженные никаким изменениям, но из них составляется чувственно воспринимаемая материя. Вся ранняя греч. классика учила о тождестве, вечности и времени: все вечное протекает во времени, а все временное содержит в себе вечную основу, откуда и теория вечного круговорота вещества. Все создано богами; но сами боги есть не более, как обобщение материальных стихий, так что в конце концов космос никем и ничем не создавался, а возник сам собой и постоянно возникает в своем вечном существовании. Итак, уже ранняя греч. классика (6–5 вв. до н.э.) продумала основные категории Л. д., хотя, находясь во власти стихийного материализма, она была далека от системы этих категорий и от выделения Л. д. в особую науку. Гераклит и др. греч. натурфилософы дали формулы вечного становления как единства противоположностей. Аристотель считал первым диалектиком элейца Зенона (А 1.9.10, Diels9). Именно элеаты впервые резко противопоставили единство и множество, или мысленный и чувственный мир. На основе философии Гераклита и элеатов, в условиях нарастающего субъективизма, в Греции, естественно, возникла чисто отрицательная диалектика у софистов, к-рые в непрестанной смене противоречащих друг другу вещей, а также и понятий увидели относительность человеч. знания и доводили Л. д. до полного нигилизма, не исключая и морали. Впрочем, жизненные и житейские выводы из диалектики делал уже и Зенон (А 9. 13). В этом окружении Ксенофонт изображает своего Сократа, стремящимся давать учение о чистых понятиях, но без софистич. релятивизма, ища в них наиболее общие элементы, разделяя их на роды и виды, обязательно делая отсюда моральные выводы и пользуясь методом собеседования: "Да и само слово "диалектика", – говорил он, – произошло оттого, что люди, совещаясь в собраниях, разделяют предметы по родам..." (Memor. IV 5, 12). Ни в каком случае нельзя снижать роль софистов и Сократа в истории Л. д. Именно они, отойдя от слишком онтологич. Л. д. ранней классики, привели в бурное движение человеч. мысль с ее вечными противоречиями, с ее неустанным исканием истины в атмосфере ожесточенных споров и погоней за все более и более тонкими и точными мыслительными категориями. Этот дух эристики (споров) и вопросо-ответной, разговорной теории диалектики отныне стал пронизывать всю антич. философию и всю свойственную ей Л. д. Этот дух чувствуется в напряженно-мыслительной ткани платоновских диалогов, в различениях у Аристотеля, в словесно-формалистич. логике стоиков и даже у неоплатоников, к-рые при всей своей мистич. настроенности бесконечно погружались в эристику, в диалектику тончайших категорий, в интерпретацию старой и простой мифологии, в изощренную систематику всех логич. категорий. Без софистов и Сократа немыслима античная Л. д. и даже там, где она не имеет ничего общего с ними по своему содержанию. Грек – всегдашний говорун, спорщик, словесный эквилибрист. Такова же и его Л. д., возникшая на основах софистики и сократовского метода диалектического разговора. Продолжая мысль своего учителя и трактуя мир понятий, или идей, как особую самостоятельную действительность, Платон под диалектикой понимал не только разделение понятий на четко обособленные роды (Soph. 253 D. сл.) и не только искание истины при помощи вопросов и ответов (Crat. 390 С), но и "знание относительно сущего и истинного сущего" (Phileb. 58 А). Достигнуть этого он считал возможным только при помощи свед?ния противоречащих частностей в цельное и общее (R. Р. VII 537 С). Замечательные образцы этого рода античной идеалистической Л. д. содержатся в диалогах Платона "Софист" и "Парменид". В "Софисте" (254 В–260 А) дается как раз диалектика пяти основных диалектич. категорий – движения, покоя, различия, тождества и бытия, в результате чего бытие трактуется здесь у Платона в качестве активно самопротиворечащей координированной раздельности. Всякая вещь оказывается тождественной сама с собой и со всем другим, различной сама с собой и со всем другим, а также покоящейся и подвижной в самой себе и относительно всего другого. В "Пармениде" Платона эта Л. д. доведена до крайней степени подробности, тонкости и систематики. Здесь сначала дается диалектика единого, как абсолютной и неразличимой единичности, а затем и диалектика едино-раздельного целого, как в отношении его самого, так и в отношении всего иного, к-рое от него зависит (Раrm. 137 С – 166 С). Рассуждения Платона о разных категориях Л. д. рассыпаны по всем его произведениям, из чего можно указать хотя бы на диалектику чистого становления (Tim. 47 ? – 53 С) или диалектику космич. единства, стоящего выше единства отдельных вещей и их суммы, а также выше самого противопоставления субъекта и объекта (R. Р. VI, 505 А – 511 А). Недаром Диоген Лаэртский (III, 56) считал изобретателем диалектики именно Платона. Аристотель, поместивший платоновские идеи в пределах самой материи и тем самым превративший их в формы вещей и, кроме того, присоединивший сюда учение о потенции и энергии (как равно и ряд др. аналогичных учений), поднял Л. д. на высшую ступень, хотя всю эту область философии он называет не Л. д., но "первой философией". Термин "логика" он сохраняет за формальной логикой, а под "диалектикой" он понимает учение о вероятных суждениях и умозаключениях или о видимости (Anal. prior. 11, 24а 22 и др. места). Значение Аристотеля в истории Л. д. огромно. Его учение о четырех причинах – материальной, формальной (вернее, смысловой, эйдетической), движущей и целевой – трактовано так, что все эти четыре причины существуют в каждой вещи совершенно неразличимо и тождественно с самой вещью. С совр. т. зр. это, несомненно, есть учение о единстве противоположностей, как бы сам Аристотель ни выдвигал на первый план закон противоречия (вернее сказать, закон непротиворечия) как в бытии, так и в познании. Учение Аристотеля о перводвигателе, к-рый мыслит сам же себя, т.е. является сам для себя и субъектом и объектом, есть не что иное, как фрагмент все той же Л. д. Правда, знаменитые 10 категории Аристотеля рассматриваются у него раздельно и вполне описательно. Но в его "первой философии" все эти категории трактованы достаточно диалектично. Наконец, не нужно низко ставить то, что он сам называет диалектикой, а именно систему умозаключений в области вероятных допущений. Тут уж во всяком случае Аристотель дает диалектику становления, поскольку сама вероятность только и возможна в области становления. Ленин говорит: "Логика Аристотеля есть запрос, искание, подход к логике Гегеля, а из нее, из логики Аристотеля (который всюду, на каждом шагу, ставит вопрос и м е н н о о д и а л е к т и к е) сделали мертвую схоластику, выбросив все поиски, колебания, приемы постановки вопросов" (Соч., т. 38, с. 366). У стоиков "только мудрый – диалектик" (SVF II фр. 124; III фр. 717 Arnim.), а диалектику они определяли как "науку правильно беседовать относительно суждений в вопросах и ответах" и как "науку об истинном, ложном и нейтральном" (II фр. 48). Судя по тому, что у стоиков логика делилась на диалектику и риторику (там же, ср. I фр. 75; II фр. 294), понимание Л. д. у стоиков совсем не было онтологическим. В противоположность этому эпикурейцы понимали Л. д. как "канонику", т.е. онтологически и материалистически (Diog. L. X 30). Однако если принимать во внимание не терминологию стоиков, но их фактич. учение о бытии, то в основном и у них находим гераклитовскую космологию, т.е. учение о вечном становлении и о взаимном превращении элементов, учение об огне-логосе, о материальной иерархии космоса и гл. отличие от Гераклита в виде настойчиво проводимой телеологии. Т.о., в учении о бытии стоики тоже оказываются не только материалистами, но и сторонниками Л. д. Линию Демокрита – Эпикура – Лукреция тоже ни в каком случае нельзя понимать механистически. Появление у них каждой вещи из атомов тоже есть диалектич. скачок, поскольку каждая вещь несет с собой совершенно новое качество в сравнении с теми атомами, из к-рых она возникает. Известно также антич. уподобление атомов буквам (67 А 9, см. также вкн.: "Древнегреч. атомисты" А. Маковельского, с. 584): цельная вещь появляется из атомов так же, как трагедия и комедия из букв. Явно, атомисты продумывают здесь Л. д. целого и частей. В последние столетия античной философии диалектика Платона получила особенно большое развитие. У Плотина имеется специальный трактат о диалектике (Ennead. 1 3); и чем дальше развивался неоплатонизм до конца антич. мира, тем более утонченной, скрупулезной и схоластичной становилась здесь Л. д. Вполне диалектична основная неоплатоновская иерархия бытия: единое, к-рое является абсолютной единичностью всего сущего, сливающей в себе все субъекты и объекты и потому неразличимой в себе; числовая раздельность этого единого; качественная наполненность этих первочисел, или Нус-ум, представляющий собой тождество универсального субъекта и универсального объекта (заимствовано у Аристотеля) или мир идей; переход этих идей в становление, к-рое является движущей силой космоса, или мировая душа; произведение и результат этой подвижной сущности мировой души, или космос; и наконец, постепенно убывающие в своем смысловом наполнении космич. сферы, начиная от неба и кончая землей. Диалектично в неоплатонизме также и само это учение о постепенном и непрерывном излиянии и саморазделении первоначального единого, т.е. то, что обычно называется в антич. и ср.-век. философии эманационизмом (Плотин, Порфирий, Ямвлих, Прокл и мн. др. философы конца античности 3–6 вв.). Здесь – масса продуктивных диалектич. концепций, но все они, ввиду специфич. Особенностей данной эпохи, часто даются в форме мистич. рассуждений и скрупулезно-схоластич. систематики. Диалектически важна, напр., концепция раздвоения единого, взаимоотражения субъекта и объекта в познании, учение о вечной подвижности космоса, о чистом становлении и др. В результате обзора антич. Л. д. необходимо сказать, что здесь были продуманы почти все гл. категории этой науки на основе сознательного отношения к стихии становления. Но ни антич. идеализм, ни антич. материализм не могли справиться с этой задачей ввиду своей созерцательности, слияния идеи и материи в одних случаях и разрыва их в др. случаях, ввиду примата религиозной мифологии в одних случаях и просветительского релятивизма в др. случаях, ввиду слабой осознанности категорий как отражения действительности и ввиду постоянного неумения понимать творч. воздействие мышления на действительность. В значительной мере это относится также и к ср.-век. философии, в к-рой место прежней мифологии заняла др. мифология, но Л. д. и здесь по-прежнему оставалась скованной слишком слепым онтологизмом. Господство монотеистич. религий в ср. века перенесло Л. д. в область богословия, используя Аристотеля и неоплатонизм для создания схоластически разработанных учений о личном абсолюте. В смысле развития Л. д. это было шагом вперед, т.к. филос. сознание постепенно приучалось чувствовать свою собственную силу, хотя и возникающую из персоналистски понимаемого абсолюта. Христианское учение о троичности (напр., у каппадокийцев – Василия Великого, Григория Назианзина, Григория Нисского – и вообще у множества отцов и учителей церкви, хотя бы, напр., у Августина) и арабско-еврейское учение о социальном абсолюте (напр., у Ибн Рошда или в Каббале) строились по-преимуществу методами Л. д. Утвержденный на двух первых вселенских соборах (325 и 381) символ веры учил о божественной субстанции, выраженной в трех лицах, при полном тождестве этой субстанции и этих лиц и при полном их различии, а также и при самотождественном развитии самих лиц: исходное лоно вечного движения (отец), расчлененная закономерность этого движения (сын или бог-слово) и вечное творч. становление этой неподвижной закономерности (дух святой). В науке уже давно выяснена связь этой концепции с платоно-аристотелевской, стоич. и неоплатонич. Л. д. Наиболее глубоко эта Л. д. выражена в трактате Прокла "Элементы богословия" и в т.н. "Ареопагитиках", представляющих собой христианскую рецепцию проклизма. То и другое имело большое значение во всей ср.-век. Л. д. (см. А. И. Бриллиантова, Влияние восточного богословия на западное в творениях Иоанна Скота Эриугены, 1898). Эта Л. д., основанная на религ.-мистич. мышлении, дошла до Николая Кузанского, построившего свою Л. д. как раз на Прокле и ареопагитиках. Таковы учения Николая Кузанского о тождестве знания и незнания, о совпадении максимума и минимума, о вечном движении, о троичной структуре вечности, о тождестве треугольника, круга и шара в теории божества, о совпадении противоположностей, о любом в любом, о свертывании и развертывании абсолютного нуля и т.д. Кроме того, у Николая Кузанского антично-ср.-век. неоплатонизм смыкается с идеями зарождающегося математич. анализа, так что в понятие самого абсолюта вносится идея вечного становления, и сам абсолют начинает пониматься как своеобразный и всеохватывающий интеграл или, в зависимости от т. зр., дифференциал; у него фигурируют такие, напр., понятия как бытие – возможность (posse–fieri). Это есть понятие вечности, являющейся вечным становлением вечной возможностью всего нового и нового, что и является ее подлинным бытием. Т.о., инфинитезимальный принцип, т.е. принцип бесконечно малого, определяет собой бытийную характеристику самого абсолюта. Таково же, напр., и его понятие possest, т.е. posse est, или понятие опять-таки вечной потенции, порождающей все новое и новое, так что эта потенция есть последнее бытие. Тут Л. д. с инфинитезимальной окраской становится весьма четкой концепцией. В этой связи необходимо упомянуть Джордано Бруно, гераклитовски мыслящего пантеиста и предспинозистского материалиста, к-рый тоже учил и об единстве противоположностей, и о тождестве минимума и максимума (понимая этот минимум тоже близко к нараставшему тогда учению о бесконечно малом), и о бесконечности Вселенной (вполне диалектически трактуя, что ее центр находится повсюду, в любой ее точке), и т., д. Такие философы, как Николай Кузанский и Джордано Бруно, все еще продолжали учить о божестве и о божественном единстве противоположностей, но эти концепции у них уже получают инфинитезимальную окраску; а через век или полтора уже появилось и самое настоящее исчисление бесконечно малых, представлявшее собой новый этап в развитии мировой Л. д. В новое время, в связи с восходящей капиталистич. формацией и зависящей от нее индивидуалистич. философией, в период господства рационалистич. метафизики математич. анализ (Декарт, Лейбниц, Ньютон, Эйлер), оперирующий переменными т.е. бесконечно-становящимися функциями и величинами, был не всегда осознанной, но фактически неуклонно назревающей областью Л. д. Ведь то, что в математике называют переменной величиной, является с филос. т. зр. становящейся величиной; и в результате этого становления возникают те или иные предельные величины, к-рые в полном смысле слова оказываются единством противоположностей, как, напр., производная есть единство противоположностей аргумента и функции, не говоря уже о самом становлении величин и о переходе их к пределу. Необходимо иметь в виду, что исключая неоплатонизм, самый термин "Л. д." либо вовсе не употреблялся в тех филос. системах ср. веков и нового времени, к-рые по существу своему были диалектическими, либо употреблялся в смысле, близком к формальной логике. Таковы, напр., трактаты 9 в. Иоанна Дамаскина "Диалектика" в византийском богословии и "О разделении природы" Иоанна Скота Эриугены в западном богословии. Учения Декарта о неоднородном пространстве, Спинозы о мышлении и материи или о свободе и необходимости или Лейбница о присутствии каждой монады во всякой др. монаде несомненно содержат в себе весьма глубокие диалектические построения, но у самих этих философов диалектической логикой не именуются. Также и вся философия нового времени тоже была шагом вперед к осознанию того, что такое Л. д. Эмпирики нового времени (Ф. Бэкон, Локк, Юм), при всей своей метафизичности и дуализме, постепенно так или иначе приучали видеть в категориях отражение действительности. Рационалисты, при всем своем субъективизме и формалистич. метафизике, все же приучали находить в категориях некое самостоятельное движение. Были даже попытки нек-рого синтеза того и другого, но попытки эти. не могли увенчаться успехом в виду слишком большого индивидуализма, дуализма и формализма буржуазной философии нового времени, возникавшей на основах частного предпринимательства и слишком резкого противопоставления "Я" и "не-Я", причем, примат и команда всегда оставалась за. "Я" в противоположность пассивно понимаемому "не-Я". Достижения и неудачи такого синтеза в докантовской философии можно продемонстри-ровать, напр., на Спинозе. Первые определения в его "Этике" вполне диалектичны. Если в причине самого себя совпадают, сущность и существование, то это есть единство противоположностей. Субстанция есть то, что существует само по себе и представляется само через себя. Это есть также единство, противоположностей – бытия и определяемого им же самим представления о нем. Атрибут субстанции есть то, что ум представляет в ней как ее сущность. Это – совпадение в сущности того, чего она является сущностью, и ее умственного отражения. Два атрибута субстанции – мышление и протяжение – есть одно и то же. Атрибутов бесконечное количество, но в каждом из них отражается вся субстанция. Несомненно здесь мы имеем дело не с чем иным, как с Л. д. И все же даже и спинозизм слишком слепо онтологичен, слишком нечетко учит об отражении и слишком мало понимает обратное отражение бытия в самом бытии. А без этого невозможно построить правильную и систематически осознанную Л. д. Классическую для нового времени форму Л. д. создал нем. идеализм, начавший с ее негативной и субътективистич. трактовки у Канта и перешедший через Фихте и Шеллинга к объективному идеализму Гегеля. У Канта Л. д. является не чем иным, как разоблачением иллюзий человеч. разума, желающего обязательно достигнуть цельного и абсолютного знания. т.к. научным знанием, по Канту, является только такое знание, к-рое опирается на чувств. опыт и обосновано деятельностью рассудка, а высшее понятие разума (бог, мир, душа, свобода) этими свойствами не обладает, то Л. д., по Канту, и обнаруживает те неминуемые противоречия, в к-рых запутывается разум, желающий достигнуть абсолютной цельности. Однако эта чисто негативная трактовка Л. д. у Канта имела то огромное историч. значение, что обнаружила в человеч. разуме его необходимую противоречивость. А это в дальнейшем и привело к исканию преодоления этих противоречий разума, что и легло в основу Л. д. уже в положительном смысле. Надо отметить также и то, что Кант впервые употребляет самый термин "Л. д.", настолько большое и самостоятельное значение придавал он этой дисциплине. Но интереснее всего то, что Даже и Кант, как и вся мировая философия, бессознательно все же поддался впечатлению от той огромной роли, к-рую Л. д. играет в мышлении. Вопреки своему дуализму, вопреки своей метафизике, вопреки своему формализму, он, незаметно сам для себя все же весьма часто пользовался принципом единства противополож-ностей. Так, в главе "О схематизме чистых понятий рассудка" своего основного труда "Критика чистого разума" он вдруг задает себе вопрос: как же это чувственные явления подводятся под рассудок и его категории? Ведь ясно же, что между тем и другим должно быть нечто общее. Это общее, к-рое он называет здесь схемой, есть время. Время связывает чувственно протекающее явление с категориями рассудка, т.к. оно и эмпирично, и априорно, (см. "Критика чистого разума", П., 1915, с. 119). Тут у Канта, конечно, путаница, потому что по его основному учению время вовсе не есть нечто чувственное, но априорное, так что эта схема вовсе не дает к.-н. объединения чувственности и рассудка. Однако несомненно и то, что, бессознательно для самого себя, Кант понимает здесь под временем становление вообще; а в становлении, безусловно, каждая категория в каждый момент возникает и в тот же момент снимается. Так, причина данного явления, характеризуя собой его происхождение, обязательно в каждый момент этого последнего проявляет себя по-разному и по-разному, т.е. постоянно возникает и исчезает. Т.о., диалектич. синтез чувственности и рассудка, и притом именно в смысле Л. д., фактически строился уже самим Кантом, но метафизически-дуалистич. предрассудки помешали ему дать ясную и простую концепцию. Из четырех групп категорий качество и количество, несомненно, диалектически сливаются в группу категорий отношения; а группа категорий модальности есть только уточнение полученной группы отношения. Даже в пределах отд. групп категории даны у Канта по принципу диалектической триады: единство и множество сливаются в то единство этих противоположностей, к-рое сам Кант называет цельностью; что же касается реальности и отрицания, то, несомненно, их диалектич. синтезом является ограничение, поскольку для этого последнего необходимо нечто зафиксировать и необходимо иметь нечто выходящее за эту реальность, чтобы очертить границу между утверждаемым и неутверждаемым, т.е. ограничить утверждаемое. Наконец, даже знаменитые антиномии Канта (как, напр.: мир ограничен и безграничен в пространстве и во времени) в конце концов тоже снимаются самим же Кантом при помощи метода становления: фактически наблюдаемый мир конечен; однако найти этого конца во времени и пространстве мы не можем; поэтому мир и не конечен, и не бесконечен, а существует только искание этого конца согласно регулятивному требованию разума (см. тамже, с. 310–15). "Критика силы суждения" тоже есть бессознательный диалектич. синтез "Критики чистого разума" и "Критики практического разума". Фихте сразу облегчил возможность систематич. Л. д. своим пониманием вещей в себе как тоже субъективных категорий, лишенных всякого объективного существования. Получился абсолютный субъективизм и тем самым уже не дуализм, а монизм, что только способствовало стройному систематич. выделению одних категорий из других и приближало Л. д. к антиметафизич. монизму. Стоило только внести в этот абсолютный дух Фихте также и природу, что мы находим у Шеллинга, а также и историю, что мы находим у Гегеля, как возникла система объективного идеализма Гегеля, к-рая в пределах этого абсолютного духа давала безупречную по своему монизму Л. д., охватывавшую всю область действительности, начиная от чисто логич. категорий, проходя через природу и дух и кончая категориальной диалектикой всего историч. процесса. Гегелевская Л. д., если не говорить о всех прочих областях знания, хотя, по Гегелю, они тоже представляют собой движение тех или других категорий, создаваемых все тем же мировым духом, представляет собой систематически развитую науку, в к-рой дана исчерпывающая и содержательная картина общих форм движения диалектики (см. К. Маркс, Капитал, 1955, т. 1, с. 19). Гегель совершенно прав со своей т. зр., когда делит Л. д. на бытие, сущность и понятие. Бытие есть самое первое и самое абстрактное определение мысли. Оно конкретизируется в категориях качества, количества и меры (причем под последней он понимает как раз качественно определенное количество и количественно ограниченное качество). Гегель понимает свое качество в виде исходного бытия, к-рое переходит после своего исчерпания в небытие и становление как диалектич. синтез бытия и небытия (поскольку во всяком становлении бытие всегда возникает, но в тот же самый момент и уничтожается). Исчерпав категорию бытия, Гегель рассматривает то же бытие, но уже с противопоставлением этого бытия ему же самому. Естественным образом отсюда, рождается категория сущности бытия, а в этой сущности Гегель, опять-таки в полном согласии со своими принципами, находит сущность самое по себе, ее явление и диалектич. синтез исходной сущности и явления в категории действительности. Этим исчерпывается у него сущность. Но сущность не может быть в отрыве от бытия. Гегель исследует и ту ступень Л. д., где фигурируют категории, содержащие в себе одинаково и бытие, и сущность. Это – понятие. Гегель является абсолютным идеалистом и поэтому он именно в понятии находит высший расцвет и бытия, и сущности. Гегель рассматривает свое понятие как субъект, как объект и как абсолютную идею, категория его Л. д. является и идеей, и абсолютом. Кроме того, гегелевское понятие можно, как это делал Энгельс, истолковать материалистически – как общую природу вещей или, как это делал Маркс, как общий закон процесса или, как это делал Ленин, как познание. И тогда этот раздел гегелевской логики теряет свой мистич. характер и приобретает рациональный смысл. В общем же все эти самодвижные категории продуманы у Гегеля так глубоко и всесторонне, что, напр., Ленин, заключая свои конспекты гегелевской "Науки логики", говорит: "... в э т о м с а м о м и д е а л и с т и ч е с к о м произведении Гегеля всего меньше идеализма, в с е г о б о л ь ш е материализма. "Противоречиво", но факт!" (Соч., т. 38, с. 227). У Гегеля мы имеем наивысшее достижение всей западной философии в смысле создания именно логики становления, когда все логич. категории неизменно берутся в их динамике и в их творч. взаимопорождении и когда категории, хотя и оказываются порождением только духа, однако как такого объективного начала, в к-ром оказываются представленными природа, общество и вся история. Из домарксистской философии 19 в. огромным шагом вперед явилась деятельность русских революц. демократов – Белинского, Герцена, Чернышевского и Добролюбова, к-рым их революц. теория и практика не только дала возможность перейти от идеализма к материализму, но и привела их к диалектике становления, помогшей им создавать самые передовые концепции в разных областях истории культуры. Ленин пишет, что диалектика Гегеля явилась для Герцена "алгеброй революции" (см. Соч., т. 18, с. 10). Насколько Герцен глубоко понимал Л. д., напр. в отношении физич. мира, видно из следующих его слов: "Жизнь природы – беспрерывное развитие, развитие отвлеченного простого, не полного, стихийного в конкретное Полное, сложное, развитие зародыша расчленением всего заключающегося в его понятии, и всегдашнее домогательство вести это развитие до возможно полного соответствия формы содержанию – это диалектика физического мира" (Собр. соч., т. 3, 1954, с. 127). Глубокие суждения о Л. д. высказывал и Чернышевский (см., напр., Полн. собр. соч., т. 5, 1950, с. 391; т. 3, 1947, с. 207–09; т. 2, 1949, с. 165; т. 4, 1948, с. 70). По условиям времени революц. демократы могли только подойти к материалистич. диалектике. Л. д. в буржуазной философии 2 - й п о л. 1 9 – 2 0 в в. Буржуазная философия отказывается от тех достижений в области диалектич. логики, к-рые имелись в прежней философии. Л. д. Гегеля отвергается как "софистика", "логическая ошибка" и даже "болезненное извращение духа" (Р. Гайм, Гегель и его время – R. Haym, Hegel und seine Zeit 1857; А. Тренделенбург, Логические исследования – A. Trendelenburg, Logische Untersuchungen, 1840; Э. Гартман, О диалектическом методе –Е. Hartmann, ?ber die dialektische Methode, 1868). Попытки правых гегельянцев (Михелет, Розенкранц) защитить Л. д. оказались безуспешными, как в силу догматического к ней отношения, так и в силу метафизич. ограниченности их собственных воззрений. С др. стороны, развитие математич. логики и ее огромные успехи в обосновании математики приводят к ее абсолютизации как единственно возможной научной логики. Сохраняющиеся в совр. бурж. философии элементы Л. д. связаны прежде всего с критикой ограниченности формальнологич. понимания процесса познания и воспроизведением учения Гегеля о "конкретности понятия". В неокантианстве на место абстрактного понятия, построенного на основе закона обратного соотношения объема и содержания понятия и потому ведущего к все более пустым абстракциям, ставится "конкретное понятие", понимаемое по аналогии с математич. функцией, т.е. общим законом, к-рый охватывает все отд. случаи посредством применения переменной, принимающей любые последовательные значения. Восприняв эту мысль из логики М. Дробиша (Новое изложение логики... – М. Drobisch, Neue Darstellung der Logik..., 1836), неокантианство марбургской школы (Коген, Кассирер, Наторп) вообще подменяет логику "абстрактных понятий" "логикой математич. понятия о функции". Это приводит, при непонимании того факта, что функция есть способ воспроизведения действительности разумом, а не сама она, к отрицанию понятия субстанции и "физич. идеализму". Однако в неокантианской логике сохраняется и ряд моментов идеалистич. Л. д. – понимание познания как процесса "создания" объекта (объект как "бесконечное задание"); принцип "первоначала" (Ursprung), состоящий в "сохранении объединения в обособлении и обособления в объединении"; "гетерология синтеза", т.е. подчинение его не формальному закону "?-A", но содержательному "А-В" (см. Г. Коген, Логика чистого познания – Н. Cohen, Logik der reinen Erkenntnis, 1902; П. Наторп, Логические основы точных наук – Р. Natorp, Die logischen Grundlagen der exakten Wissenschaften, 1910). В неогегельянстве проблема Л. д. также поднимается в связи с критикой традиц. теории абстракций: если единственная функция мысли есть отвлечение, то "чем больше мы мыслим, тем меньше мы будем знать" (Т. X. Грин). Поэтому необходима новая логика, подчиненная принципу "целостности сознания": разум, несущий в себе бессознательную идею целого, приводит свои частые идеи в соответствие с ней путем "дополнения" частного до целого. Поставив на место гегелевского принципа "отрицательности" принцип "дополнения", неогегельянство приходит к "отрицательной диалектике": противоречия, обнаруживаемые в понятиях, свидетельствуют о нереальности, "кажимости" их объектов (см. Ф. Брэдли, Принципы логики– F. Bradley, The principles of logic, 1928; его же, Явление и действительность – Appearance and reality, 1893). Дополняя эту концепцию "теорией внутренних отношений", к-рая, абсолютизируя универсальную взаимосвязь явлений, исключает возможность истинных высказываний об изолированных фрагментах действительности, неогегельянство скатывается к иррационализму, отрицает правомерн