Материальная Церковь: какой была финансовая основа Русского Православия. Церковный доход

Духовенство, служащее при полковых, придворных и казенных церквах, имело определенное жалованье , казенную квартиру или квартирные деньги. А если в церковь допускались посторонние богомольцы, то причт имел значительное дополнение к казенному жалованью в доходах за совершение треб.

Причты приходских церквей столицы и многих уездных городов обеспечивались платою за требы, пожертвованиями прихожан и доходами с арендных статей. В больших уездных городах, напр. Гдов, Ямбург, Нарва, Шлиссель6ypг и в городах Финляндии причты получали жалованье, постепенно возвышавшееся.

Правительство и общество, главным образом, озабочивал быт духовенства сельского. Пока на места поступали люди. не учившиеся в духовных училищах, неотвыкшие ни от семьи, ни от сельского быта, пока господствовало закрепление мест, а образ жизни духовенства не отличался от образа жизни крестьян, до тех пор сельское духовенство жило, если не роскошно, то безбедно.

Причты жили в домах или доставшихся по наследству, или построенных из дарового лесa, при участии помещика и прихожан, носили одежду домотканную, не знали ни чаю, ни кофе, вели с крестьянами хлеб-соль, получали ругу, петровщину, осеныцину, печеные хлебы, называемые «крестовиками», а главным образом содержались обработкою земли. В сельских работах помогали дети, приежавшие на каникулы, помогали и крестьяне, собираясь «на помочь».

Беднейшие причты получали денежное пособие из капитала, назначенного с 1764 года на «вспоможение духовенству». Пособие это или выдавалось ежегодно, или отпускалось при чрезвычайных издержках, напр, при постройке нового дома, при выходе девицы в замужество, по случаю пожаров и пр.

Значительная перемена в материальном отношении сельского духовенства произошла в начале нынешнего столетия. Тут повторилось почти тоже, что было с церквами. Когда церковные деньги подвергались большему контролю и стали часто тратиться на нужды посторонние, то, с малым улучшением состояния церквей, не улучшилось положение причтов, и духовенство не бедствовало только благодаря простоте образа жизни и закреплению мест.

Возобновлявшиеся нередко жалобы духовенства имели то следствие, что в 40 годах все, доселе шедшие на духовенство, капиталы были соединены в одну сумму и, в совокупности с дополнением из казначейства, поступили на жалованье сельским причтам. Причты были разделены на классы, соответственно которым выдавалось жалованье.

Но и эта мера не принесла пользы. Во первых с назначением жалованья запрещалось не только „вымогательство» за требы, но и получение всякой платы; сила запрещения увеличивалась помещиками и сельскими властями, которые прямо запрещали крестьянам давать деньги, ругу и др. пособия духовенству, как обеспеченному жалованьем. Во вторых, самое распределение причтов по классам было сделано неправильно. Предполагая, что всякая плата с прихожан прекратится и что следует вознаградить духовенство за труд, который в многолюдных приходах был тяжелее, распорядились так, что причтам многолюдных приходов дали высшие оклады, а причтам малолюдных-низшие.

А так как плата за требы не прекратилась вовсе, то причты, получавшие больше доходов, стали получать и высший оклад жалованья, а причты, меньше обеспеченные от прихода, получали и жалованье меньше.

Наконец и самый способ получения жалованья был стеснителен. Отдаленность расстояния от казначейства, трата времени, денег на подводу, разные «доверенности», вычеты на пенсион, поборы, а иногда и прямые „взятки» в уездном городе производили то, что причты часто не получали жалованья вполне. Если прибавить к этому возрастание дороговизны, отрешенность духовенства от семьи, от полевых работ, высшую плату за ученье в духовных училищах, часто весьма отдаленных от погоста, то придется сознаться, что в сороковых годах быт духовенства еще не достиг полного обеспечения.

Учрежденное в конце шестидесятых годов „особое присутствие по делам православного духовенства» занялось соображениями относительно обеспечения духовенства. Ряд разнообразных мер, как-то: свобода выхода в светские звания, возвышение свечного дохода , закрытие многих церквей, назначение пенсий духовенству, преобразование духовных училищ, все это вместе направлялось если не к обеспечению духовенства, то, по крайней мере, к его возвышению в обществе и усилению его влияния на паству.

Но и тут цель была достигнута не вполне, а широко открытые двери в светское звание и уменьшение комплекта семинаристов заставили лиц дух. звания искать места в других ведомствах и, вместо духовных семинарий, идти в медицинскую академию и в университет. Это усилилось особенно в петербургской семинарии, из которой выход в светские училища был несравненно легче, чем в провинции, и, вот ныне, по недостатку в кандидатах священства, духовные места даются или воспитанникам других семинарий или людям, не окончившим полного семинарского курса. Надежда привлечь на служение церкви лиц из светского звания осуществляется очень мало.

Экономические проблемы Церкви - тема больная. Большинство наших соотечественников убеждены, что деятельность, приносящая прибыль, религиозным организациям не к лицу. На этом охотно играла атеистическая пропаганда. Ни один уважающий себя советский антирелигиозный музей не мог обойтись без стенда, посвященного монастырскому землевладению. Попробуем разобраться, действительно ли Русская Церковь в прошлом была настолько богата?

Васнецов Аполлинарий Михайлович Троице-Сергиева лавра (1908-1913)

Альтернатива десятине

Считается, что нормальным способом финансирования жизни Церкви является десятина, то есть десятипроцентный налог, который члены общины платят в пользу церковной организации. Впервые такой способ финансирования служителей Бога упоминается уже в Книге Бытие, рассказывающей о том, как Авраам передал десятую часть военной добычи Мелхиседеку, царю и священнику (см. Быт. 14: 18-20). В ранней Церкви десятина существовала, но не как общепринятое и повсеместное явление. И лишь в IV-VII веках эта практика стала применяться в ряде западных стран.

Князь Владимир, сделавший Православие государственной религией, не мог обложить своих только что крещенных подданных налогом на церковные нужды. Ему ничего не оставалось делать, как обложить этим налогом самого себя, выделив приехавшим из Греции архиереям 10 процентов от княжеских доходов (из этих средств была, в частности, построена Десятинная церковь в Киеве). А источником существования приходских священников стал десятипроцентный налог, которым облагались землевладельцы.

По мере того как страна из номинально крещеной превращалась в фактически христианскую, прихожане стали активнее участвовать в содержании своего священника. Однако появление нового источника доходов не улучшило, а ухудшило положение приходского духовенства, поскольку помощь князя становилась все менее регулярной, а нередко сводилась на нет. Для обеспечения своей семьи сельскому батюшке приходилось не только совершать богослужение, но и работать на земле. Его материальное положение было немногим выше, чем у крестьянина.

Монастырская колонизация

Земли, впоследствии ставшие основным ее богатством, Русская Церковь приобрела благодаря людям, которые меньше всего думали о стяжании чего-нибудь материального. Основатели монастырей не рассчитывали, что их детище со временем превратится в центр хозяйственной жизни. Сначала один или несколько монахов селились в глухом месте, строили себе жилье, церковь и жили в соответствии с древними правилами пустынножительства. Постепенно к ним приходили новые монахи, и вырастал монастырь. У монастырей появлялись благотворители, охотно жертвовавшие земли. Для землевладельцев такая жертва не была особо обременительной, поскольку монастыри основывались в малонаселенных районах, где было много свободных земель и мало рабочих рук.

На монастырских землях были весьма благоприятные условия для хозяйственной деятельности. Они не дробились при наследовании, как это происходило с земельными наделами феодалов. Кроме того, проживающие на монастырских землях крестьяне платили только церковные налоги и были освобождены от государственных. В духовных грамотах, юридически оформлявших передачу монастырям сельскохозяйственных угодий, особо оговаривалась неотчуждаемость церковного имущества. Особые права Церкви признавали не только русские князья, но и ордынские ханы. Ханские ярлыки под страхом смерти запрещали лицам, подчиняющимся Золотой орде, вмешиваться в управление церковным имуществом.

До утверждения крепостного права работающие на земле крестьяне могли свободно менять место жительства и селиться в тех местах, где условия землепользования были наиболее выгодными. Само собой разумеется, что крестьяне пытались переселиться с государственных и частных земель на монастырские. В результате переселений к середине XVII века во владении Церкви было 118 тысяч дворов, а по свидетельствам иностранных наблюдателей - треть всех сельскохозяйственных угодий страны.

Богатства монастырей современники воспринимали, мягко говоря, неоднозначно. Еще в XVI веке вопрос о церковном землевладении стал предметом острой дискуссии, которую обычно называют спорами «стяжателей» и «нестяжателей».

Позиция «нестяжателей», считавших, что монашеские обеты не позволяют монастырям иметь собственность, логически является вполне безупречной. Однако она ограничивает возможность участия монастырей в социальной жизни. Монастырская благотворительность, обеспечение монастырским крестьянам пристойных условий существования, помощь голодающим - земли давали русским монастырям материальную возможность заниматься всем этим.

«Аще у монастырей сел не будет, - писал преподобный Иосиф Волоцкий, лидер «стяжателей», - како честному и благородному человеку постричься? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию или архиепископа, или епископа и всякие честныя власти? А коли не будет честных старцев и благородных, ино вере будет поколебание».

Государство недовольно

На экономическую деятельность Церкви государство смотрело все с большим недовольством. И связано это было не только с тем, что оно недополучало заметные суммы налогов, от которых, как мы уже говорили, церковные земли были свободны. Существеннее было другое. Для русских царей «жалование земли» было основной формой награждения своих сторонников и рычагом государственного строительства.

Первые попытки ограничить церковное землевладение предпринял Стоглавый собор (1551), запретивший монастырям без согласия царя принимать в дар новые земли. «Уложение» Алексея Михайловича (1648) запретило дальнейшее увеличение церковных вотчин, а часть их и вовсе отписало в казну. Государство стало активно перекладывать на Церковь свои социальные функции. В монастыри посылали увечных воинов, престарелых служилых людей, вдов и сирот. Но коренная реформа системы церковного землевладения началась при Петре I. В 1700 году были уничтожены все налоговые льготы монастырям.

В 1757 году Елизавета Петровна передала управление монастырским имуществом отставным офицерам, которые еще по указу Петра I должны были получать пропитание от монастырей. Правда, при жизни императрицы реализовать этот указ не удалось. На секуляризацию решился лишь Петр III, издавший указ о включении церковных земель в состав государственных. После убийства Петра III Екатерина II сначала осудила антицерковную политику покойного мужа, а потом подписала аналогичный указ. Все церковные вотчины были переданы из духовного ведомства в коллегию экономии, став, таким образом, собственностью государства. Конфисковав церковную собственность, государство взяло Церковь под свою опеку, возложив на себя ответственность за материальное обеспечение духовенства. Финансирование Церкви стало головной болью нескольких поколений государственных деятелей.

Духовенство на зарплате

Для Русской Церкви секуляризация земель стала сильным ударом. В результате реформ XVIII века церковные доходы сократились в восемь раз. Это, в частности, поставило под угрозу возможность существования монастырей. Из-за отсутствия средств многие из них были закрыты. Если накануне реформы в Российской империи насчитывалось 1072 монастыря, то к 1801 году их осталось 452.

На протяжении XIX века на церковные нужды тратилось от 0,6 до 1,8 процента государственного бюджета. Для государства это было много, а для Церкви - мало, поскольку ее социальная и благотворительная деятельность не прекращалась. По данным на конец XIX века, ведомству Синода принадлежало 34 836 начальных школ, в то время как ведомству Министерства народного просвещения - 32 708. Кроме того, государственная поддержка шла на содержание монастырей, органов церковного управления и учебных заведений. Материальное положение приходского духовенства при этом было очень тяжелым. Попытки государства решить материальные проблемы сельских священников не приводили к желаемым результатам. В 1765 году при проведении генерального межевания правительство Екатерины II предписало выделять храмам по 33 десятины земли (около 36 га). Император Павел обязал прихожан обрабатывать эту землю в пользу причта, однако Александр I этот указ отменил.

В царствование Николая I правительство начало назначать духовенству жалованье из общегосударственных средств. Сначала это практиковалось в западных епархиях, а потом и в других регионах. Однако размер этого жалованья был минимален и не решал финансовых проблем священнослужителей. Накануне революции жалованье протоиерея составлял 294 рубля в год, диакона - 147, псаломщика - 93 (для сравнения: учитель начальной школы получал 360-420 рублей в год, а учитель гимназии уже существенно больше). Но и эти небольшие суммы выплачивались только четверти духовенства, а остальные довольствовались теми средствами, которые удавалось собрать на приходе. При этом не следует забывать, что семьи тогда были, как правило, очень большими.

Не имевшие государственного жалованья священники оказывались в полной зависимости от прихожан, а в первую очередь - от помещика, на землях которого находился приход. Такая зависимость часто ставила священника в ситуации, совершенно губительные для его авторитета. В своих мемуарах сельские батюшки постоянно жалуются на то, что им приходилось организовывать угощения с водкой для состоятельных крестьян, от которых зависело, сколько зерна, дров и яиц получит семья священника. Во многих местах священник занимался сельскохозяйственным трудом, который в глазах крестьян являлся занятием не достойным священнослужителя.

Нереализованный проект

После того как в 1905 году Николай II подписал указ «Об укреплении начал веротерпимости», подчинение Православной Церкви государству стало восприниматься как явный анахронизм. В газетах и журналах разгорелась полемика о церковных реформах и о созыве Поместного собора, который восстановит церковную независимость.

Созвать Собор удалось только после Февральской революции. Первоначально, рассматривая вопросы экономического положения Церкви, Собор исходил из того, что государственные дотации будут сохранены. Однако антицерковная политика большевиков делала надежду на сохранение государственного финансирования призрачной, и Собор вынужден был заняться поиском средств для нормального функционирования церковной организации. Собственно говоря, имелось два потенциальных источника доходов: различные формы добровольных пожертвований и создание Церковью организаций, занимающихся коммерческой деятельностью. Перспектива учиться самостоятельно зарабатывать деньги воспринималась неоднозначно. «Пускаясь в море экономической жизни, - говорил один из участников дискуссии по этому вопросу, - может быть, наш корабль и доплывает до другого берега. Но рассчитывать на это нельзя. Могут быть и бури, и риск, всегда свойственный торговле. Мы идем в сторону риска. Можно сразу потерять все свое достояние… Мы должны пойти на косвенное и прямое обложение, если нужно, надо сократить расходы. Но устраивать заводы, пойти на рынок и заторговать по большому - не к лицу Церкви». Тем не менее Собор принял определения «О взаимном церковном страховании», «О Всероссийском церковном кооперативе», «О Всероссийском кредитном союзе церковных учреждений», которые должны были активизировать экономическую деятельность Церкви. Другим источником финансирования должны были стать денежные сборы, направленные на решение конкретных задач. Кажется, это был первый в российской истории проект создания самостоятельной церковной экономики.

Но никаких практических результатов эти решения не имели. Еще во время работы Собора был выпущен Декрет об отделении Церкви от государства, лишающий Церковь прав юридического лица и собственности. Начавшаяся эпоха гонений на Церковь делала финансовые вопросы малоактуальными. Об экономических проблемах церковной жизни в эти годы вспоминали только авторы антирелигиозных брошюр. И лишь после Отечественной войны, когда церковная жизнь начала частично легализовываться, экономические проблемы вновь обрели актуальность. Но это совсем другая история.

АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ

В ожидании зарплаты

Говорить о сельском духовенстве, не касаясь финансов, просто невозможно. Открыв любые мемуары, сразу натыкаешься на описания, связанные с деньгами. При этом жалобы священников на страшную нищету чередуются с жалобами прихожан на жадность клириков. Причины этих жалоб и взаимного недовольства в том, что в России отсутствовал нормально работающий механизм обеспечения церковнослужителей. Традиции, когда прихожане отдают в пользу церкви десятину, то есть 10% доходов, здесь никогда не было. Если кто и платил десятину, так это князь (на десятину князя Владимира была, как известно, построена Десятинная церковь в Киеве). В течение долгого времени основой финансового благополучия церкви были принадлежащие ей земли. Они жертвовались на помин души, приобретались в результате так называемой монастырской колонизации, когда рядом с отшельником, ушедшим подальше от людей, появлялся монастырь, которому в конце концов и отходили окрестные территории. В монастырских владениях подати были сравнительно небольшими (так что их можно рассматривать как аналог современных офшорных зон), поэтому крестьяне стремились перебраться туда с государственных и частных земель. В результате переселений к середине XVII века во владении у церкви было 118 тыс. дворов, а по свидетельствам иностранных наблюдателей - треть всех сельскохозяйственных угодий страны. Подати, которые платили крестьяне, жившие на церковных землях, были финансовой основой существования церковной организации. Правда, до приходских священников доходила лишь незначительная часть этих средств.

У нас в Руси сельские попы питаются своею работою и ничем они от пахотных мужиков неотменны. Мужик за соху - и поп за соху, мужик за косу - и поп за косу, а церковь святая и духовная паства остается в стороне

С церковным землевладением покончила, как известно, Екатерина II, которая своим знаменитым манифестом 1764 года перевела все церковные земли в собственность государства. Считалось, что после этого финансирование церковной организации станет обязанностью государства. Однако прокормить священнослужителей государству явно не удавалось. Государственные деньги доходили до городов и монастырей, но не до сельских приходов.

Первый проект решения финансовых проблем сельских батюшек родился в 1808 году. Предполагалось разбить все церковные должности на пять классов и в соответствии с этими классами составить твердую зарплатную сетку в пределах от 300 до 1000 руб. в год. Сейчас уже не имеет значения, была ли эта сумма большой или маленькой, поскольку начало выплат планировалось на 1815 год, но в 1812-м началась война, а после нее об этом проекте забыли. К идее подобной реформы вернулись при Николае I. Согласно утвержденному плану, зарплата священников должна была зависеть от количества прихожан (подобно тому, как сейчас зарплата учителей оказалась связанной с количеством учеников). В зависимости от численности прихожан приходы были разделены на семь категорий, и священникам назначена фиксированная зарплата. Эта реформа вызвала огромное недовольство, поскольку большие священнические семьи не могли прожить на выплачиваемые государством суммы, а условием получения зарплаты был отказ брать с прихожан деньги за требы. Но это условие священники изо всех сил старались обходить.

"Приход со взятием..."

В XVIII веке духовенство было особым сословием, имевшим ряд привилегий,- например, оно освобождалось от военной службы. Оставаясь сравнительно немногочисленным по отношению к крестьянам, это сословие быстро приобрело характер замкнутой корпорации. Должность приходского священника передавалась от отца к сыну, а если у священника были только дочери, его преемником становился муж одной их дочерей. Приходы, где священническое место можно было получить таким образом, полуофициально назывались "приходами со взятием". Кандидат должен был взять в жены дочь покойного священнослужителя. При этом он обещал пожизненно содержать тещу, а сестер жены - до того, как они выйдут замуж.

Теоретически занятие священнической должности связывалось с образовательным цензом. Условием рукоположения было окончание соответствующего учебного заведения. При этом семинария оставалась школой сословной, куда принимали исключительно выходцев из поповских семей. Власти довольно тщательно следили за тем, чтобы не допускать на священнические должности лиц без специального образования. Так, в Московской епархии еще в екатерининские времена в священники рукополагали "богословов", то есть окончивших последний, "богословский" класс семинарии, а в дьяконы - "философов", выпускников предпоследнего, "философского". Кстати сказать, именно "философом" был гоголевский Хома Брут, не выдержавший встречи с Вием.

Крестьяне видели в священниках бар, дворяне - мужиков, но священнослужители не были похожи ни на тех, ни на других. Это бросалось в глаза даже внешне. В отличие от дворян они носили бороду, а в отличие от крестьян одевались по-городскому и ходили в шляпах (при невнимательном взгляде на старые фото священника "в штатском" легко спутать с раввином). С этой субкультурой связан прекрасно узнаваемый "поповский" юмор, на котором построены многие рассказы Николая Лескова. Вспомним хотя бы байку про то, как дьякона уговорили назвать щенка Каквасом, чтобы, когда приедет архиерей и спросит, как зовут собачку, ответить: "Каквас, владыко!" Многие семинарские шутки до такой степени вошли в русский язык, что про их происхождение уже давно забыто. Например, слово "куролесить" восходит к греческому выражению "Кюре елейсон", то есть "Господи, помилуй!". Была еще загадка: "Идут лесом, поют куролесум, несут деревянный пирог с мясом". Отгадка - похороны.

"Напоить попа и начать палить ему бороду..."

Сельский священник зависел от прихожан куда больше, чем прихожане от него. Крохотного государственного жалованья не хватало, чтобы прокормить семью (как правило, большую). Да и это жалованье получали далеко не все. По закону клиру выделялась земля, которую можно было обрабатывать самостоятельно, а можно было сдавать в аренду. Оба варианта имели куда больше недостатков, чем достоинств. В первом случае жизнь священника оказывалась жизнью крестьянина, который в свободное время совершает богослужение и требы. Об этом еще в петровские времена писал экономист Иван Посошков: "У нас в Руси сельские попы питаются своею работою и ничем они от пахотных мужиков неотменны. Мужик за соху - и поп за соху, мужик за косу - и поп за косу, а церковь святая и духовная паства остается в стороне. И от такого их земледелия многие христиане помирают, не только не сподобившися приятия тела Христова, но и покаяния лишаются и умирают яко скот".

Второй вариант не решал всех финансовых проблем (сдача в аренду небольшого участка давала мизерную сумму), и священник становился полностью зависимым от своих прихожан. Предстояло выстраивать непростые хозяйственные отношения с крестьянами или же с помещиком. И трудно сказать, какая из этих двух задач была проще.

Идеи антиправительственного заговора не пользовались популярностью у крестьян, и они сами охотно выдавали агитаторов властям

В священнических мемуарах имеется немало рассказов про то, как молодой батюшка с женой приезжает в село, где ему объясняют, что он должен проставиться и угостить наиболее состоятельных жителей. Угощая дорогого гостя и подливая ему, священник выясняет, чем тот сможет помочь приходу. На таких переговорах обсуждалось, сколько зерна, овощей, масла, яиц будет выделять священнику сельская община. Для идеалистически настроенных молодых людей, видевших в своей деятельности служение, а не средство заработка, такие переговоры были мучительны.

Еще одним вариантом была организация спонсорской помощи со стороны помещиков, что предполагало еще большие унижения. Особого уважения к священникам помещики не испытывали. Это была старая традиция, восходящая к временам крепостного права, когда помещик был всесилен и плохо понимал, чем священник отличается от лакея и прочего обслуживающего персонала. Вот одна из историй, рассказанных в мемуарах. Помещик требует, чтобы священник шел служить литургию поздно вечером. Клирики собираются в храме, посылают на колокольню дозорного, чтобы встретить помещика колокольным звоном и начать богослужение в тот момент, когда он переступит порог. Я уж не говорю о личных издевательствах. Как писал один мемуарист, "напоить попа и начать палить ему бороду, а потом дать ему за это 10 рублей было самым излюбленным делом". При этом отказаться от участия во всех этих безобразиях священник не мог, поскольку в материальном плане он целиком зависел от барина. К тому же у помещиков были огромные возможности влиять на назначение и увольнение священников. Жалоба помещика сулила как минимум нагоняй от архиерея, а как максимум - запрещение в священнослужении.

И с государством сельского батюшку связывали весьма странные отношения. Не обеспечивая священника материально, государство тем не менее видело в нем своего агента, в обязанности которого входила, например, запись актов гражданского состояния - регистрация смертей, рождений, бракосочетаний. К тому же через священника оно доносило до подданных официальную информацию об объявлении войны, заключении мира, рождении наследников престола и о других важных событиях. Чтение в храмах царских манифестов было единственной формой коммуникации центральной власти с крестьянством. Именно поэтому после того, как государственное делопроизводство перешло на гражданскую азбуку, священнических детей сразу же обязали ее изучить. Чтобы не было проблем с транслированием манифестов. И с манифестом Александра II об отмене крепостного права большую часть населения страны познакомили именно священники.

Церковная проповедь активно использовалась для разъяснения государственных программ и проектов. Так, в течение долгого времени по всем храмам России произносились проповеди о прививании оспы. Дело в том, что крестьяне видели в следе от прививки печать антихриста, а разубеждать их в этом должны были священники. Одна из опубликованных проповедей так и называлась: "О том, что оспопрививание не есть "печать антихристова", и нет греха прививать оспу".

Исполнение обязанностей перед государством могло вступать в прямое противоречие с долгом священника. Хрестоматийный пример - печально известный указ 1722 года "Об объявлении священником открытых им на исповеди преднамеренных злодейств, если исповедующиеся в оных не раскаялись и намерения своего совершить их не отложили", предписывающий священнику раскрывать тайну исповеди в тех случаях, когда речь идет о государственных преступлениях. При этом церковные каноны однозначно запрещают священникам сообщать кому бы то ни было то, что они слышали на исповеди, поэтому священник оказывался перед непростым моральным выбором. Трудно сказать, работал ли этот указ в городах, но в деревне он был точно неактуален. Идеи антиправительственного заговора не пользовались популярностью у крестьян, и они сами охотно выдавали агитаторов властям.

Как бы то ни было, весьма показателен сам факт существования подобного документа.

"Ты читай по книге, мы и будем знать, что ты читаешь божественное..."

После реформ Александра II изменилась жизнь не только крестьян, но и сельских священников. Духовенство начало утрачивать сословную замкнутость. Программы духовной школы приблизили к программам светских учебных заведений, в результате чего дети священников получили возможность поступать в гимназии и университеты. Духовные учебные заведения, в свою очередь, стали доступны для выходцев из других сословий. И вообще граница между духовенством и представителями образованных сословий размывалась. Практически во всех епархиях появились свои газеты, и местные священники стали выступать в несвойственной им роли корреспондентов епархиальных ведомостей. Новое поколение священнослужителей было куда лучше образованно, но в этом образовании имелись и минусы. Оно сильно отдаляло священника от паствы. Молодые батюшки были готовы терпеть многие особенности традиционной жизни крестьян, восходящие, как им объяснили в семинарии, к языческим древностям. А крестьяне обижались на своего молодого настоятеля, отказавшегося, например, открыть в церкви царские врата, чтобы рожающая в соседнем доме крестьянка легче разрешилась от бремени. Крестьяне видели в этом действии верное средство помочь роженице, а священник категорически не хотел использовать царские врата в качестве родовспомогательного инструмента.

Несовпадение представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо, нередко приводило к курьезным ситуациям. Например, семинаристам внушали, что хороший оратор должен говорить, обращаясь к аудитории, а не заглядывать в книгу или бумажку. Один священник пишет в мемуарах: приехав в сельский приход, он вспомнил, чему его учили на уроках гомилетики, вышел на солею, обратился к прихожанам с проповедью и увидел, что крестьяне воспринимают эту ситуацию как-то неадекватно. Потом выяснилось, что прихожане были убеждены в том, что проповедник должен читать по книге, а не импровизировать. "Так в церкви не говорят,- упрекали его слушатели,- там только читают; ты читай по книге, мы и будем знать, что ты читаешь божественное, а то что? Говорит не знай что, да глядит на людей!" Священник был человеком умным и в следующий раз, произнося импровизированную проповедь, смотрел в открытую книгу. Слушатели были вполне удовлетворены.

"В ее сознании Церковь и колдун - просто разные департаменты..."

При просмотре дореволюционной церковной периодики бросается в глаза огромное количество материалов, посвященных борьбе с пережитками язычества в крестьянском быту. Эти публикации - настоящий клад для фольклористов и этнографов, поскольку содержат массу подробностей ушедшей жизни. Читая такие материалы, можно подумать, что сельские батюшки тем только и занимались, что пытались отучить крестьян от традиционных обрядов, праздников и развлечений. Но достигнуть здесь большого успеха было сложно.

Никто не станет спорить, что традиционная жизнь русского крестьянина сохраняла множество особенностей, восходящих к дохристианским временам. И священники, и церковные власти прекрасно понимали, что полностью перекроить жизнь крестьянина - задача невыполнимая. В крестьянской культуре христианские элементы тесно переплетались с языческими, так что отделить одно от другого было совершенно невозможно. Поэтому в практической жизни священники старались не столько бороться с традиционным бытом, сколько христианизовать языческие по происхождению традиции. Например, молодежные посиделки, которые вообще-то носили откровенно эротический характер, батюшки пытались превратить в богоугодные беседы, совместные чтение и пение. Хотя и здесь трудно было рассчитывать на существенные результаты.

В селах отказ священника выпить поднесенную хозяином стопку воспринимался как страшное оскорбление, тогда как к злоупотреблению спиртными напитками крестьяне относились куда мягче

О том, в какой степени следует переучивать крестьян, задумывались не только сельские батюшки, но и столичные интеллектуалы. В 1909 году Павел Флоренский и Александр Ельчанинов выпустили своеобразную апологию народного православия. Они предлагали признать как данность, что вера крестьянина в церковные таинства прекрасно сочетается с верой в лешего, шишигу, сарайника и заговоры. "Не надо думать,- пишут они,- что обращающийся к колдуну испытывает те же чувства, что западные Фаусты, продающие душу черту. Ничуть не бывало: баба, ходившая "снимать килу" (лечить грыжу, опухоль.- А.К. ) к колдуну, не чувствует себя согрешившей; она с чистым сердцем будет после этого ставить свечи в церкви и поминать там своих покойников. В ее сознании Церковь и колдун - просто разные департаменты, и Церковь, властная спасти ее душу, не может спасти ее от дурного глаза, а колдун, лечащий ее ребенка от криксы (болезненный плач.- А.К. ), не властен молиться за ее умершего мужа". Излишне говорить, что подобные размышления были не реабилитацией язычества, а лишь констатацией того, что изменение бытовых привычек - дело трудоемкое, и нужно хорошо подумать, стоит ли прилагать огромные усилия, чтобы отучить крестьян жечь чучело на Масленицу, катать пасхальные яйца на могилах усопших родственников, гадать в Рождественский сочельник и лечиться травами у местной знахарки. Понятно, что сельские священники по-разному решали такие вопросы. Кто-то пытался полностью переделать быт прихожан, а кто-то смотрел на народную традицию философски. К тому же и крестьяне старались переучить священника и заставить себя "уважать", причем это уважение часто заключалось в обязательном распитии водки при посещении крестьянских домов.

"Где в русских книгах сказано, чтобы пили водку?.."

Только ленивый не обвинял сельских батюшек в чрезмерном пристрастии к алкоголю. Дело в том, что в сельских приходах отказ священника выпить поднесенную хозяином стопку воспринимался как страшное оскорбление, тогда как к злоупотреблению спиртными напитками крестьяне относились куда мягче. Когда в дни больших праздников священник посещал дома прихожан и служил там краткие молебны, крестьяне видели в нем почетного гостя, которого следует угостить. Отказы не принимались. В мемуарах сельских священников содержится немало рассказов, как прихожане заставляют батюшек пить. "В нашем простонародье,- вспоминал священник Иоанн Беллюстин,- доселе неизменным сохраняется то свойство, которое во времена давние отличало предков его,- гостеприимство. Прекрасное в себе, оно, однако же, слишком грубо, невыносимо, навязчиво проявляется у крестьян. Так, случился праздник, например Пасха,- священник ходит с образами. Угощение, то есть водка и закуска, в каждом доме. Молебен отслужили, и священника просят почтить хозяина, выпить водки и закусить. Священник отказывается - перед ним становится все семейство на колени и не встает, пока священник не выпьет. Не подействовало и это, уговорил он хозяев встать и идет, не выпивши,- конечно, хозяин в страшной обиде; с негодованием бросает что-нибудь за молебен, и уже не провожает священника". Приехавший в сельский приход молодой священник оказывался перед дилеммой: принимать угощения прихожан и периодически напиваться до неприличного состояния либо отказаться от алкоголя и испортить отношения со всем селом. Ведь совместные трапезы носили в крестьянской культуре обязательный характер, и выпитая рюмка водки демонстрировала лояльность и готовность быть членом сообщества. Во время посещения крестьянских домов даже при самом умеренном употреблении алкоголя было непросто остаться трезвым, ведь обязательное угощение ждало в каждом доме".

Ситуации, дающие повод обвинить духовенство в неблаговидном поведении, возникали постоянно. Так что знакомый по антиклерикальной литературе образ пьяного попа взят из жизни. Сценка, изображенная на картине Перова "Сельский крестный ход" (на самом деле там изображен не крестный ход, а обход клириками домов прихожан на Пасху), была достаточно типичной. На эту картину часто ссылались авторы статей в церковных журналах, когда рассуждали о борьбе с пьянством. Но совсем уж дико ситуация смотрелась со стороны. Миссионеры, проповедующие среди нехристианских народов России, с удивлением обнаруживали, что пьянство воспринимается как необходимый атрибут православия. Среди вопросов, которые готовящиеся к крещению мусульмане задавали туркестанскому миссионеру Ефрему Елисееву, был и такой: "Где в русских книгах сказано, чтобы пили водку?" Конечно, этот вопрос был связан с общенародной любовью к горячительным напиткам, а не только с пьянством духовенства. Но он очень показателен. Священнослужители, которых обстоятельства заставляли принимать угощение от прихожан, оказывались плохими борцами с народным пьянством.

Проблема казалась неразрешимой. Церковные власти могли сколько угодно наказывать батюшку, перебравшего во время обхода прихожан, но это ничего не меняло. Священники обращались в Синод с просьбой издать указ, под угрозой извержения из сана запрещающий священникам пить. Такой указ не был издан, поскольку никому не хотелось выпускать законодательный акт, который невозможно исполнить. Наиболее действенный способ решения проблемы изобрел Сергей Рачинский. Он предложил священникам создавать в приходах общества трезвости, члены которых давали публичную клятву в течение определенного времени воздерживаться от спиртного. Такие общества позволяли сохранять трезвость не только священнику, но и части его прихожан. Ведь о клятве знала вся деревня, и провоцировать человека пойти на клятвопреступление крестьяне уже не решались.

Универсал

В течение долгого времени священник оставался единственным образованным человеком на селе. И для всех он был и своим, и чужим. Вынужденный добывать пропитание сельскохозяйственным трудом, он все-таки не сливался с крестьянской массой. А государство, не справляясь с материальным обеспечением священника, относилось к нему как к одному из своих чиновников. Как только в столицах решали благоустраивать жизнь деревни, священник по умолчанию оказывался главным действующим лицом такого проекта. Задумалось общество об организации в деревнях медицинской помощи - в семинариях начали преподавать медицину. Задумались об охране памятников старины - в семинариях ввели курс церковной археологии. Я уже не говорю о различных образовательных проектах - от приходских школ до кружков церковного пения. Хотя вообще-то основная обязанность священника - это совершение богослужения и церковных таинств, а все остальное должно исполняться по остаточному принципу.

Откуда у священника деньги? Довольно интригующий вопрос, который, бывает, волнует стороннего наблюдателя. То, что священнику деньги нужны, надеюсь, ни у кого сомнений не вызывает. Все же в Православной Церкви обыкновенное священство имеет возможность жениться и, соответственно, у священников есть дети. Ответственность за содержание жены и детей со священника никто не снимает. Отсюда и нужда в деньгах. Так откуда у священника деньги?

В разных православных странах вам ответят по-разному. Возьмем Россию. До революции 1917 года Православная Церковь в России находилась на полном содержании государства. Вернее так – у Церкви со времен Екатерины Второй не было собственности. Она была отчуждена в пользу государства. А государство в ответ взяло на себя обязанность обеспечивать церковные нужды, в том числе – выплачивать жалование духовенству.

После революции Церковь в России была отделена от государства. В таком состоянии находится и сегодня. А потому никакого государственного жалования для священников у нас в стране не предполагается. Ежемесячное вознаграждение священнику выплачивает приход, на котором он служит. Причем размер этого вознаграждения определяется приходским советом и зависит он от благополучия храма. Например, в московской практике размер вознаграждения от прихода не превышает 30 тысяч рублей. В регионах эта сумма будет меньше.

В Греции ситуация с оплатой труда священника совсем иная. В этой стране существует понятие – заработная плата священнослужителя. Она, эта зарплата, выплачивается государством. Причем, не только обычным священникам, но даже и главе Элладской Церкви – Афинскому Архиепископу.

Православие в Греции является государственной религией и поэтому пользуется такой поддержкой со стороны правительства. Еще одной причиной поддержки является следующий исторический факт. Когда в 20-х годах 20-го века Греция освободилась от власти Османской империи, ее экономика находилась в плачевном состоянии. Элладская Церковь, желая поддержать свою страну, отдала государству почти всю свою собственность. Государство в ответ взяло на себя обязательство финансово обеспечивать нужды Церкви. Сегодня заработная плата обычного приходского священника в Греции составляет в пересчете на рубли около 40 тысяч рублей.

Еще одним примером того, как могут финансироваться нужды Православной Церкви, является практика Румынской Церкви. Здесь также имеется прецедент наличия государственного жалования для духовенства. Но в Румынии это делается не так, как в Греции. Во-первых, в Румынии существует такое понятие, как штатный клирик. Количество штатных мест определяется государством. Во-вторых, жалование, которое выплачивается румынскому священнику от государства, составляет примерно 60% от его ежемесячного заработка. Остальные 40% ему платит его приход. В общей сложности, опять же в пересчете на рубли, ежемесячное жалование священника в Румынии составляет около 15 тысяч рублей. Вот так обстоит дело с финансовым обеспечением православного духовенства в России, Греции и Румынии.