Методы исторического познания. Рационализм как умонастроение и методология просвещения Теория и методология исторического познания

§1. Понятие методологии истории и ее терминологический аппарат

Слово «метод», как известно, по-гречески означает «путь». Анализ путей постижения исторической истины занимает важное место в нашей науке. И чем более зрелой она является, тем более значительное место в ней занимает методологическая проблематика. Говоря о методологии истории, мы имеем в виду не оторванную от конкретной, живой истории историософию, а глубокие размышления о специальных средствах и приемах познания исторического прошлого.

Отказ в отечественной историографии от догматической и консервативной марксистско-ленинской ориентации исторической науки, начавшийся с середины 1980-х годов, показал необходимость поиска особой исторической теории, которая была бы опосредующим, связующим звеном между общей социологической теорией и реальной исторической действительностью. Задача методологии истории заключается в том, чтобы обосновать такую теорию и ее понятийный аппарат.

Весьма распространенным представлением в научной литературе является отождествление методологии истории с методами изучения истории. Но это будет не полное определение, т.к. изучаются не только методы. Не может быть неких нейтральных методов по отношению к предмету, который они изучают. Более верным и полным будет определить ее следующим образом: Методология истории - это наука о природе, т.е. принципах, категориях и методах исторического познания. Необходимо также учитывать, что методология истории - дисциплина мировоззренческая, т.к. она имеет дело с понятиями, которые носят по сути своей мировоззренческий характер, т.е. с основными понятиями исторической науки. Попробуем дать им приемлемые дефиниции.

Принципы исторического познания - это исходные положения науки, определяющие, принятые в ней, коренные подходы к явлениям (например, принцип партийности, принцип историзма).

Категории исторического познания - это понятия, отражающие наиболее общие связи реального мира (например, историческая закономерность, историческая случайность, причинность, необходимость).

Методы исторического познания - пути и способы достижения научного результата (например, компаративный, структурный).

Все эти понятия не являются чем-то раз и навсегда данным. Они развиваются и совершенствуются с развитием науки и общества. Методология истории - это та сфера, в которой лежит связь истории с другими науками, особенно с философией, т.к. основные понятия истории в силу своего всеобщего характера носят философский смысл.

Однако очень часто историкам свойственно недостаточно внимательное и уважительное отношение к методологическим проблемам исторического познания. Работая над научной проблемой, ученый зачастую приходит к выводу не известным ему самому путем, а потом уже задним числом придумывает метод, которым он, якобы, пользовался. Пренебрежение сквозит, например, в словах видного советского историка Б.А. Романова: «Заниматься методологией, - говорил он, - то же, что доить козла». Сказано, безусловно, остро и ядовито, но несправедливо, ибо все крупные недостатки исторической науки лежат на совести именно методологии истории. Хотя в контексте эпохи (1930-50-е гг.) высказывание историка становится вполне понятным. Его надо относить к догматически воспринятой в советской науке марксистской методологии истории.

Историк - дитя своего времени, и его труд не может не нести на себе отпечатка эпохи. Понимание прошлого, в конечном счете, определяется исторической ситуацией, в которой историк творит. Меняется перспектива, смещается точка отсчета, и история приобретает иной облик, получает новую оценку.

Это переосмысление в той или иной степени затрагивает весь исторический процесс, но особенно важно то, что изменяется методология исторического познания, а, следовательно, обновляется идейно-теоретический арсенал исторической науки. Новые методологические ориентиры смещают самые интересы историков, ставят ученых перед новыми проблемами, меняют ракурс рассмотрения старых проблем.

Поэтому при изучении методологии истории важно понять, что исследования без методологии не бывает. Методология определенным образом проявляется на всех этапах исследования - от постановки проблемы до верификации результатов исследования.

Один из наиболее простых и очевидных способов реализации неявного теоретического знания в конкретном историческом исследовании - это использование того или иного понятийного аппарата. Поэтому ведущая задача методологии истории заключается в изучении основных понятий исторической науки, ибо степень зрелости науки заключается в степени зрелости ее понятийного аппарата.

§2. Историческое объяснение как метод научного познания

В обыденной жизни мы очень часто употребляем слово «объяснение». Так, мы объясняем другим, а порой и самим себе, почему поступили именно так, а не иначе в той или другой ситуации. Та­кого рода объяснения, как правило, заключаются в вы­яснении причины, мотива наших поступков.

Бывает и так, что за объяснение выдается простое описание. Например, в ответ на вопрос «как пройти к тому или ино­му месту» - в качестве объяснения мы получаем про­стое описание маршрута. Историк часто пользуется обыденным языком, при­бегает к описанию исторической реальности - источников, событий, исторических персонажей. В ходе этого описания он нередко оперирует и такого рода объяснения, которыми мы пользуемся в повседневной жизни.

В этом случае видно, как историческое описание тесно переплетается с собственно объяснением, как в нем уже просматриваются причинно-следственные связи и зависимости, закономерности про­исходивших событий и процессов.

Несмотря на ряд трудностей, связанных со специфи­кой познания истории, в исторических исследованиях вычленяется научное историческое объяснение. Объективной основой объяснения вообще и в исторической науке в частности является реальная связь и обуслов­ленность явлений материального мира, их подчиненность определенным закономерностям. Обращаясь к историче­ским фактам, исследователь описывает, оценивает и объясняет их в ходе исторической реконструкции, опираясь на результаты наук, изучающих общественно-исто­рические закономерности. Выявление причинной зависимости событий ведет к раскрытию их сущности.

Следовательно, объяснение означает раскрытие сущности изучаемого объекта, осуществ­ляющееся посредством постижения закона, которому подчиняется данный объект, либо путем установления связей и отношений, определяющих его существенный черты.

Из такого широкого определения понятия «научное объяснение» явствует, что оно в качестве непременной составляющей предполагает описание объ­екта одновременно с анализом его в контексте его связей, отношений и зависимостей. Наиболее развитая фор­ма научного объяснения - объяснение на основе тео­ретических законов, связанное с осмыслением объясняе­мого объекта в системе теоретического знания.

Современные западные ученые стремятся противопоставить историческое объяснение естественнонаучному. Для объ­яснения поступков людей, с чем в первую очередь и имеют дело науки об обществе, требуется некоторый другой вид объяснения, нежели в естественных науках. Выразителем этой концепции является, в частности, ка­надский философ У. Дрей. Согласно мнению ученого, собственно историческими являются так называемые рациональные объяснения, когда тот или иной поступок обосновывается указанием его мотивов, а единственно возможным методом в историческом исследовании объявляется метод «сопереживания», «со­чувствующего понимания». К мотивам Дрей относит це­ли, жизненный опыт, систему убеждений личности. Дрей усмат­ривает причинную связь явлений лишь в неорганической природе, в сфере же человеческих отношений действия людей обусловлены, по его мнению, разумом и свобод­ным решением личности. Любое независимое или свободное решение лично­сти обусловлено, тем не менее, объективной логикой раз­вития всей предшествующей жизни общества, его тра­дициями, обычаями, юридическими, нравственными и культурными нормами. Во всем этом закреплены основ­ные формы деятельности человеческого общества. Мы, одна­ко, не можем утверждать, что из этого следует полная тождественность объяснений в истории и естествозна­нии.

Прежде всего, попытаемся выяснить ту роль, кото­рую играют в исторических объяснениях субъективные факторы, поскольку они неявно присутствуют в предпо­сылках любого объяснения исторического события, про­цесса, что вытекает из самого понимания предмета истории: «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для до­стижения своих целей. История - не что иное, как дея­тельность преследующего свои цели человека».

Начнем с того, что историк, какую бы эпоху, период, страну он ни исследовал, все равно обращается к тем мотивам и целям, которые определяли поступки людей. Объяснение, в предпосылках которого имеется ука­зание на мотивы и цели, определяющие действия людей, называется мотивировочно-целевым, или телеологиче­ским, т.е. целенаправленным, отвечающим на вопрос, для чего, ради какой цели совершен тот или иной по­ступок, предпринято то или иное действие.

Выделим основные виды телеологического объясне­ния в исторических исследованиях: мотивационное, ин­терпретационное и ситуационное, различающиеся по характеру основания, базиса объяснения.

Основание мотивационного объяснения указывает на социально-психологические условия рассматриваемой эпохи, индивидуальные особенности действующей исто­рической личности.

Основание интерпретационного объ­яснения включает свидетельство письменного источни­ка, зафиксировавшего определенное объяснение мотивов и целей, данное его участником или свидетелем.

Основание ситуационного объяснения указывает на намере­ния, побуждения и действия тех социальных классов, групп или слоев, которые предопределили мотивы и це­ли действий конкретного исторического персонажа.

До­бавим, что в практике исторического исследования все основные виды телеологического объяснения - мотивационное, интерпретационное и ситуационное - тесно взаимосвязаны, и можно говорить лишь об условном их выделении. Отметим также, что телеологическое объяснение яв­ляется разновидностью структурно-функционального.

Структурно-функциональное объяснение состоит в выяв­лении структуры и функции того или иного историче­ского события, явления, Понятия структуры и функции неразрывно связаны. Говоря о функции, стремятся вы­делить те основные элементы, которые ее осуществляют; говоря же об элементах системы, стремятся выявить их функциональные характеристики.

К такого рода объяс­нениям историк прибегает, стремясь выявить сущность, скажем, системы государственного управления той или иной страны или, например, «опричнины», введенной Иваном Грозным, как системы с ее элементами - оприч­ной боярской думой, приказами, опричным войском и т.д. Однако в зависимости от задач исследования ос­новное внимание сосредоточивается на том или ином конкретном аспекте. Иногда в исторических исследованиях различа­ют два самостоятельных способа объяснения: структурный и функциональный.

Раскрытие внутренних, генетических причин, обусловивших возникновение исторических событий, особенно важно для исторического иссле­дования. Причинное объяснение принимает в этом слу­чае форму генетического. Задача генетических объяснений состоит в том, чтобы установить последователь­ность главных событий, посредством которых некая ранняя система трансформировалась в более позднюю.

Генетические объяснения даются историком в основ­ном при анализе естественноисторических явлений и процессов, вопросов о происхождении, строении (или структуре) и функциях (или основном значении, основной роли) этих явлений и процессов в ходе общественного развития. Генетический тип объяснения в исторических иссле­дованиях носит в основном теоретический характер, в его основе лежат общие теоретические принципы, однако и эмпирически-индуктивные приемы анализа сохраняют здесь свое значение. Исследователь мысленно строит теоретическую схему объяснения, затем наполняет ее конкретным эмпирическим содержанием, и первое не должно противоречить второму.

Кроме перечисленных, в исторических исследованиях встречаются также модельное объяснение (объяснение по аналогии) и объяснение посредством системы зако­нов.

Модельное историческое объяснение заключается в выявлении причинно-следственных связей исторического события, явления и т.п. путем построения аналогии.

Объяснение через систему законов состоит в «подведении» того или иного исторического события, процес­са под систему законов, изучаемых различными наука­ми, которые влияют на ход общественного развития и в своей совокупности объясняют их возникновение.

Научные объяснения являются теоретическими по­строениями, необходимыми для выявления основных элементов этого познавательного приема. В историче­ских же исследованиях мы чаще всего сталкиваемся с таким объяснением, в котором теоретические предпосыл­ки, исторические тенденции в явном, а чаще в неявном виде используются в процессе рассуждения.

При напи­сании истории они нередко опускаются как достаточно очевидные. Направленность изложения как бы «теряет­ся» во множестве частных деталей, конкретных случаев, событий, явлений, которые в своей совокупности харак­теризуют тот или иной период исторического развития общества. Основания, на которых строится историческое объяснение, не формулируются в виде строгих положе­ний (как, например, в математике или физике), а изла­гаются обыденным или, скорее, литературным языком. И получается так, что порой историческое исследование воспринимается как роман.

Объяснение в исторических исследованиях таких событий, как народные движения, гражданские войны, т.е. в предпосылках которых имеются факторы недовольства народных масс существующим положением и их стремление изменить его, строится обычно следующим образом: объяснение начинается с указания стремлений, чая­ний, желаний различных классов или социальных групп. Субъективный же фактор в этом случае проявля­ется как совокупность индивидуальных стремлений, це­лей, мотивов, является выражением воли большинства, обусловленной влиянием идеологии или умонастроений того времени.

В случае же когда дается «чи­сто» телеологическое объяснение, т.е. объясняется поступок отдельного исторического персонажа, такое объяснение, безусловно, будет менее полным. Однако исто­рики часто прибегают и к таким объяснениям.

Особенно часто такого рода объяснения встречают­ся при написании биографии исторических личностей. Биография такой личности раскрывает связь и взаимодействие человека с эпохой. Историк анализирует и внутренний мир такого индивида, его мотивы и цели, вос­создает логику (или алогичность) мыслей и чувств свое­го героя, поступки которого были социально значимы, оставили след в истории. Такой, по-своему яркой лич­ностью в русской истории был, например, Иван Грозный, воплотивший в своей жестокости и нравственное состояние общества того времени. «Биографии - всегда сгусток истории, конкретизация общественных про­цессов времени в судьбе человека», - отмечал историк Г.С. Кнабе.

Объясняя поступок исторической личности, исследо­ватель обязан включить в основание объяснения предпо­сылки, характеризующие эпоху, нормативные предписа­ния и другие необходимые условия, поддающиеся эмпи­рической проверке. Однако именно такие объяснения но­сят наиболее вероятностный, неполный характер, по­скольку человек как бы «соткан» из противоречий и да­леко не всегда понимает даже собственные чувства и побуждения к действию.

Духовный мир индивида, обусловленный, в конечном счете, окружающей действитель­ностью, нередко так изменяется под влиянием обстоя­тельств, что подчас способен со временем превра­титься в свою противоположность. Окружающая дейст­вительность, формируя личность, во-первых, способствует возникновению тех или иных чувств и побуждений к действию, поступку, во-вторых, способствует или пре­пятствует их реализации, иначе говоря, предопределяет их результаты.

Таким образом, телеологическое объяснение имеет самостоятельное значение в исторических исследова­ниях, однако оно является и важным аспектом, состав­ной частью сложного причинного или генетического объ­яснения, а также присутствует в качестве неявной пред­посылки в структурных, функциональных и других ти­нах исторического объяснения.

Говоря об отдельных типах объяснения в истории, необходимо подчеркнуть их взаимосвязь, тесное един­ство. Например, генетическое объяснение тесно связано с причинным, однако и они могут дать лишь односто­роннее знание об историческом феномене, которое может быть дополнено знанием его структурных и функцио­нальных характеристик. Объяснение посредством систе­мы законов является наиболее адекватным для истори­ческого исследования и предполагает все другие типы объяснения.

Наконец, необходимо особо подчеркнуть роль субъективного фактора, который, безусловно, имеет хотя и не абсолютное, но весьма существенное значение при объяснении исторических явлений, событий. Объективные закономерности развития человеческо­го общества, складывающиеся в результате сложного взаимодействия различных сторон исторической дейст­вительности, не могут быть не­посредственно сведены к действию законов, изучаемых обществоведческими науками, в том числе и историей. И одно­временно эти последние всегда имеют также особое со­держание, свою «специфическую логику». Необходимо учитывать также и то, что естественные природные условия (географическое положение, природные ресурсы, климат и т.д.) также оказывают сильное влияние на развитие производства и другие стороны об­щественной жизни. Но и весьма далекие от производст­ва факторы в определенной, иногда даже очень нема­лой степени могут оказывать влияние на общественно-историческое развитие.

Однако необходимо подчеркнуть, что различные фак­торы действуют на процесс общественно-исторического развития не равноценно (иначе мы пришли бы к утвер­ждению банальной истины, что все со всем связано, и все на все влияет). Действие всей совокупности факто­ров, оказывающих влияние на общественно-историческое развитие, обусловлено предшествующим развитием дан­ного общества. Исторические феномены весьма многоплановы как по своему генезису, так и по разнообразию влияющих на них факторов, поэтому невозможно полностью не только объяснить, но и описать любое событие, явление, процесс даже современной действительности, а тем бо­лее - прошлого.

§3. Становление и развитие немарксистской методологии истории

Методология истории как самостоятельная научная дисциплина, пограничная между философией и историей, складывается на рубеже XIX-XX вв. Особенно интенсивно в то время методологические проблемы изучались в Германии, где сложились две научные школы.

Ведущими представителями Баденской школы были немецкий философ и историк философии В. Виндельбанд (1848-1915) и немецкий философ Г. Риккерт (1863-1936). Баденская школа основывалась на общих философских принципах неокантианства, согласно которым понять различие между природой и историей можно только с субъективной стороны. Именно в этом смысле Виндельбанд утверждал, что естествознание и история - две разные области знания, располагающие своими собственными методами. Задача естествознания - формулировка общих законов; задача истории - описание индивидуальных фактов.

Говоря о двух типах научного знания, Виндельбанд дал им несколько напыщенные названия:

Номотетические науки - это науки о природе, науки генерализующие, обобщающие;

Идиографические науки - это науки о духе (история), они являются индивидуализирующими, задача их заключается в описании тех или иных явлений истории, которые представляют собой исключение в своем роде, которые нельзя подвести под рамки типовых. Иначе говоря, речь идет об индивидуально-неповторимых явлениях истории.

Анализируя взаимоотношения между естествознанием и историей, Виндельбанд, по сути дела, выдвинул требование: пусть историки делают свою работу собственными методами, без вмешательства со стороны. Это был своего рода сепаратизм, движение историков от цивилизации, порабощенной естественными науками.

Теория Риккерта была тесно связана с идеями Виндельбанда, но носила более последовательный характер. Он предложил заменить «науки о духе» термином «науки о культуре». Кроме того, Риккерт отмечал, что между номотетическими и идиографическими науками существует не одно, а два различия: между обобщающей и индивидуализирующей мыслью; между оценочной и не оценочной мыслью. Объединяя эти два различия, ученый получал четыре типа наук:

1) не оценочная обобщающая, или чистая естественная наука;

2) не оценочные не обобщающие, или квазиисторические науки о природе (геология, эволюционная биология и т.д.);

3) оценочные обобщающие, или квазинаучные исторические дисциплины (социология, экономика, теоретическая юриспруденция и др.);

4) оценочная индивидуализирующая, или история в собственном смысле слова.

Определенным недостатком неокантианства Баденской школы было то обстоятельство, что их идеи не могли быть последовательно проведены в жизнь, т.к. историк в любом случае должен обращаться к общим понятиям.

Другим научным направлением в Германии, занимавшимся проблемами методологии истории, была «философия жизни». Ее крупнейший представитель – В. Дильтей (1833-1911), немецкий философ и историк культуры, натура, как отмечают, очень сложная и противоречивая. Он стал основоположником так называемого историцизма - течения, которое противостояло распространенному тогда позитивизму.

В немецкоязычной литературе классификация по принципу деления на «науки о природе» и «науки о духе» приобрела особую популярность благодаря работам Дильтея. Находясь в целом на неокантианских позициях, Дильтей главным критерием различий между естественными и историческими науками считал способ рассмотрения и изучения материала. Главный способ естественных наук - это объяснение, в то время как история постигает свой материал с помощью понимания.

Метод «объяснения», применимый в науках о природе, имеет дело с внешним опытом и связан с конструирующей деятельностью рассудка. Метод «понимания» как непосредственного постижения некоторой духовной целостности родственен интуитивному проникновению в жизнь.

Сущность понимания как метода вообще заключается в том, что оно направлено на личность, является результатом взаимодействия историка с этой личностью. Человек, по мнению Дильтея, не имеет истории, но сам есть история, которая только и раскрывает, что он такое. В соответствии с этим подходом «науки о духе» являются историческими, поскольку дух постоянно развивается и изменяется. Понимание духа невозможно вне истории его развития.

Особенность дильтеевского понимания состоит в тесном взаимодействии личности, как субъекта понимания, с широким общественно-историческим контекстом и его макро- и микроструктурами. Поэтому в сферу интересов Дильтея как историка входит исследование различных проблем исторической реальности, соотношение единичного и общего, рассмотрение интегрирующей роли исторической личности и т.д.

Интерес к пониманию как методу исторического познания был присущ и другим немецким ученым, таким как И.-Г. Дройзен (1808-1884) и В. Гумбольдт (1767-1835). Но они рассматривали понимание и объяснение как взаимодействие взаимодополняющих друг друга методов, в то время как Дильтей их противопоставлял. Основной вывод Дильтея можно свести к положению о том, что важнейшим средством исторического познания является вживание в изучаемый мир.

Недостатки неокантианской методологии в определенной степени были преодолены благодаря трудам М. Вебера, в которых неокантианство нашло продолжение. Вебер (1864-1920) был выдающимся западным (немецким) ученым, оставившим глубокий след в различных областях научных знаний. Его часто называют буржуазным Карлом Марксом. Вебер дополнил и углубил ряд положений в неокантианстве. В частности, он серьезно скорректировал методологические принципы Риккерта, который рассматривал ценности и их иерархию как нечто надисторическое. Вебер был склонен трактовать ценность как установку той или иной исторической эпохи. Кроме того, Вебер полагал, что идиографические науки должны быть также свободны от оценочных суждений, как и науки естественные.

Важнейшим методологическим инструментом Вебера является его учение об «идеальном типе», который сам ученый называл утопией. Суть этого понятия заключается в следующем: историк действительно изучает неповторимое, но чтобы это изучение было более эффективно и научно, он должен работать с какими-то общими понятиями, используя их в качестве инструмента для изучения уникально-неповторимого. Такими понятиями и оказываются «идеальные типы».

Хотя, как отмечал ученый, «идеальный тип» - это мыслительная теоретическая конструкция, фактически он состоит из реальных черт действительности. Видно, что веберовский «идеальный тип» близок к идеальной модели, которой пользуется естествознание. Это подчеркивал и сам Вебер. «Идеальный тип» Вебера, таким образом, есть лишь средство, а не цель исторического познания. В результате, ученый существенно модернизировал неокантианское разделение наук на естественные и исторические, значительно усовершенствовав неокантианскую методологию.

Становление методологии истории совпало по времени с началом кризиса исторической науки. Эта атмосфера не могла не отразиться на ряде методологических положений: отрицании теории прогресса, закономерного характера общественного развития. Происходит отказ от наиболее крупных достижений предшествующей исторической мысли. Если прежде историки не сомневались в научности истории, то теперь такие сомнения стали появляться.

Все это послужило основой для развития исторического релятивизма, крупнейшими представителями которого стали К. Беккер и Ч. Бирд. Они полагали, что все факты истории есть не что иное, как факты-символы, значение фактов им придают сами историки. Никакого объективного значения факты не имеют, следовательно, никакого объективного знания нет и быть не может вообще. Исторический релятивизм получил распространение, начиная с 20-х годов XX столетия, но подобные представления все же не восторжествовали окончательно.

С 1960-х гг. в методологии истории на Западе начинается новый этап, который характеризуется интенсивными поисками, связанными с отказом от крайностей исторического релятивизма. Историки разрабатывают принципы, позволяющие расширить наши представления о прошлом.

Методология истории в этот период обращается к проблемам смысла истории, смысла существования самого человека. Ощущается напряженность поиска ответов на эти вопросы. Например, английский историк и методолог Э. Карр (1892-1982) подчеркивал: «История дает человеку надежду. В этом ее значение»; «Историк - часть истории», «продукт истории»; «Историк отражает общество, в котором он работает».

В результате научных исканий в развитии западной методологии истории наметились определенные познавательные перемены. Течение в историографии, которое было связано с ревизией установившихся взглядов на историю, получило название постмодернизм. Одним из его отцов-основателей в исторической науке стал Х. Уайт (р. 1928 г.) со своей книгой «Метаистория: историческое воображение в XIX веке» (1973). Постмодернизм провозгласил коренную «смену парадигм» и даже «новую революцию в исторической науке». Это направление возникло под влиянием лингвистики и литературоведения, а в области исторического знания оно явилось реакцией части интеллектуалов на марксизм и структурализм.

Постмодернизм ставил перед собой цель освободить творческую индивидуальность от пут и ограничений всякого рода глобальных детерминизмов. Представители этого направления подвергли сомнению привычное понимание исторической истины, а некоторые вообще отрицают саму возможность обсуждения подобного вопроса. Согласно их взглядам, историк столь же суверенно творит исторический текст, как создают его поэт или писатель. Текст историка, утверждают они, - это повествование, нарратив.

Если сопоставить исторический процесс с широким развесистым деревом, то можно было бы сказать, что прежняя классическая историография всегда изучала его ствол, в то время как постмодернисты копаются в листьях, забыв не только о стволе, но и о ветвях. Иначе говоря, развитие постмодернизма ведет к утрате макроистории и к развитию огромного интереса к микроистории (по выражению историка Н.И. Павленко, - к «мелкотемью»).

В результате происходит дробление исторического знания, оно распадается на отдельные фрагменты, становится «казусным». Однако, исследования лучших представителей микроистории (К. Гинзбург, Д. Фишер, Р. Дарнтон, М. Постер, Н. Дэвис и др.) позволяют преодолевать названную проблему, обеспечивая движение к постижению исторической истины от частного к общему.

Не случайно, что решение подобной задачи становится невозможным без обращения к широкому спектру обществоведческих дисциплин, их моделям и наработкам. Главным направлением в методологии истории сегодня становится стремление антропологизировать историю, в связи с чем намечается процесс преодоления крайностей, сближения наук, индивидуализации и генерализации, понимания и объяснения и т.д. Получив импульс постмодернистского вызова, современное историописание смогло осуществить коренную смену парадигм и прирасти новыми оригинальными исследованиями.

§4. Развитие методологии истории в отечественной историографии

На рубеже XIX-XX вв. в области изучения проблем методологии истории интенсивно работали и отечественные историки Н.И. Кареев, Д.М. Петрушевский, Р.Ю. Виппер, А.С. Лаппо-Данилевский. Они принадлежали к различным направлениям исторической мысли, но объединяло их стремление к разработке вопросов теории исторической науки.

Ранее всех этот вопрос начал разрабатывать Кареев (1850-1931). Он сыграл большую роль в развитии исторических знаний в России, положил начало изучению Великой французской революции. Еще с 80-х гг. XIX в. труды Кареева были посвящены вопросам специфики исторического познания. Он также проводил различие между естественными и историческими науками в духе Баденской школы, но раньше их. Тем самым ученый предвосхитил их идеи. Лет за десять до Виндельбанда Кареев делил науки на номологические, изучающие природу, и феноменологические, изучающие явления общественной жизни. Между ними ученый проводил более решительную грань, чем баденцы.

Во многом благодаря Карееву еще в начале XX в. возникло понимание того факта, что историческая наука должна заниматься не только описанием, но и теоретическим анализом. Кареев предлагал для обозначения «описательной» истории использовать термин «историография», а для «теоретической» - «историология».

Обращаясь к вопросам о сущности исторического прогресса, Кареев признавал относительную самостоятельность и оригинальность личности, не отрицая действия на нее общих причин и влияний. По мнению исследователя, «герои» действуют на толпу, а толпа на «героев». Таким образом, сущность исторического процесса Кареев определял как взаимодействие личностей и среды.

Лаппо-Данилевский (1863-1919), в отличие от Кареева, был не всеобщим историком, а специалистом по отечественной истории (аграрные отношения в средневековой Руси). С этих позиций он подходил к идейно-теоретической проблематике научного познания. С середины 1890-х годов Лаппо-Данилевский начал читать в университете курсы по теории социальных и исторических наук и в связи с этим стал заниматься проблемами социологического и исторического метода, в особенности учениями о причинно-следственности, о случайности, об эволюции. В 1910 году им была выпущена двухтомная книга «Методология истории», написанная на основе лекций, прочитанных в Санкт-Петербургском университете. Это была первая в мировой истории книга, в которой обосновывалось появление новой самостоятельной дисциплины - методологии истории, очерчивался круг проблем, которые она должна разрабатывать (природа исторического знания, критерии исторических знаний и т.д.). Ученый сумел оценить характер исторических источников как выражения объективной деятельности людей. Первый том был посвящен изложению теории исторического познания, в двух его главнейших направлениях - номотетическом и идиографическом, а также учению об объекте исторического познания. Во втором томе рассматривались главные проблемы исторического изучения источников, что положило начало возникновению такой науки, как дипломатика частных актов.

По мнению историка, научный вывод может быть получен, благодаря тому, что «в составе нашего знания есть неэмпирические (априорные) элементы». Методология истории обосновывает именно эти априорные принципы. Независимо от того, осознает ли историк данные принципы, он формулирует задачу исследования, осуществляет его и интерпретирует результат в рамках той или иной системы знаний.

В результате деятельности названных и иных отечественных исследователей в конце XIX-начале XX вв. была обоснована идея специфики исторического познания, отмечено, что историческая наука обладает своими особенностями. Было раскрыто положение о том, что основа своеобразия истории заключается в особом характере взаимоотношений между предметом изучения и самим исследователем.

На дальнейшее развитие отечественной методологии истории значительное влияние оказал кровавый разлом 1917 г. Уже с первых лет существования молодой Советской власти начинается становление марксистской методологии истории. За более чем 70-летнюю историю она прошла в своем развитии три периода.

Первый период (1920-30-е годы): это был время освоения марксистского и ленинского теоретического наследия, проходившего в процессе научных дискуссий. Его следует оценивать позитивно, т.к. закладывались основы марксистско-ленинской концепции методологии истории. Сложность заключалась в том, что это делали историки новой формации, которые довольно жестко относились к дореволюционным ученым. Кареев, Петрушевский и другие, пытаясь внести свой вклад в науку, часто не находили понимания. Кроме того, дискуссии проходили на недостаточном историческом материале. Главным оружием являлись цитаты из классиков. Историки нередко в ходе научной полемики «навешивали» друг на друга различные нелестные эпитеты (троцкист-уклонист и т.п.). Однако эти же ученые стали и ранними жертвами сталинских репрессий (историки Н.Н. Ванаг, Н.М. Лукин, философ В.Ф. Асмус и др.).

Второй период (1930-е-начало 1950-х гг.): это был период культа личности И.В. Сталина; методология истории как самостоятельная дисциплина практически не развивалась. В 1938 г. появился «Краткий курс истории ВКП (б)», которым все многообразие марксизма было нивелировано. Задача исторической науки сводилась теперь к простой иллюстрации положений «Краткого курса». Однако в этот период появился ряд классических трудов советских историков, таких как Б.Д. Греков, И.И. Смирнов, Б.Ф. Поршнев, М.Н. Тихомиров и другие, не потерявших своего научного значения и по сей день. Кроме того, была проделана большая работа, которой очень не хватало в 1920-е годы - изучение и публикация исторических источников по самым различным проблемам прошлого. Эта работа неизбежно подталкивала исследователей к разработке методологических проблем исторической науки.

Третий период (середина 1950-х-середина 1980-х гг.): это период окончательного становления советской методологии истории, время интенсивного исследования методологических проблем историками и философами. Утверждается представление о своеобразии исторического познания. Был научно разработан принцип партийности, специфика его отражения в историческом процессе, принцип классового познания в исторических исследованиях. В результате, происходит постепенное превращение методологии истории в научную дисциплину. Историк А.И. Данилов (1916-1980) впервые в стране стал читать этот курс в университете, вышли первые учебные пособия по методологии истории. В этот период сформировались и крупнейшие отечественные центры по изучению методологии истории. Помимо Москвы и Ленинграда к ним, без сомнения, можно отнести Томский и Казанский университеты.

Однако успехи не могли затушевать того факта, что марксистская методология истории не в состоянии удовлетворить растущие потребности общества в осмыслении прошлого. Застой в методологии истории выразился, например, в том, что советские ученые изначально были убеждены в превосходстве марксистской исторической мысли. Были потеряны контакты даже с историками-марксистами из капиталистических стран (Франция, ФРГ, Италия), где марксистская историческая наука развивалась очень интенсивно. Кризис догматического марксизма стал неизбежным. Марксистская парадигма оказалась не в состоянии объяснить многообразие исторических процессов. В результате возникла познавательная лакуна, существующая и сегодня, начался интенсивный поиск новых методологических ориентиров, исследовательских стратегий и познавательных контекстов.

§5. Классификация исторического знания по методу познания

В XIX-XX вв. в научной гуманитаристике развернулись жаркие дискуссии о классифика­ционных схемах, идущих от «метода». Существенным импульсом к этому послужила работа О. Конта «Курс позитивной философии», хотя в его схеме различия по ме­тоду специально не анализировались. В частности, Конт делил науки на теоретические и практические, а теоретические, в свою очередь, на общие (абстрактные) и конкрет­ные. Отнеся историю к разряду «конкретных наук», Конт подчеркивал ее второстепен­ную, вспомогательную роль в научном познании. Позитивизм в сфере исторической науки принципиально отличался от предшест­вующего рационализма (Болингброк, Мабли, Декарт и др.) по пониманию предмета истории и формулировке целей исторического познания. Если рационалисты рассматривали историю как собрание нравоучи­тельных примеров, то позитивисты искали в ней закономерности.

В позитивизме ис­следование четко делится на две части, следующие друг за другом: реконструкция фак­тов и установление закономерностей. Причем факты, как и в методологии рациона­лизма, извлекаются путем критического анализа сообщений исторических источников. А законы устанавливаются путем обобщения этих фактов, каждый из которых рас­сматривается как изолированный от других и независимый от позиции исследователя. Позитивизм и рационализм роднит еще и утверждение единства методов естественных наук и истории. В позитивистской парадигме историческое знание рассматривается как полностью выводное, получаемое путем обобщения эмпирических данных. Причем в качестве ос­новного критерия установления, как истинности отдельного факта, так и объединения фактов в систему выступает «здравый смысл» исследователя.

Схемы такого типа стали достаточно популярны в XIX в. Они знаменовали собой апофеоз натурфилософского подхода, в рамках которого главной целью познания в целом и научного познания в частности было познание природы. В соответствии с этим общество и человек рассматривались как части природы, подчиняющиеся общим естественным законам.

Под влиянием позитивистских установок утверждалась специфика истории как об­ласти познания конкретных фактов в противоположность «настоящей» науке, зани­мающейся познанием общих законов. «Историю, в которой нет имен индивидов и да­же имен народов» Конт первым назвал социологией, считая, что эта новая наука должна начинаться с открытия фактов о жизни человека (решение этой задачи он от­водил историкам), а затем переходить к поиску причинных связей между этими факта­ми. Социолог тем самым как бы поднимал историю до ранга науки, осмысливая науч­но те факты, о которых историк мыслит только эмпирически.

Позитивистские установки Конта и его последователей, требовавших, чтобы исто­рические факты использовались в качестве сырья для чего-то более важного и инте­ресного, чем сами факты, разделялись не только философами, но и многими истори­ками. На основе позитивизма создавались многотомные описательные истории госу­дарств, в которых основное внимание уделялось политической истории, поскольку со­циально-экономическая и духовная история плохо улавливается на уровне описатель­ных фактов-событий.

Такой подход вполне соответствовал существовавшему в то время пониманию прошлого как истории государства. Впрочем, господство позитивизма и со­ответствующих схем классификации наук оказались весьма непродолжительными. За­дачи позитивистской реконструкции к концу XIX века в основных чертах были реше­ны.

Экстенсивный путь развития исторического знания за счет введения в научный оборот новых источников оказался практически исчерпанным. Да и историческая ре­альность ставила новые задачи перед исторической наукой. Становилось очевидным, что описательная история не справляется с задачами объяснения исторической реаль­ности и вытекающими из них прогностическими функциями исторического знания.

В последней трети XIX в. начинается период антипозитивистской «контрреформа­ции». Особую роль в этом процессе сыграл так называемый историцизм. Его осново­положником был известный немецкий историк культуры и философ В. Дильтей. Он оказал большое влияние на многих немецких мыслителей, в том числе на М. Вебера. В дальнейшем историцизм разделился на два основных течения - неоканти­анское (Виндельбанд, Риккерт и их последователи), которое в XX в. проявилось как феноменология, и неогегельянское, наиболее известными представите­лями которого были Б. Кроче и Р. Дж. Коллингвуд. В XX в. оно проявилось наиболее ярко в виде экзистенциализма.

Полемизируя с Виндельбандом, Кроче начинает с уточнения понятия искусства. Он подчеркивает, что искусство - это не средство представления или получения чувствен­ных удовольствий, не изображение природного факта, но интуитивное созерцание ин­дивидуальности. Художник видит и изображает эту индивидуальность, а его аудитория воспринимает ее такой, какой он ее представил. Искусство, таким образом, не эмотивная, а когнитивная деятельность, оно - познание индивидуального. Наука же, напро­тив, - познание общего, ее задача - выработка общих понятий и определение их взаи­моотношений. Цель ученого - понять факты в смысле распознавания в них частных случаев общих законов.

Но история так не осмысливает свой объект, она созерцает его и все. А это как раз то, что делает художник, поэтому сравнение между историей и искусством совершенно справедливо. Но это не простое сходство - они тождественны. Искусство и история - это одно и то же - интуиция и воспроизведение индивидуального. Такой подход значительно отличал Кроче от Баденской школы. Каждый из них со­гласен, что ключ к различию между историей и наукой заключается в различии между индивидуальным и всеобщим. Но разница в том, что немецкие ученые и впредь со­гласны были называть историю наукой, не отвечая на вопрос, как возможна наука об индивидуальном. В результате они понимают историческую науку и естественные нау­ки как два вида наук. Кроче, отрицая, что история - наука вообще, одним ударом ос­вобождается от натурализма и обращается к идее истории как чего-то принципиально отличного от природы. Как известно, в конце XIX в. основной проблемой, с которой столкнулась гуманитаристика, была проблема ее освобождения от тирании естество­знания. Сложившаяся ситуация поэтому и требовала той смелости, которую можно обнаружить во взглядах Кроче.

Таким образом, он отстаивал автономию истории, ее право заниматься своими де­лами, пользуясь собственными методами, от покушений на нее как со стороны фило­софии, так и со стороны естественных наук.

Переходя к рассмотрению взглядов Коллингвуда, необходимо сразу же выдвинуть версию о его «крочеанстве». Оно лежит на поверхности и подтверждается рядом вес­ких аргументов. Сам факт дружеского общения прославленного на всю Европу мысли­теля, кумира итальянской либеральной интеллигенции с молодым англичанином, пе­реводчиком двух его работ, означал, по-видимому, возникновение отношения учитель - ученик. Однако, при сравнительном анализе их представлений, можно обнаружить и существенные отличия.

Будучи приверженцем гегельянской традиции, Коллингвуд постоянно стремился укоренить ее на почве английской классической философии (Локк, Юм и др.) с ее непременным эмпиризмом и рефлексивным методом анализа содержания опыта. Поэтому его гегельянство менее всего ортодоксально.

Не в пример Гегелю, Коллингвуд в иерархии форм знания специально выде­ляет историческое сознание как промежуточное звено между естествознанием и фило­софией, которая согласно основному гегелевскому тезису воплощает абсолютную ис­тину. Естествознание постулирует существование внешнего мира по от­ношению к познающему субъекту. История и философия открывают в этом внешнем собственное содержание духовной деятельности субъекта. Хотя философия все-таки выше истории в том отношении, что только она полностью устраняет иллюзию внеш­него мира, тогда как историческое сознание еще признает независимое существование своего объекта. Такой взгляд фактически отнимал у исторической науки ее самоцен­ность, и этот вывод выглядит несколько странным для человека, убежденного в высо­ком предназначении «ремесла историка».

Оппозиция двух наиболее мощных в XX в. методологических течений может быть выявлена по целому ряду вопросов, однако нас более всего интересуют различия в ме­тодологии. Если в неогегельянском направлении в целом преобладает номотетический подход, то в феноменологическом направлении - идиографический. Это ведет к вы­страиванию систем знания, различия между которыми были глубоко исследованы из­вестным русским ученым Н.Д. Кондратьевым.

По его мнению, номотетический подход основывается на принципах а) причинно-следственности; б) единообразия психофизической природы человека; в) консенсуса, т.е. взаимозависимости элементов изучаемого исторического целого; г) эволюции. Принципами идиографии являются: а) понятие индивидуального; б) ценность исто­рического факта; в) действенность исторического факта; г) понятие исторической свя­зи и исторического целого. Рассмотрев системы этих принципов, Кондратьев приходит к выводу, что «ни номотетическая теория, ни теория идиографическая в отдельности не в состоянии впол­не упорядочить и систематизировать данные нашего опыта».

Кроме того, и в той, и в другой парадигме в центре внимания находится человек, который действует в истории. Но человек не может быть предметом исторического познания, поскольку историк не занимается анатомией или физиологией человека. Следовательно, человек интересует историка с определенной точки зрения. Он выступает как существо, наделенное созна­нием и именно этим выделяющееся из мира природы. Это объединяет оба анализируе­мых направления. Но в номотетическом восприятии истории человек выступает пре­имущественно как личность, а в идиографическом - как индивидуальность. Отсюда вытекают и разные задачи двух указанных подходов. Если в неогегельянской парадиг­ме основная задача - «объяснить» историческую действительность, то в феноменоло­гической - «понять» человека прошлого и через него окружающий его мир.

Анатолий Федорович Хутин, доктор исторических наук,
профессор кафедры «Теория и история государства и права»
Московского государственного университета технологий и управления
им. Г.К. Разумовского

Историческое познание включает общефилософские, гносеологические и эпистемологические основы, принципы, уровни, виды и методы.
Научная деятельность регулируется определенными методами, правилами, нормами. Соблюдение этой исследовательской процедуры является обязательным условием научного познания. Методы исторического познания – это не формальные правила и инструкции, а требования, диктуемые самим предметом исторической науки.
Существует несколько классификаций методов исторического познания, приведем наиболее признанное деление:
Традиционные методы:

• Историко-генетический метод.
• Историко-сравнительный метод.
• Историко-типологический метод.
• Историко-системный метод.
• Метод диахронического анализа.
• Метод исторической периодизации.
• Ретроспективный метод.

Нетрадиционные для истории методы:

• Количественный метод.
• Социально-психологический метод.
• Лингвистический метод.
• Метод семиотики.
• Метод искусствоведческого анализа.
• Специальные методы гуманитарных наук.

Использование в историческом исследовании того или иного метода зависит от природы и специфики исследуемого исторического явления и тех задач, которые ставит перед собой историк. Рассмотрим некоторые из методов более подробно.

• Сравнительно-исторический метод.

Сравнительно-исторический метод наиболее распространен в процессе исторического познания. Потребность в нем испытывает большинство историков независимо от того в какой области исторической науки они занимаются исследовательской работой. Метод этот необходим даже если исследуется какое-то локальное событие региональной истории, но его оценка не может не прибегнуть к сравнению, чтобы понять своеобразие исследуемого исторического события.
Интерес историков к данному методу объясняется той ролью, которую выполняет сравнительно-исторический метод в историческом познании, потребностями исторического осмысления.
Сравнительно-исторический метод отвечает духу историзма, т.к. обнаруживает связь между различными явлениями, позволяет воссоздать целостную историческую картину и преодолеть локальный взгляд, замкнутость. Разумеется, что при сравнении различных исторических явлений и процессов мы можем найти то общее, что их объединяет. Но это не исключает того, что в статусе общего могут оказаться признаки второстепенного, случайного, внешнего, в то время как специфические особенности могут остаться за гранью сравнения.
Сравнительно-исторический метод стал формироваться еще в Эпоху Просвещения и научным методом в нашем сегодняшнем понимании тогда еще не был. Этим методом тогда пользовались не столько для того, чтобы получить новые знания, сделать новые выводы, сколько для иллюстрации, подтверждения какой-то особенности, некой абсолютно истинной идеи. Такой идеей у просветителей была идея разумности природы, человека и мира вообще. Рациональность в их понимании есть фундаментальный принцип всей человеческой и общественной жизни. Следовательно, в своей сущности все люди одинаковые, независимости от социальных и иных условий. Поэтому их надо просвещать, учить правильно пользоваться своим разумом. Применение в тот период сравнительно-исторического метода все же дало новое знание – знания об истории различных народов, эпох и т.д.
В последующих эпохах, в XIX и XX веках произошло усовершенствование сравнительного метода, он приобрел новые черты, обогатился новыми формами, историки стали более дифференцированно его использовать. С XIX века метод приобрел широкую популярность.
Немецкий историк Теодор Шидер выделил следующие формы сравнительно-исторического метода:

• Парадигматическую.
• Аналогическую.
• Обобщающую.
• Индивидуализирующую.
• Синтетическую.

Парадигматическая форма старается установить, найти тождество исторических явлений, событий и придать ему значение всеобщего закона. Сравнение по аналогии исходит из системности тождественности исторических явлений. Главным здесь является получение знания о неизвестном, обнаруживается аналогия между отдельными познаваемыми историческими явлениями, событиями, но вывод делается обобщающий, относящийся ко всем случаям.
К сожалению, выводы могут быть и ошибочными, основанными на случайном совпадении несущественных признаков.
Следовательно, всегда требуется дополнительная проверка и использование иных методов и источников. К тому же нельзя забывать, что исторические явления и события носят индивидуальный, неповторимый характер. На этом основании иногда говорят о неприменимости вообще данных форм сравнения. Поэтому для преодоления возникающих коллизий историками была разработана форма индивидуализирующего сравнения. Такой метод используется, например, при исследовании роли в истории исторических деятелей. В основе соизмеримости исторических лиц лежит равномасштабность их деяний, хотя сами деяния могут принципиально отличаться по своим последствиям. Например, сравнение Наполеона и Кутузова.
Сравнительно-исторический метод сейчас – это научный метод, путем которого выявляется общее и особенное в исторических явлениях, достигается познание различных исторических ступеней развития одного и того же явления или двух разных явлений; выявляются и сопоставляются уровни в развитии изучаемого явления, происходящие изменения, определяются тенденции развития. Как формы сравнительного метода можно также выделить: сравнительно-сопоставительный метод, сравнение историко-типологическое, историко-генетическое сравнение, сравнение, при котором фиксируются взаимовлияния различных явлений.
Поэтому в зависимости от ситуации и особенностей исследуемого исторического явления используется та или иная форма.
Рассмотрев различные формы сравнительно-исторического метода можно сформулировать методику его применения, определить правила и нормы, которыми регулируется использование данного метода в историческом познании:
1. Сравнительно-исторический метод необходимо использовать дифференцированно, учитывая специфику составляющих его форм и исследуемого предмета.
2. В разные периоды развития исторической науки доминирующее положение занимает та или иная форма, так как это связано с изменениями предмета истории.
3. Сравнительно-исторический метод должен быть ограничен рамками сравнимых исторических явлений, событий, процессов.
4. Сравнительный метод не позволяет сделать окончательный вывод о сущности исследуемого события. Он помогает использованию других методов, позволяет правильнее понять причины и последствия.

• Историко-системный метод.

В современной научной литературе создание основ общей теории систем обычно связывают с именем австрийского (затем проживающего в Канаде и США) биолога Людвига фон Берталанфи (1901-1972).
Берталанфи создал обобщенную системную концепцию под названием «Общая теория систем», дал научное определение самой системы, рассматривая ее как сочетание элементов, находящихся во взаимосвязи; ее важнейших особенностей (сложность, устойчивость, закрытость, открытость и т.д.); поставил задачи в сфере разработки математического аппарата описания типологически несходных систем. Сочетание элементов системы показывает новое системное качество. Система не может быть заменена лишь отдельными ее элементами. Чем больше элементов и чем насыщеннее в них связи, тем более сложной является система. Такая система требует при исследовании изучения ее структуры и функций.
Популярность системного подхода среди ученых разных научных областей, в том числе и среди историков, обусловлена тем, что с помощью системного подхода становится возможным рассматривание исследуемого объекта, состоящего из множества частей, деталей, обладающих относительной автономией, в качестве единого целого. Однако, необходимо учитывать, что наличие внутренних связей предполагает определенную иерархию подсистем, объединенную общей логикой системы. Исследователю нужно это обнаружить и разобраться в системе, структуре, функционировании отдельных подсистем. То есть историк, применяя системный подход к изучению развития общества на определенном историческом периоде, должен обнаружить закономерности именно этой системы, которые не могут автоматически переноситься на какую-то другую систему.
Системный характер общественно-исторического развития означает, что все процессы и явления этого развития не только обусловлены причинно-следственными связями, но и генетическими. Специфика применения системного метода в исторической науке предполагает рассмотрение системы не со стороны ее отдельных элементов, аспектов и свойств, а в качестве единого целого, с комплексным учетом основных черт, ее роли и места. Так, например, если выделить как отдельную систему совокупность взглядов русской интеллигенции, выражающих либеральную или иную идеологию, то признаки для этого не являются столь очевидными, как скажем, при выделении системы крестьянского хозяйства определенного периода. При рассмотрении реформ 60-х годов XIX века, с одной стороны, мы должны учитывать их системный характер, что выражается в модернизации России в целом, в быстром развитии капитализма, который коснулся всех сторон русского общества; но вместе с тем, если рассматривать судебно-правовую, военную реформу, реформу образования – то они имели разные последствия и по-разному были успешными.
С точки зрения, конкретно-содержательной, решение указанной задачи сводится к выявлению системообразующих признаков, присущих компонентам.
Взаимосвязь между компонентами определяет суть структуры данной системы, ее определенность, устойчивость структуры. Очевидно, что не стоит решать задачу, выделив возможно большее число признаков. Необходимо провести содержательный отбор наиболее существенных. Для этого требуется глубокое знание изучаемых явлений и процессов, большой предварительной работы. Следующий этап – это полный структурный анализ, в который входит выявление характера взаимосвязей компонентов и свойств. Перевод полученных данных на теоретический уровень предполагает функциональный анализ. Системный метод, как правило, имеет место при изучении достаточно масштабных исторических проблем, когда требуется другое видение больших периодов и исторических процессов, бытия народов, стран.

• Метод терминологического анализа

Терминологический анализ - это теоретический метод исследования, который направлен на раскрытие сущности исследуемых явлений посредством обнаружения и уточнения значений и смыслов терминов (понятий) их обозначающих. Результатом терминологического анализа, как правило, становятся дефиниции и экспликации, а также обозначение выявленных научных подходов (позиций) к трактовке и определению соответствующих понятий. Но терминологический анализ должен быть проведен очень качественно, и сделать нужно не перечень разных трактовок терминов, а сконструировать, обновить, уточнить рабочие дефиниции, адекватные предмету и задачам исследования. Терминологический метод возник первоначально в лингвистике, но со временем обогатился приемами логики, семиотики и стал успешно использоваться во многих научных областях. О значимости метода терминологического анализа для исторической науки свидетельствует тот факт, что проблема исторической терминологии поднималась еще В.О. Ключевским о которой он говорил в специальном курсе «Терминология русской истории». Терминологический анализ – это, прежде всего, осмысление философско-историческое, с отдельным анализом содержания исторических терминов, категорий, понятийного аппарата. Анализ языка исторической науки, по существу, оказывается одним из аспектов исторической объективности.
Работа над историческим исследованием – кропотливый и длительный по времени процесс, требующий большой теоретической и практической подготовки исследователя. Выбор необходимых, соответствующих цели и задачам исторической работы методов – одно из условий грамотного научного результата.

Современная цивилизация, которую социологи именуют в культуроло­гическом аспекте как постмодернистскую, а исходя из экономических крите­риев - как технотронную, стоит перед выбором различных сценариев своего последующего развития. В этих условиях проблема научности исторического познания для всей социально-гуманитарной науки является чрезвычайно ак­туальной. Это обусловливается также усиливающейся дифференциацией раз­личных отраслей обществознания и их предметным обособлением от общей теории исторического процесса. Кроме того, под усиливающимся воздейст­вием постмодернистских тенденций в историческом познании происходит критическая переоценка традиционной методологии анализа и объяснения закономерностей развития всемирного исторического процесса.

Для адекватного осмысления состояния современной отечественной ис­торической науки и историософии как ее теоретического фундамента умест­но использовать метод сравнительного сопоставления их развития с анало­гичным периодом вековой давности. Дело в том, что по своему динамиче­скому накалу и драматизму событий эти периоды в исторической судьбе Рос­сии вполне сравнимы друг с другом. Начало XX в. в исторической судьбе России представляет собой социальный излом, обусловленный мировым эко­номическим и политическим кризисом. Глобальные кризисные процессы не­избежно экстраполируются на национальную почву, вызывая подвижки в общественном сознании. Социальные науки в такие переломные эпохи про­ходят испытание временем и получают дополнительные стимулы для своего развития.

Сегодняшнее время дает возможность по-новому проанализировать этот исторический период и, очистив его от утвердившихся в прежних исследованиях идеологических оценок, определить его достойное место в историче­ской судьбе России. Начать необходимо с того, что в этот период российская культура переживала расцвет Серебряного века. Это была яркая культурная эпоха, в которой Россия, по выражению Б. Пастернака, являлась «огромным родильным домом», воспроизводящим на свет самые смелые научные идеи, новаторские начинания, ярчайшие произведения искусства, во многом оп­ределившие пути развития европейской и мировой культуры.

И, несмотря на то, что в XX в. российская историософия вступила с не­заурядным научным потенциалом, который укреплялся и обогащался талант­ливыми творческими силами, грядущие общественные потрясения не могли не отразиться на состоянии русской обществоведческой мысли, что всецело относится и к русской историософии. При этом важно подчеркнуть, что в на­учном сообществе все устойчивее формировалось мнение о глубоком кризи­се в исторической науке. Статьи, констатирующие эту кризисную ситуацию в историческом познании, одна за другой появлялись в отечественных журна­лах. Их анализ свидетельствует, что в историософии все более укреплялся дух критицизма и пересмотра всех прежних исторических схем, методологи­ческих подходов, критической переоценке подвергались многие прежние теории и даже отдельные социологические концепции.

Так, в журнале всеобщей истории «Анналы» (1922) отмечалось: «Уже в конце XIX столетия и в первые годы XX в. становилось все заметнее, что в исторической науке намечаются некоторые сдвиги, обнаруживается явное недоверие ко многим унаследованным схемам и позыв к их пересмотру. Дело шло не только об общих историко-философских системах: эти системы почти все без исключения еще до указанного момента все более и более ветшали и колебались, и ни одна из них к началу XX в. не могла претендовать ни на всеобщее признание, ни даже на абсолютную преданность и безусловное до­верие среди собственных сторонников» .

Скептицизм и гносеологический нигилизм стали настолько популярны­ми в обществознании, что заслонили собой продуктивный научный анализ всемирного исторического процесса. На этой волне восторжествовал крити­ческий дух разрушения всех прежних достижений в исторической теории, о чем и свидетельствовала статья из упомянутого нами журнала: «Ни в области истории социально-экономической, ни в области истории политической или культурной не осталось, кажется, ни одной частной схемы, которая оказалась бы не разрушенной, не поколебленной или хоть не затронутой» .

Словом, пересматривались не только общие схемы всемирно-исторического процесса и концепции отдельных исторических периодов, но и закономерности их развития. Еще в апреле 1913 г. Всемирный конгресс ис­ториков в Лондоне вынужден был констатировать определенную «растерян­ность перед лавиной нового материала, сознание, что многие удобные, имевшие часто большое методологическое... значение схемы и теории раз­биты этою лавиною в куски и унесены, прочь...» . Тревога и озабоченность по поводу нарастающей тенденции огульного ниспровержения прежних ис­торических теорий и социологических схем отразилась в резолюции Всемир­ного конгресса, где было подчеркнуто: «...без конструкций – нет науки, а есть лишь складское место материалов» .

Сформировавшийся пафос радикального пересмотра прежних научных оснований исторического познания очень сильно подкреплялся широким внедрением позитивизма в обществознание под видом избавления его от из­лишней умозрительности и спекулятивной оторванности от социальной ре­альности. Следует подчеркнуть, что развитию социологического позитивиз­ма активно способствовали самые видные представители естествознания, ра­товавшие за утверждение объективизма и материалистических оснований в историческом познании. Их твердая убежденность в продуктивности позити­вистской методологии подкреплялась бурным прогрессом наук о природе, принесшим им немало замечательных открытий в конце XIX в. На этом фоне состояние гуманитарного знания выглядело удручающим, и рецепт его скорейшего оздоровления, казалось, был очевиден. Но эта видимая простота решения актуальной задачи преодоления кризиса исторического познания на деле оказалась обманчивой. Позитивистская методология, редуцированная из естествознания в область исследования общественных процессов, с неиз­бежностью приводила к их вульгаризации. Иначе и быть не могло, так как механическое сведение социологических закономерностей к законам эволю­ции природного мира по своей методологической основе не имеет ничего общего с материалистическим пониманием истории.

Если обобщить две эти активно заявившие о себе в начале XX в. тен­денции: социологический критицизм и социологический позитивизм, – то можно констатировать возникновение тогда в историческом познании неви­данного ранее противопоставления позиций, прежде всего в гносеологии и методологии. Этот процесс происходил под определенным воздействием по­лучившего широкое распространение в западной философии разграничения научного знания на идеографическое и номотетическое. Демаркацией наук о духе и о природе на основе идей В. Виндельбанда (1848–1915), Г. Риккерта (1863–1936), Г. Зиммеля (1858–1918), Э. Мейера (1855–1930) и др. в России активно занимались многие известные социологи: Н. И. Кареев (1850–1931), А. С. Лаппо-Данилевский (1863–1919), B. C. Сергеев (1883–1941), Р. Ю. Виппер (1859–1954), относившие к идеографическим наукам такие отрасли знания, которые определяли своим предметом индивидуальные, неповтори­мые явления. Они противопоставлялись наукам номотетическим или законополагающим, анализирующим строго детерминированные и однозначно по­вторяющиеся природные явления и процессы.

На этом фоне велась постоянная дискуссия о специфике гуманитарных наук вообще, о специфике науки и философии истории в частности. Эта об­щенаучная дискуссия предопределяла решение целого ряда локальных вопросов: о предмете истории как науки, о ее научном статусе, о взаимосвязи эмпирико-фактологического и логико-рационального уровней познания соци­альных процессов. Можно с уверенностью сказать, что в это время методоло­гические проблемы исторического познания становятся в центр противо­стояний всех научных подходов к анализу общества, к объяснению законо­мерностей исторического процесса.

Многие русские обществоведы считали, что историософия должна ак­центировать внимание исследователей главным образом на индивидуально­сти и уникальности исторических событий и социальных процессов как не­повторимых и не похожих ни на какие-либо аналогичные события и процес­сы. Главный аргумент, выдвигавшийся сторонниками выделения историософии в качестве специальной идиографической науки, сводился к тому, что историческое развитие совершается «при разнообразном местном и времен­ном подборе сил и условий, нигде более не повторяющемся» .

Свое отношение к методологии исторических исследований высказыва­ли наиболее авторитетные специалисты социологической науки. Фундамен­тальным трудом в этой области стала «Методология истории» А. С. Лаппо-Данилевского. «Мы не должны упускать из виду, – писал он, – что историче­ская наука, более чем какая-либо другая, имеет дело прежде всего с кон­кретным индивидуальным материалом. Правда, это обстоятельство не может еще служить основанием для отказа от возможности выяснения общих ос­новных движущих причин и моментов исторического развития, но еще меньше имеем мы оснований отказываться от изучения частностей и индиви­дуальных сторон и явлений исторического процесса.»

Позиции ведущих отечественных историков весьма существенно разли­чались не только по отношению к методологии исторического познания, но и в оценке общей кризисной ситуации, переживаемой исторической наукой, а также в видении перспектив выхода из нее. Примером тому может служить очень острая по своей полемичности книга «Кризис исторической науки» (1921), автором которой был известный русский историк Р. Ю. Виппер. Она сразу же привлекла внимание научного сообщества и стала объектом широ­кой научной дискуссии, развернувшейся на страницах журнала «Под знаме­нем марксизма». При этом вновь обозначилось принципиальное разногласие между сторонниками идеи плюрально-циклического взгляда на исторический процесс и их основными оппонентами в лице представителей унитарно-стадиального подхода к истории. Все «плюралисты» утверждали, что этот кризис связан с укреплением позиций экономического материализма в исторических исследованиях, что, по их мнению, приводит к одностороннему, сугубо монистическому взгляду на всемирно-исторический процесс.

Серьезной критике с их стороны подвергалась также теория общественного прогресса. Сама идея общественного прогресса объявлялась ими рудиментом идеалистического, провиденциального взгляда на всемирную историю, которую якобы исторический материализм приспособил для обоснования возможности построения в будущем бесклассового общества. В связи с обострением экономического кризиса начала XX в. некоторые западные социологи поспешно объявили приближение эры «заката Европы». «Плюралисты» с готовностью ухватились за этот эсхатологический вывод для дополнительного доказательства того, что теория общественного прогресса, одинаково присущая как материалистическим, так и идеалистическим теориям, является якобы главным тормозом для дальнейшего развития научного познания всемирной истории.

Именно поэтому перспектива выхода исторической науки из кризиса, по мнению Р. Ю. Виппера, может быть связана лишь с утверждением плюралистического взгляда на развитие всемирной истории, поскольку «и материалистический взгляд, и взгляд идеалистический, каждый в отдельности взятый, неполны, недостаточны, односторонни» . Сторонники плюрально-циклического подхода к истории свою яростную критику теории общественного прогресса сопровождали отказом от классических подходов к анализу всемирной истории и от классического типа рациональности в историческом познании.

Совершенно аналогичную ситуацию приходится наблюдать и в совре­менной социально-гуманитарной науке, втянутой в водоворот обостряющегося глобального кризиса современной цивилизации. Мы наблюдаем тот же огульный критицизм и в отношении унитарно-стадиального подхода к исто­рии, который якобы себя окончательно изжил в связи с крушением мировой системы социализма, и в отношении научного статуса всей прежней филосо­фии истории. В качестве примера сошлемся на мнение Ю. И. Семенова, который в своем фундаментальном труде «Философия истории» с сожалением отмечает: «если в физической науке значение физической теории общепри­знанно и никто не сомневается в необходимости специальности физика-теоретика, то в историологии дело обстоит совершенно по-другому. Сущест­вование теоретической историологии не признается. Курсы теоретической историологии нигде не читаются, нет по этой дисциплине ни учебников, ни пособий» .

Одну из причин недооценки теоретической значимости историософии Ю. И. Семенов связывает с нашим недавним прошлым, когда всем историкам в принудительном порядке в качестве единственно верной общей теории об­щественного развития навязывался исторический материализм. «Материали­стическое понимание истории, – пишет он, – практически рассматривалось в качестве не просто наиболее общей, а единственно возможной и единственно правильной теории исторического процесса. Поэтому всякая попытка разра­ботки теоретической историологии встречалась нашим идеологическим ру­ководством в штыки и объявлялась ревизионизмом. Все это отбивало охоту заниматься теоретическими изысканиями в области истории» .

Было бы намного лучше, если бы Ю. И. Семенов излишне не сгущал крас­ки, но, к нашему общему сожалению, он, по существу, прав. Философия истории с позиции нынешней западной политологии и социологии выглядит неким своеобразным научным лабиринтом, таящим серьезную угрозу для со­временной постмодернистской эпистемологии... Этому способствуют, с од­ной стороны, сила инерции критицизма к историософии, сохранившаяся по­сле десятилетий неусыпного идеологического контроля над исторической наукой, а с другой – активно проникающий в историческое познание по­стмодернистский гносеологический анархизм. Эти факторы в своей сово­купности определяют предубежденное отношение со стороны некоторых нынешних обществоведов к науке, объектом которой является общая теория исторического процесса.

В качестве примера приведем выдержку из книги «Алгоритмы исто­рии», автором которой является политолог В. М. Вильчек: «История, в том числе и история философии – несомненно наука; философия истории – нет: ее выводы невозможно верифицировать... Философия истории – не наука, а идеология; но в обложке учебника – хотим мы того или не хотим – она обретает статус “научной идеологии”, а подобным коктейлем мы уже так нахлебались за прошлый век, что до сих пор не можем опохмелиться» . Со­вершенно ясно, что заложникам подобного «похмельного синдрома» легче ниспровергать научные устои исторического познания, сформировавшиеся на фундаменте классической рациональности, нежели напрягать свои умст­венные способности в интересах дальнейшего развития исторической науки. Именно поэтому многие из них, едва отвергнув недавнюю слепую предан­ность к «истмату», вступили на путь испепеляющей его критики. На это они не пожалели ни времени, ни страсти, благо что особого таланта сие занятие не требовало. За последние годы ими было написано целое сонмище уничи­жительных книг и статей, в которых исторический материализм был под­вергнут наукообразной экзекуции. Страстное открещивание от теории исто­рического материализма стало для некоторых обществоведов формой свет­ского экзорцизма – средневековой процедуры изгнания дьявола.

Но это лихое время, похоже, уходит в прошлое, и наконец наступает пе­риод «нормальной», то есть конструктивной, науки. В связи с этим необхо­димо уяснить, от какого прежнего научного наследия следует отказаться, а что из теоретической социологии К. Маркса следует сохранить и плодотвор­но использовать в интересах дальнейшего развития исторической науки. Как говорится, «большое видится на расстоянии», и сегодня мы имеем возмож­ность более глубоко осознать смысл слов, в которые Ф. Энгельс вложил все свои опасения, касающиеся будущих извращений марксистской историче­ской теории. «Материалистический метод, – писал он, – превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при ис­торическом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и пе­рекраивают исторические факты» .

В наше время, когда над исследователями мирового исторического про­цесса больше не довлеет диктат идеологии, открываются реальные возмож­ности и условия для объективного анализа современной эпохи. Но новая си­туация в науке высветила и принципиально новую тенденцию в историче­ском познании. Поспешно отказавшись от исторического материализма как научной методологии, некоторые социологи посчитали необходимым вообще отказаться от всякой социологической теории. Вновь сошлемся на книгу Ю. И. Семенова «Философия истории»: «Лжеисторические работы выходят из-под пера не только прямых невежд или, в лучшем случае, откровенных дилетантов, но и людей, имеющих ученые степени и звания, в том числе и в области истории» .

Таким образом, важнейшая проблема исторической науки сегодня за­ключается не в идеологической ангажированности исследователя и не в дог­матизме теории, а в преодолении квазинаучности и откровенного научного нигилизма. Сегодня об этой негативной ситуации в гуманитарной науке не говорит разве что человек несведущий в этой сфере либо полностью к ней равнодушный. Мнения специалистов, затрагивающих эту проблему, рас­ходятся лишь в степени оценки самого кризиса обществознания. Одну из них высказал известный специалист по социальной философии И. А. Гобозов в статье «Что происходит с философией?»: «Общественные науки, к числу которых относится и философия, переживают системный кризис. Этот кризис проявляется не в том, что мало литературы выходит, то есть не в количестве публикуемой литературы, а в ее качестве, нет идей, нет мыслей, нет прогресса научного знания, нет даже накопления новых зна­ний» Энгельс, Ф. Письмо П. Эрнсту, 5 июня 1890 г. / К. Маркс, Ф. Энгельс // Соч. – Изд. 2-е. – Т. 37. – С. 351.

Балтийская государственная академия рыбопромыслового флота

Кафедра Философии, истории и социальных наук

по отечественной истории

Тема: Функции исторического познания. Методология истории

Подготовила:

Крупнова А.С.

Калининград 2007

План реферата

Вступление

1. Основная часть

1.1 Роль истории

1.2 Варианты периодизации истории

1.3 Этапы развития исторической науки

1.4 Функции исторического познания

1.5 Методология науки и курса всеобщей истории

1.6 Принципы изучения исторических факторов

1.7 Историография и источниковедение

Заключение

Список использованной литературы

Вступление

Для начала разберёмся, что же такое есть методология.

Приведём несколько определений методологии из современных энциклопедических справочников:

1. Методология (от «метод» и «логия») – это учение о структуре, логической организации, методах и средствах деятельности.

2. Методология – это система принципов и способов организации и построения теоретической и практической деятельности, а также учение об этой системе.

3. Методология – это учение о научном методе познания или, по-другому, совокупность методов, применяемых в исторической науке.

Из данных определений можно сделать вывод, что методология не что иное, как организация деятельности.

Если же методологию мы рассматриваем как учение об организации деятельности, то, естественно, необходимо рассмотреть содержание понятия «организация». В соответствии с определением, организация – это:

1) внутренняя упорядоченность, согласованность взаимодействия более или менее дифференцированных и автономных частей целого, обусловленная его строением;

2) совокупность процессов или действий, ведущих к образованию и совершенствованию взаимосвязей между частями целого;

3) объединение людей, совместно реализующих некоторую программу или цель и действующих на основе определенных процедур и правил.

На основе вышесказанного составим схему.

Таким образом, можно предложить следующую «схему структуры методологии»:

1. Характеристики деятельности:

· особенности,

· принципы,

· условия,

· нормы деятельности;

2. Логическая структура деятельности:

· субъект,

· объект,

· предмет,

· средства,

· методы,

· результат деятельности;

3. Временная структура деятельности:

· стадии,

· этапы деятельности.

Получаем, что методология – это самостоятельная наука, основанная на практических, теоретических познаниях и выводах одного человека или группы лиц, стремящихся к усовершенствованию или развитию методов познания и организации любых видов наук.

Данная тема интересна уже тем, что она раскрывает нам то, откуда берутся истоки исторической науки, на каком основании мы делаем определённые выводы, отчего мы приводим именно эти, а не иные доводы в пользу определённых личностей, событий, государств и т.д.

Я выбрала данную тему потому, что: во-первых, методология объединяет всю науку в целом и есть возможность понять цели истории, как науки, во-вторых, методология отображает сущность жизни, объясняя, откуда мы черпаем информацию для изучения прошлого, настоящего и предвидения будущего.

Моя цель – это изучить функции исторического познания и определить в чём заключается смысл методологии истории.

Основная часть

1.1 Роль истории

Изучение гуманитарных дисциплин составляет важную часть общеобразовательной и мировоззренческой подготовки современных специалистов и способствует интеллектуальному развитию личности и выработке творческого мышления. К важнейшим общественным наукам относится история.

История - это наука о прошлом человеческого общества и его настоящем, о закономерностях развития общественной жизни в конкретных формах, в пространственно-временных измерениях. Содержанием истории вообще служит исторический процесс, который раскрывается в явлениях человеческой жизни, сведения о которых сохранились в исторических памятниках и источниках. Явления эти чрезвычайно разнообразны, касаются развития хозяйства, внешней и внутренней общественной жизни страны, международных отношений, деятельности исторических личностей.

Соответственно и история - наука многоотраслевая, она слагается из целого ряда самостоятельных отраслей исторического знания, а именно: истории экономической, политической, социальной, гражданской, военной, государства и права, религии и пр. К историческим наукам относятся также этнография, изучающая быт и культуру народов, и археология, изучающая историю по вещественным источникам древности – орудиям труда, домашней утвари, украшениям и др., а также целым комплексам - поселениям, могильникам, кладам.

История подразделяется и по широте изучения объекта: история мира в целом (всемирная или всеобщая история), история континентов (например, история Азии и Африки), история отдельных стран и народов или группы народов (например, история России).

Существуют вспомогательные исторические дисциплины, имеющие сравнительно узкий предмет исследования, изучающие его детально и таким образом способствующие более глубокому пониманию исторического процесса в целом. К их числу относятся: хронология, изучающая системы отсчета времени; палеография - рукописные памятники и старинное письмо; дипломатика - исторические акты; нумизматика - монеты, медали, ордена, денежные системы, историю торговли; метрология - систему мер; флаг-сведение - флаги; геральдика - гербы стран, городов, отдельных семей; сфрагистика - печати; эпиграфия - надписи на камне, глине, металле; генеалогия - происхождение городов и фамилий; топонимика - происхождение географических названий; краеведение - историю местности, региона, края.

К наиболее значительным вспомогательным историческим дисциплинам относятся источниковедение, исследующее исторические источники, и историография, задача которой - описание и анализ взглядов, идей и концепций историков и изучение закономерностей в развитии исторической науки.

История не только одна из двух тысяч существующих наук, служащих современному человечеству, но и одна из наиболее древних. История тесно связана с другими науками, в частности, с психологией, социологией, философией, юридическими науками, экономической теорией, математикой, математической статистикой, языкознанием, литературоведением и др. В отличие от них она рассматривает процесс развития общества в целом, анализирует всю совокупность явлений общественной жизни, все ее стороны (экономику, политику, культуру, быт и т.д.) и их взаимосвязи и взаимообусловленности. В то же время каждая из существующих наук (общественных, экономических, технических) за время развития человеческого общества прошла свою историю. И на современном этапе все науки и виды искусства обязательно включают исторический раздел, например, история физики, история музыки, история кино и т.д. На стыке исторических и других наук создаются междисциплинарные науки - такие, как историческая география, историческая геология и др.

Взаимных симпатий и антипатий, взаимопереплетения интересов народов и государств, будущие специалисты не смогут объяснить, а следовательно, и рационально перестроить настоящее. Актуальность проблемы формирования исторического сознания современного образованного человека усиливается еще одним фактором. В условиях, когда человечество осознало себя как глобальная целостность, необходимо направлять...

Которой были П. Л. Лавров и Н. М. Михайловский. Однако именно в области методологии наиболее интересным представителем этой школы является Н. И. Кареев, взгляды которого на структуру исторического знания и освещает данная статья. Как и большинство направлений методологии, Н. И. Кареев должен был обосновать возможность исторического знания прежде всего в противоположность позитивизму. Для...

Исследований дополняет и углубляет исторический метод, сближает его с методами естественных наук, способствует экстраполяции его на будущее хозяйственных феноменов. Глава 2. Генетический метод в экономических исследованиях Эволюционный и исторический методы иногда можно представить как два вида генетического метода - метода исследования социальных явлений, основанного на анализе их...

И правовых учений прошлого, а именно их история. Выяснение смысла этой историчности значимо для характеристики, как предмета дан­ной дисциплины, так и ее методологии. 2. Методологические проблемы истории политических и правовых учений История политических и правовых учений, как самостоятель­ная юридическая дисциплина вместе с другими юридическими дисциплинами относится к числу...

В истории философии прямым антиподом эмпиризму является рационализм, который, исходя из признания объективного знания, выдвигает в качестве главной гносеологической задачи его постижение, используя при этом так называемые рационалистические методы. Истоки рационализма восходят к Пармениду и пифагореизму, которые заложили основы рационалистического мировоззрения, отождествляющего объективную реальность с мыслью (рацио). Парменид, например, прямо говорит о том, что истинное бытие и мысль – одно и то же, но он еще не разрабатывает специального метода для его познания. Можно только предположить, что гносеологическим обоснованием парменидовского взгляда на бытие служит логический закон тождества (А=А). Если у Парменида тождество бытия и мысли по содержанию еще никак не определено, мы еще не знаем о том, что он понимает под мыслью, то пифагореизм дает вполне конкретное определение этому тождеству. Мысль, с его точки зрения, это структурное отношение, выраженное числом. Число, таким образом, составляет содержание объективной реальности. Пифагорейцы вместе с тем осуществили открытие того метода, который впоследствии получит название аксиоматического. Этот метод предполагает брать за основу некоторые признаваемые самоочевидными суждения (аксиомы), из которых чисто логическим путем выводятся все остальные утверждения (теоремы); подобный способ логического вывода обычно называют дедуктивным доказательством. Впервые аксиоматический метод был применен для доказательства так называемой теоремы Пифагора. Вслед за пифагореизмом аксиоматический метод широко использовался уже в античной философии, в частности, на нем основывались философские системы Демокрита, Платона и Аристотеля. Демокрит, например, доказывал все свои философские положения на базе аксиоматического утверждения о существовании атомов и пустоты. Платон этот метод применял при построении своей онтологической модели мира. Он утверждал как аксиому абсолютное существование идеальных сущностей, которые обусловливают бесконечное многообразие мира чувственных вещей. Но Платон, кроме того, выдвигал свои собственные методы познания рацио. Он говорил о неком мистическом методе воспоминания, им же положено начало разработки диалектического метода построения понятий. Это связано с тем, что Платон неизмеримо богаче, чем пифагорейцы, понимал рацио. Если у пифагорейцев оно сводится только к числу, то у Платона рацио существует в двух формах: 1) в виде системы идей и 2) в виде количественных отношений, которые занимают промежуточное положение между миром идей, с одной стороны, и миром чувственных вещей, с другой. Отсюда, следовательно, в познании рацио Платону было недостаточно ограничиваться только аксиоматическим методом, который продуктивнее всего приложим к исследованию количественных отношений. В математике впервые этот метод в систематическом виде был применен в «Началах» Евклида в III в. до н. э.

В философии нового времени рационализм возрождается, причем, так сказать, в чистом виде в лице Декарта. Исходя из своего основополагающего принципа «я мыслю, следовательно, я существую», – Декарт в качестве источника знания рассматривает только разум (мысль). Мысль у него является субстанциальным началом одного из двух миров – мира духа, противоположного миру вещей, субстанциальной сутью которого является материя как пространственная протяженность. Под мыслью он понимает не что иное, как взятый в абсолютном значении аксиоматический метод. Он его возводит не только в ранг всеобщего и единственного метода познания, но и рассматривает его как саму мысль, тождественную объективному бытию. Никто ни до, ни после Декарта не возвышал этот метод до положения абсолюта. Эта одна из уникальных характерных черт его философии. Декарт решающее значение придавал в этом методе ясности и абсолютной определенности логического вывода. Главная проблема, которая стояла перед ним, – эта проблема происхождения аксиом, и она оказалась для него в принципе неразрешимой. Высказанное им предположение о том, что они являются врожденными идеями человека, дало лишь хороший повод всем, кому не лень, критиковать философию Декарта.

Б. Спиноза и Г. Лейбниц продолжили традиции декартовского рационализма. Однако аксиоматический метод они рассматривали только как всеобщий метод познания. Под объективной реальностью Спиноза понимал единую субстанцию (природу-бога), у которой мысль и протяженность являются всего лишь атрибутивными свойствами. При этом под мыслью как объективным атрибутом понимается не аксиоматический метод, а некая универсальная способность вещей к конструктивному мышлению (к структурированию). Когда он говорит, что камень тоже мыслит, то имеет в виду именно эту способность, например, частички камня могут соединяться и разъединяться и этим они напоминают производимую человеком логическую операцию синтеза и анализа. У Лейбница субстанциальная единица – монада также наделена способностью мыслить, только под мыслью в данном случае понимается процесс активного восприятия каждой монадой всего окружающего мира. В понимании познания Лейбниц допускает формальное участие чувственного опыта, который стимулирует (вызывает) сам акт познания, а для эмпирического знания даже выполняет функцию ограничителя рацио, который сам по себе абсолютно свободен в своих проявлениях.

Благодаря авторитету Декарта, Спинозы и Лейбница аксиоматический метод получает широкое распространение в научном познании XVIII-XIX вв. Рационалистическая методология тем самым находится в конкуренции в научном познании с методологией эмпиризма. При этом она применяется не только в математических науках, логике, теоретической физике, но и в биологии (Дж. Вуджер), экономике (К. Родбертус-Ягецов), социологии (Дж. Вико) и других науках. Спиноза же аксиоматический метод применил к изложению онтологии в своем главном труде «Этика».

Наряду с рационализмом, основанном на аксиоматическом методе, в конце XVIII в. немецкая классическая философия провозглашает новую форму рационализма, так сказать, рационализм диалектического типа, истоки которого восходят к философии Платона. Его главные представители – И. Фихте, ранний Ф.Шеллинг и Г. Гегель. Мышление, по Фихте, это не метод дедуктивного доказательства, а деятельный процесс последовательного развертывания в систему переходящих друг в друга понятий, природа которых диалектически противоречива. За исходное понятие берется интроспективное представление Я о самом себе как отношении Я (субъекта) и Не-Я (объекта). Все остальные понятия, по мнению Фихте, выводятся из этого отношения. Вначале мы получаем систему универсальных понятий (философских категорий), а затем каждая противоречивая пара этих категорий служит исходной базой для построения системы понятий для какой-либо одной из частных наук. На этом основании он свою философию назвал «Наукоучением». Рационализм Фихте носил чисто субъективистский характер, и потому плохо приложим к объективной реальности, за что он подвергся основательной критике вначале со стороны Ф. Шеллинга, а позже Гегеля. Шеллинг в конечном счете отказался от рационалистического подхода и, пережив период философии искусства, стал на позиции мистического откровения. Рационалистическую линию, начатую Фихте, продолжил Гегель. Он сохранил все основные моменты диалектического вывода понятий, обозначенные Фихте, но применил диалектический метод не к субъективному Я, а к объективно мыслящему абсолюту, обозначив его термином «Абсолютная идея». Объективная диалектическая мысль, по Гегелю, начинается с самых элементарных, но общезначимых понятий бытия и ничто. Процесс мышления, совершаясь от самого простого, переходит ко все более сложным понятиям, пока, наконец, он не достигнет полного знания о понятии «Абсолютная идея». В ходе последовательного развертывания понятий Гегелю удается охватить категориальный аппарат всего философского и научного потенциала своего времени. Он делает ряд важных открытий в области онтологии и гносеологии и даже предвосхищает некоторые частно-научные идеи. Но в целом, как метко заметил Ф.Энгельс, его система оказалась мертворожденной.

Таким образом, рационализм в противоположность эмпиризму, стремится познать сущность объективной реальности. Между тем ему свойственно отождествлять объективное бытие с мыслью, которая к тому же сводится к чисто логическим функциям, что дает повод его характеризовать как гносеологию панлогизма. Это означает, что рационализм фактически имеет дело не с конкретными предметами, а с их абстракцией, т.е. не с самой объективной реальностью, а лишь с отражающими ее логическими формами. Говоря иначе, в этом случае речь идет о способе существования понятий об объективной реальности, но не о способе существования ее самой. История рационализма засвидетельствовала два подхода в понимании способа существования понятий. Один из них базируется на формальном доказательстве логического вывода, осуществляемого аксиоматическим методом. Аксиоматический метод в данном случае как раз и рассматривается в качестве того познавательного способа, который обеспечивает адекватное понимание абстрактных понятий. Роль объективного критерия в осуществлении этого метода выполняют законы формальной логики. Эту форму рационализма можно было бы назвать формальным логицизмом. Соответственно вторая форма рационализма есть не что иное, как содержательный логицизм. С позиции этой формы, способ существования абстрактного предмета усматривается в диалектическом методе развития семантического содержания понятий. Абсолютным критерием этого метода является принцип развертывания диалектического противоречия, что и дает повод его назвать диалектическим методом.

Если попытаться дать общую оценку рационализму, то следует отметить, что он в истории философии впервые поставил вопрос об объективном способе существования предмета и первым решал проблему его познания. Благодаря ему философия занялась исследованием трансцендентного (потустороннего) бытия, но уже не с позиции мистицизма (чем обычно занимается теология), а с точки зрения положительного знания. Он сделал предметом изучения теоретическое знание, на которое эмпиризм, ограничившись лишь знанием непосредственного опыта, не обращал должного внимания. Рационализм разработал важнейшие теоретические методы познания – аксиоматический и диалектический. В рамках рационализма пышным цветом расцвела математика (царица наук, как ее будут называть), он стимулировал появление всех без исключения формализованных научных теорий. Почти все рационалисты сами были выдающимися учеными в разных областях знания. И все же, несмотря на такие огромные заслуги, рационализм не без основания подвергается серьезной критике. Прежде всего он вызывает неудовлетворенность тем, что подменил конкретный предмет абстрактным, объективную реальность – понятием о ней. Разработанные рационалистические методы познания позволяют понять природу абстрактного предмета (аксиоматический метод – его форму, диалектический метод – его содержание), но они далеки от того, чтобы с их помощью адекватно понять природу конкретного предмета.

За абстрактное понимание объективной реальности рационализм критикуется Кантом, который считал, что все его онтологические модели мира совершенно произвольны и к самой объективной реальности не имеют никакого отношения. Отсюда Кант приходит к выводу, что, прежде чем заниматься онтологией, необходимо ответить на вопрос о принципиальной возможности человеческой познавательной способности. Он считает, что эмпиризм ограничивается познанием лишь единичных свойств вещей и потому не может претендовать на объективную и всеобщую истину. Рационалисты, хотя и занимаются познанием общего, но они не смогли объяснить источник происхождения общего знания. Именно проблеме происхождения общего знания и будет посвящено философское исследование Канта, которое он изложит в своем главном труде «Критика чистого разума». Его ответом стала гносеологическая теория, которую он назвал трансцендентальным идеализмом. С точки зрения Канта, наше знание имеет не трансцендентную, а трансцендентальную природу. Объективная реальность лишь вызывает появление знания, но которое никак не фиксирует ее трансцендентного (считай объективного) содержания; это последнее для нас недоступно, и потому объективная реальность является для нас «вещью в себе», термин введенный в философию Кантом. Само же знание является чисто априорной способностью нашего сознания (Я), которое объективируется в ощущениях, вызванных взаимодействием Я (субъекта познания) с окружающей средой (объектом познания). Знание, таким образом, является неким синтезом чувственного материала (ощущений) и априорных форм сознания. Однако их участие в формировании знания совершенно не равноценно: чувственный материал лишь объективирует знание, которое по своему содержанию имманентно сознанию как его априорная способность.

Канту казалось, что он тем самым разрешил проблему происхождения знания. В действительности же его концепция мало чем отличается от теории врожденных идей Декарта. Как у Декарта, так и у Канта, содержание знания изначально имманентно сознанию с той лишь разницей, что если у Декарта имманентным является готовое знание (содержание аксиом), то, по Канту, это есть врожденная познавательная активность человека, способная в акте отношения с внешней средой актуализироваться в знание, которое к содержанию самой внешней среды не имеет никакого отношения. Многие философы, оценивая кантовскую теорию познания, считают, что он пытался соединить эмпиризм с рационализмом и создать некое третье синтетическое учение о природе знания. Похоже, что это действительно так, ибо знание в его понимании есть некий синтез эмпирического (ощущение) и рационального (априорные формы сознания). Но решить эту проблему ему не удалось. На поверку выходит, что содержание знания у него имеет чисто рациональную природу, ибо опыт играет только функцию стимулятора и оформителя, и не более того. Поэтому его теория познания фактически остается в рамках рационализма, а источником знания, как у всех рационалистов, рассматривается индивидуальное сознание (Я) человека.

Природу объективного знания, но уже не с позиции ортодоксального рационализма, а с принципиально иных позиций исследует Э. Гуссерль. За основу своего анализа он берет представление Канта о трансцендентальности знания, согласно которому знание не является знанием об объекте как таковом, оно есть результат отношения субъекта и объекта. Это отношение, взятое в чистом виде, т.е. вне какой-либо связи с содержанием знания, им рассматривается как необходимое условие познавательного процесса, которое он называет интенциональным отношением. Источником знания является не объект (как считают эмпирики) и не субъект (как считают рационалисты), взятые по отдельности, а интециональное отношение субъекта и объекта. Это и есть тот трансцендентальный принцип, который впервые был провозглашен Кантом. Но если Кант в конечном счете фактически склонился к признанию того, что именно субъект является источником содержания знания, то Гуссерль в этом вопросе до конца последовательно придерживается трансцендентализма. Знание, по Гуссерлю, является феноменом переживания человеком содержания интенционального отношения. При условии интенциональности феномены знания чрезвычайно текучи и относительны и, кроме того, они ничем не опосредованы, носят непосредственный характер. В соответствии с этим он называет феноменальное переживание «усмотрением сущности», а свое гносеологическое учение – феноменологией. Что касается онтологии (учения о бытии), то Гуссерль, как и Кант, ее отрицает, поскольку, как они оба полагают, для познания бытия нет надежного гносеологического основания. В рамках же трансцендентального основания, по мнению Гуссерля, можно говорить лишь о некоем «жизненном мире» человека, но не о мире как объективно существующей реальности. Правда, Гуссерль в отличие от Канта объективно существующий мир не называет «вещью в себе».

В целом феноменология Гуссерля является не чем иным, как доведенной до логического конца кантовской гносеологической концепцией о трансцендентальной природе человеческого знания. В феноменологии Гуссерля нашли отражение все положительные и отрицательные моменты этой концепции. Положительным явилось то, что она впервые сделала попытку преодолеть односторонние подходы к знанию, с одной стороны, эмпиризма, который абсолютизирует объективный момент, а с другой стороны, рационализма, который, наоборот, абсолютизирует субъективный момент. Кроме того, феноменология настаивает на очень важном гносеологическом положении о том, что наше знание есть результат отношения субъекта и объекта. Если Кант лишь декларативно провозгласил это положение, оставаясь на позиции рационализма, то Гуссерль пытался последовательно его провести в жизнь как основополагающий гносеологический принцип. Но вместе с тем обнаружилось, что абсолютизация релятивности субъекта и объекта имеет не меньший недостаток, чем односторонность эмпиризма и рационализма. Феноменология Гуссерля очень хорошо показала всю несостоятельность подхода к бытию, выдвинутого Кантом, вначале в гносеологии, а потом в онтологии. Человеческая способность познавать мир, являющаяся по сути лишь одним из свойств самого этого мира, не может служить надежной гарантией его обоснования, как, скажем, по знанию какого-либо одного свойства вещи мы не можем судить о знании вещи в целом. Мир как таковой не есть познавательный процесс, но нечто другое, и это относится не только к миру природы, но, в том числе, и к миру самого человека, т.е. к миру человеческой жизнедеятельности. Абсолютизировав гносеологический акт отношения субъекта и объекта, Гуссерль, с одной стороны, остается на позициях агностицизма в познании мира вообще, а с другой стороны, он подменяет реальный человеческий мир его познавательной абстракцией. С точки зрения Гуссерля, мы можем говорить только о так называемом жизненном мире человека, который всецело находится в плену гносеологической схемы отношения субъекта и объекта. Феноменологический метод Гуссерля, таким образом, оказался столь же не способным к познанию объективной реальности, как и предшествующие ему методы эмпиризма и рационализма. Кроме того, Гуссерль, всеми силами стремившийся к преодолению одностороннего объективизма так называемой наивной научности, по существу, остается на позициях одностороннего субъективизма. Его гносеологическая схема отношения субъекта и объекта замыкается в рамках отношения отдельного индивидуума к окружающей среде. Весь арсенал человеческого знания, по Гуссерлю, обусловлен субъективными представлениями этого отдельного индивидуума. Само по себе указание на интенциональность индивидуальных представлений субъективной сущности феномена знания не преодолевает.