Чудеса русской архитектуры: каменный собор, построенный на крохотном острове. Чудеса архитектуры Сообщение на тему чудеса русской архитектуры
ГРАЖДАНСТВЕННОСТЬ РУССКАЯ, патриотическое, бескорыстное чувство коренного русского человека служить Царю и Отечеству не за страх, а за совесть. Понятие это не получило еще должной оценки. А между тем оно требует специального рассмотрения. Не бумажной декламацией было Екатерининское законодательство о местном управлении, а вошедшим глубоко в русскую жизнь видоизменением английского «self-government»а. Не темным бесплодным эпизодом было царствование Павла I, а временем, когда впервые, от династических верхов до крестьянских низов, Россия стала облекаться в плоть Закона. Школой дворянско-бюрократического управления страной было царствование Александра I. Завершение дворянского управления и самоуправления, облеченного в рамки закона, явило царствование Николая I. Дворянство не было замкнуто, но всякий, кто втягивался в государственное управление, «облагораживался», входя в состав «служилого» сословия, оставшегося таковым и в «службе по выборам». «Службой» оставалось и господство над своими «подданными» в форме т. н. «крепостного права». Этот грандиозный монолит подвергся смелому видоизменению Александром II. Упраздняется помещичье «крепостное право». Преодолевается старина, различавшая «тягло», т. е. безвластное несение повинностей, и «службу», т. е. повинностное осуществление власти: вся «земля» призывается совместно к делу управления - и это с размахом беспримерным. Так возникает всесословное земство - новый в мировом масштабе тип - там, по общему правилу, нет самостоятельного местного хозяйства, а поскольку и возникала в особых формах широкая местная самодеятельность, то это в зависимости от центра, снабжавшего ее средствами. Знаем мы французский тип, дававший голос местам, но отнюдь не участие во власти, сохранявшейся всецело в руках централизованного государства, обязанного быть начеку пред лицом опасности неожиданного нападения соседей (чего могла не бояться Англия). Россия явила нечто новое и неслыханное: земство получило и свой распорядительный и свой исполнительный орган, свои источники дохода - и широчайшую компетенцию в дополнение к переданным ему «на ходу» огромными отраслями местной работы, дорожной и продовольственной. Беспримерна была смелость этой реформы - и оправдана оказалась она: земство развило громадную энергию, создав «земскую» статистику, «земскую» школу, «земскую» медицину. Напрасно стали бы мы искать аналогии на Западе подобного размаха местного самоуправления. Командное место сохранилось и здесь со служилым сословием, бескорыстно отдавшимся новой «службе по выборам» в сотрудничестве с вольнонаемными спецами-разночинцами, получившими наименование «третьего элемента» (учителя, статистики, врачи). Огромным достижением были и судебные уставы, оживленные рвением того же служилого сословия, устремившегося к новой задаче: охраны права и защиты прав.
Право и права - эти два понятия надо различать особенно тщательно применительно к России, привыкшей жить укладом патриархальным, не нуждавшемся в «законе» и не знавшем личных «прав». Поскольку начиная с Петра I Россия переключалась с всеопределяющих религиозно-нравственных начал на начало служения по преимуществу государству (перед глазами имея пример Петра, являющего собой «первого слугу» России), всеобъемлющая «законность» становилась идеалом государственности. Максимальным приближением к нему и стала Россия Николая I. Но в значительной мере является эта «законность» - обличием все того же «патриархального» уклада, живущего началами религиозно-нравственными, господство которых опрокидывало «права» и превозмогало «право». Такое умоначертание могло на Москве нищего юрода ставить выше Царя - в условиях абсолютной безграничности его власти. «Европеизация» России глубоко не шла. Европейским был Двор, европейской была посольская служба, европейской была столичная бюрократия и становилась ею провинциальная, европейской была офицерская головка армии; входила «европеизация» частично в быт, задевала даже правящие круги Церкви. Но в целом не этим жила Россия. Чем иначе можно объяснить факт отсутствия в России, при ее безбрежных пространствах, полиции? Могучая дисциплинированность внутренняя делала то, что мановение руки Царской выполнялось беспрекословно на отдаленнейшей периферии. Чем-то новым было, конечно, обрамление жизни «законностью» усовершенствованной и руководство ею аппаратом управления модернизированным: можно ли сравнить Свод законов М. М. Сперанского с Уложением Царя Алексея Михайловича или русскую бюрократию, вышколенную теми же Сперанским, П. Д. Киселевым, Е. Ф. Канкрином, с московскими дьяками и подьячими! Но духом жила Россия былым. И не это обновленное «право» явило новизну гражданского быта. Личные «права» - вот где была радикальная новизна!
Есть соблазн усмотреть начатки их в «вольности дворянства», возглашенной Петром III. Нет, тут была та же служба, только несомая «за честь». Личной свободы еще не было, а были только предпосылки для возникновения ее. Поскольку помещик свою дворянскую вольность начинал толковать в смысле европейской и рассматривать свое отношение к земле и к крестьянству под углом зрения частной собственности - тут только возникал разрыв между двумя правосознаниями, исконным и новым.
Законность, если она соблюдается, естественно и необходимо вызывает к жизни и личные права: право рождает права. Трагедией России было то, что этот процесс охватывал только некоторые части населения. Громадным событием было издание Свода законов - не был, однако, общим правом даже он, чем не был, конечно, и свод постановлений, касавшихся государственных крестьян. В Своде законов имелся 10 том, часть первая которого была русской рецепцией римского гражданского права. Но то не было общим правом. Не стало оно им и тогда, когда произошло освобождение крестьян. Два процесса протекали в России раздельно: возникновения и развития частного, личного права, с одной стороны, и распространения его, с другой. Всякой похвалы заслуживает наш гражданский кодекс, возникший при Николае I, и выше всяких похвал гражданский суд, возникший при Александре II. Но даже и после Великих реформ вне новой гражданственности оставалась громадная часть населения России. Крестьяне были освобождены от помещичьей властной опеки, но они не стали свободными людьми - к земле, к обществу, ко двору остался прикреплен русский крестьянин, и постепенно, в образе обычного права, возникла целая система «крестьянского права», державшего крестьян вне свободного гражданского оборота с его «личными правами».
Росла, цвела русская гражданственность, сочетавшая добрые плоды служилой традиции с достижениями новой гражданственности, поднимавшейся на дрожжах «личных прав». Европейские трафареты оказывались обновленными, просветленными, облагороженными духом русского служения. Только невежество, не только вселенское, в отношении чужой России, но и наше собственное, в отношении нас самих, позволяет огульно в черный цвет красить нашу гражданственность последних царствований, ее недостатками, пороками, неправдами, извращениями объясняя русскую катастрофу. Нет, не «отсталость» русской гражданственности погубила Россию, а то обстоятельство, что на почве гражданственности, при всей ее высококачественности, произошло обездушение России.
Патриархальный уклад имеет огромные достоинства, но он не может быть ни искусственным, ни частичным. Помещики сочли себя «частными собственниками» - от таких помещиков надо было освободить крестьян. Но их не сделали свободными, - тем не давая возможность по-новому начать строить свою новую жизнь. В своей искусственной обособленности былая патриархальность крестьян вырождалась в какой-то ублюдок домотканого социализма, рождавший мечту о большем - в направлении уже социализма доктринерского. Гражданственность же новая, лишенная стыка живительного, но и отрезвляющего, с народной массой, получала характер тоже мечтательной требовательности максималистской, в условиях которой самые достоинства ведущей элиты обращались в угрозу бытию Исторической России.
Грандиозной попыткой разрешения отсюда рождавшихся грандиозных проблем было царствование Николая II - попыткой, венчавшейся грандиозным успехом. Побеждена была т. н. первая революция, грозившая уже не на Дворцовой площади, как то было в 1825, а на всем пространстве России смести и похоронить под обломками всероссийского бунта Русское Православное Царство. Возник жизнеспособный образ «сосуществования» нового типа «земли» со старого уклада государственностью, получившее оформление в Основных законах. И их только предвзятость может оценивать как неумелое, недоразвитое, доморощенное, неуклюжее искажение западного образца. То был, напротив того, едва ли не шедевр законодательного творчества, сочетавший начала Самодержавия, опирающегося на Церковь и Армию, всецело только Царя знавших и в новых условиях жизни, с облеченной реальной властью общенародной Государственной думой. Возникла реформа крестьянства, с именем П. А. Столыпина связанная, уже всю Россию новой гражданственностью озарявшая. Возникла хозяйственная деятельность, творившая чудеса обновления страны. Возникла многообразная государственная деятельность, поднимавшая страну с быстротой сказочной на новые и все высшие уровни. Возник многообразный расцвет культурный. Стержнем, однако, оставалась Самодержавная власть. Надо помнить, что двумя спасительными роспусками думы - причем одним, опиравшимся на идею Самодержавия, а не на букву закона, - к работе государственной была направлена Государственная дума, превращавшаяся постепенно из мятущейся стихии в активно-полезный элемент государственности. И нельзя забыть, что великая Столыпинская реформа прошла чрезвычайной мерой в обход сопротивлению Думы.
В огромном культурно-хозяйственном подъеме, явленном Россией после реформы Александра II, свое место заняла «земля». Предвзята точка зрения, вменяющая правительству позднейших десятилетий губительное враждебно-насильственное стеснение общественной деятельности. В частности, реформа земства была не утеснением, а упорядочением его деятельности, с установлением над ним надзора законного - вместо той необъятной широты, которая первоначально характеризовала бытие земства: огромные практические возможности оставались в силе, и цвести продолжали земства, пусть и не удовлетворенными оставались их максималистские пожелания, охватывавшие и полицию, и чуть ли не весь государственный аппарат на местах. Предвзята и точка зрения, очерняющая деятельность творческую правительственного аппарата. Разнообразно-плодотворна была эта деятельность, и во всем блеске раскрывались достоинства русской бюрократии, сочетавшей доблесть былого служилого сословия с пылом обновленной гражданственности и вбиравшей в себя едва ли не лучшие элементы русского культурного общества всех сословий. Русский правительственный аппарат являл собой своеобразный сплав старины и новизны, причем только пристальный взгляд способен расценить всю значительность «старины» в ее полезной работе.
Одним из труднейших достижений «правового» государства является внесение законности в деятельность администрации. Каждая страна дает свой вариант. Классической страной административного права считается Франция - по признаку своего многовекового централизма и своего нарочитого правового гения. Расцветало здесь не научное оформление административного права (то было заслугой преимущественной Германии и Австрии) и не судебное его творение в процессе защиты граждан в общих судах (то достижение англосаксонского гения). Практика административных судов создала во Франции целую систему права, которую уже post factum разрабатывать стала университетская наука. Трудно поверить, но в России оставалась почти незамеченной собственная, как и во Франции, система административного права, созданная органически возникшим русским административным судом - Первым департаментом правительствующего. Эту отрасль права можно было найти в сборниках решений Сената, практически систематизированных адвокатами и ходатаями по делам - и только. Больше того: либерально-доктринерскими соображениями была вызвана «реформа» Сената, проведенная перед самой Великой войной, - реформа, безжалостно опрокидывавшая добрый уклад этого петровского учреждения. Сохранялась здесь в XX в. петровская внешность: мундиры, древние тележки, развозившие «дела» по домам даже самых скромных чинов «Канцелярии», особый внешний уклад «Канцелярии». Существовал и традиционный внутренний уклад - исключительно ценный. «Канцелярия» не была отвечающей своему названию подготовительной инстанцией, всецело исполнительно-рабочей (как то было уже в новом судебном Сенате); она, сливаясь с обер-прокурорским надзором, свободно и самостоятельно подготовляла дела. Каждое дело поручалось докладчику, которым мог быть самый скромный «и. о. помощника обер-секретаря». Если он успешно справлялся со своей задачей, толково написав то, что «из дела видно» (так начиналась историческая часть), и составив грамотный проект решения («рассмотрев настоящее дело…»), - его работа шла дальше. Обер-секретарь, начальник собственной экспедиции, между которыми распределялись систематически дела, мог только на полях написать свое мнение, не совпадающее с проектом докладчика. То же мог сделать очередной товарищ обер-прокурора. То же мог сделать дежурный сенатор-докладчик, а равно и председательствующий. Основной докладчик докладывал дело в присутствии Сената, после чего каждый из старших высказывал свое мнение - и возникали прения между сенаторами, в которых докладчик исходный уже участия не принимал, и «Канцелярия» представляла лишь нужные справки. Что получалось? Своего рода двухпалатность обсуждения, а вместе с тем и разносторонность разбора дела. Это - с одной стороны. С другой - каждая «экспедиция» превращалась в хранилище практики. Наконец, настолько привлекательной была эта работа, что вопреки «карьерным» соображениям (в «Канцелярии» все шли в затылок, и «карьеры» было сделать нельзя, не уйдя из Сената) люди десятилетиями сидели на своих местах, образуя кадры первоклассных профессионалов. Все это было разбито «реформой», превратившей «Канцелярию» в обычную канцелярию…
Если такую малую чуткость обнаруживал иногда даже высший правительственный аппарат, то что говорить о широких кругах общественности, готовых само существование правительственного аппарата ощущать как препятствие на путях «прогресса»! Чтобы получить предвзято-отрицательную оценку всего правительственного аппарата, не надо обращаться к прессе революционной - каждый «толстый журнал», каждая газета, за редчайшим исключением, привычно «обличали» и правительство в целом, и всех его деятелей и в центре, и на местах.
Не потому рушилась Россия, что не на должной высоте было правительство, что плохо было чиновничество, что Самодержавным оставался Царь, даже и при наличии народного представительства, что «отставала» Россия в самых разных направлениях. Нет, беда была в том, что она не ценила уже ни своих прошлых ценностей, веками настоенных, ни даже новых обретений, как из рога изобилия сыплющихся, ни того благобыта, который если и не становился еще общим достоянием, всеми достигнутым, то был уже всеми близко зримым. А главная беда была в том, что переставала ценить Россия как высшую ценность самый свой исконный «быт», облагодатствованный многовековым стоянием в церковной Истине. Вот почему со смущением в сердце воспринимали ошеломляющий рост русской гражданственности не только «святые отцы», зрящие незримое, но и иные убеленные сединами государственные деятели и публицисты-мыслители. Некая бездна ощущалась под раскрывающимся все шире и возносящимся все выше зданием Имперской России.
В чем вообще была задача гражданственности? Ограждать внешне человеческую жизнь как высшую ценность, имеющую свое особое внутреннее содержание - премирное. Это высокое назначение жизни может осуществляться и в условиях «крепостного устава», не знающего личной свободы, как может оно осуществляться и в условиях гражданственности, проникнутой началами личной свободы. Можно убедительно доказывать высокое превосходство второго режима - более отвечающего высокому достоинству человеческой личности. Не будем с этим спорить. Но если в процессе роста и развития этой гражданственности, предельно высококачественной, она сама, в своих проявлениях, пусть даже самых высоких и ярче всего «достоинство» человека раскрывающих (не говорим уже о низких и даже низменных инстинктах и побуждениях, ею удовлетворяемых), - если она сама себя начинает воспринимать как самоцель, себя делая поклоняемым кумиром, - во что в очах Божиих превращается такая гражданственность?
Пока новая имперская гражданственность внешне сосуществовала с сохранившимся от прошлого «крепостным уставом», при всей своей примитивности пронизанным высоким духовным содержанием; пока она, все более широко и прочно овладевая жизнью, сама в какой-то мере сохраняла в себе этот высокий дух; пока она, даже и теряя этот дух, внешне уважала его, хотя бы даже только терпела его, не покушаясь на него, - Россия могла цвести. Ей было чем жить, чем дышать - в премирном плане. Предостерегающе грозен, однако, тот эпизод с «реформой» Сената, который мы привели. Пусть не возникло бы войны, которая, предельно заострив все вопросы, внезапно лицом к лицу поставила Россию с ее фатумом. Куда направлена стрелка движения в стране, где высшая власть способна бросить в корзинку Истории, как ненужный хлам, достояние своего прошлого, объективно высококачественное даже под углом зрения новой гражданственности, в ее охранении рождаемых жизнью личных прав?
Объективно прочна и сильна была наша имперская гражданственность, поскольку она являла сплав старого с новым - того хорошего, что было в старом, с тем хорошим, что давало новое. Но на какую прочность могла бы она притязать, если она стала бы ликвидировать старое, по признаку «старости» его, в пользу нового, по признаку «новизны» его? «Новое» объективное приемлемо и может быть стойким, поскольку оно в новых формах, более совершенных или даже просто более отвечающих обстоятельствам, служит «вечному», в старине жившему. Иначе «новое» обездушивает гражданственность. Такому процессу обездушения подверглась наша имперская гражданственность - и не потому ли все ее высококачественные достижения оказались мнимыми и тщетными? Отстоять она себя не могла. Отсюда возникает критерий оценки и прошлого, и возможного будущего. Нет объективно-идеальных форм жизни, способных стать самоцелью, а есть жизнь в ее ценности премирной. Все формы приемлемы, которые под этим углом зрения жизни служат. Можно находить темные стороны Исторической России во все времена, в частности в последние времена. Но одно можно с уверенностью сказать: пусть процесс обездушения был в ходу, но пока стояла Россия Императорская, она не только не принуждала ко лжи, а служила правде, преемственно являя собой все ту же высоким духом просветленную Историческую Россию. Олицетворением ее явился, в ослепительной духовной красоте, последний русский Царь.
История русской архитектуры насчитывает более тысячелетия. Это сложная история взаимодействия с зодчеством различных стран, создания и развития собственной традиции, и затем долгих споров о самобытности архитектуры России.
Первые каменные храмы Киевской Руси были построены греческими византийскими мастерами. Они стали учителями русских зодчих. Таким образом, Русь была приобщена к традиции каменного (и кирпичного) строительства, восходящей к Древнему Риму. Однако, как и в других европейских странах, в Киевской Руси до принятия христианства существовала собственная традиция деревянного строительства, на долгое время определившая облик деревенских домов средневековья.
В железном веке вполне сложились главные типы основного поселения России - деревни. Вначале избы в деревне стояли неправильной группой ("кучевой план"). После крещения Руси (988-989) в больших деревнях и селах избы ставились вокруг церкви ("кольцевой план" с площадью в центре). После реформ Петра I в ХVIII и ХIХ веках деревни перестраивались по "уличному плану" (главные улицы шли параллельно реке или большой дороге). Избы строились без единого гвоздя, "венцы" бревен укладывались снизу доверху.
Первый период расцвета городского каменного зодчества - X - первая половина XIII века - время существования мощного государства Древняя (Киевская) Русь. Языческие святилища "громовержца" Перуна были открытыми площадками круглой или многолепестковой формы. С утверждением христианского культа в городах Древней Руси были построены грандиозные храмы, где население города могло собираться для литургии, слушания проповедей, празднования свадеб, крещения детей и других торжеств. Киевский многоглавый собор Святой Софии и белокаменный просторный Софийский собор в Новгороде были богато украшены мозаикой, фресками, светильниками.
В XII веке центр Древней Руси переместился на северо-восток, во Владимир и Суздаль. Церковь в Кидекше близ Суздаля, Успенский и Дмитриевский соборы во Владимире и жемчужина русской архитектуры, церковь Покрова на реке Нерли составили новый блестящий этап зодчества России.
Новый стремительный подъем российского зодчества приходится уже на ХV-ХVI века - время освобождения от татаро-монгольского ига, рождения Российского царства с центром в Москве. Первые храмы в Московском Кремле и в Звенигороде похожи на владимирские, но в их вертикальной устремленности есть нечто родственное европейской готике.
ХVII век ознаменован массовым строительством кирпичных церквей, гостиных дворов, дворцов и особняков, богато украшенных узорной кладкой, цветными изразцами, терракотовыми деталями. Не менее пышно расцвело деревянное зодчество: дворцы (деревянный царский дворец в Коломенском), укрепления, сельские храмы. Заповедник Кижи на Онежском озере хранит чудеса народного деревянного зодчества.
С начала ХVIII века Россия присоединилась к европейскому пути развития архитектуры. Новая великолепная столица Санкт-Петербург получила небывалый на Pycи регулярный план: в излучине Невы трезубец проспектов, ориентированных на Адмиралтейство, каналы - линии на Васильевском острове. Однако элементы регулярного плана вводились и в Москве (Красная, Театральная, Лубянская площади), в больших и малых городах и даже в деревнях. В течение ХVIII века вводилась типовая застройка по "образцовым" проектам для людей разного состояния. Дворцы императоров и знати демонстрируют смену стилей, более быструю, чем на Западе.
При Петре I вначале преобладал прозаичный комфортабельный голландско-немецкий классицизм, но к концу его царствования (особенно npи его преемниках) стало утверждаться пышное, представительное зодчество барокко (Двенадцать коллегий Доменико Трезини в Петербурге, двoрец с водным каскадом, фонтанами и каналом в Петергофе).
При Елизавете Петровне Растрелли создал великолепный, торжественный, полный парадного величия стиль, сочетающий черты классицизма (размах строгих прямолинейных планов), барокко (пластичность, динамика архитектурной и скульптурной обработки фасадов) и рококо (прихотливый криволинейный узор, раскраска в "приятные глазу" тона). Екатерина II предпочла классицизм - один из самых привлекательных в мировом зодчестве, сочетающий строгость линий, мягкую пластику, нежность отделки: Чарльз Камерон (ансамбль в Павловске, галерея в Царском Ceлe), Антонио Ринальди (Мраморный дворец в Петербурге, "Китайский дворец" в Ораниенбауме), Юрий Фельтен (решетка Летнего сада в Петербурге)
Вершина русского классического стиля - русский ампир ("поздний классицизм"). При Павле I и Александре I в Петербурге выстроены целые районы, грандиозные ансамбли, пpидавшие Петербургу имперское величие и размах, достойные народа, победившего в наполеоновских войнах грозного противника. Биржа Тома де Томона, Казанский собор и Горный институт Андрея Воронихина и особенно колоссальные и вместе с тем стилистически очень цельные комплексы Карло Росси.
При Николае I классицизм уступил место направлению, называемому эклектикой или историзмом, суть которого заключается в подражании древнерусскому искусству, готике, Ренессансу, барокко. Наиболее знамениты Большой Кремлевский дворец, храм Христа Спасителя, построенные в русско-византийском стиле Константином Тоном. Постройки ХIХ века - фабрики, вокзалы, пассажи - часто поражают новизной композиции, отвечающей новым функциям, новизной конструкций из металла и стекла. Следует отметить, что именно постройки XIX столетия определяют облик большей части городов России.
К концу XIX - началу XX века относятся поиски нового, цельного стиля в архитектуре. Новая архитектура начинается с работ живописцев, когда Bиктор Васнецов спроектировал в Абрамцеве под Москвой церковь и "избушку на курьих ножках", а Ф.О. Шехтель особняк С.П. Рябушинского.
В первые годы советской власти великие конструктивисты Веснины, Константин Мельников, Иван Леонидов, Моисей Гинзбург, Георгий Гольц в аскетическом, но полном зажигательной утопической фантазии стиле строили фабрики, дома-коммуны для коллективного быта, дома культуры, фабрики-кухни и прочее выдумки отчаянных революционных фантазеров.
На рубеже 20-30-х годов сталинский режим заменил эту утопию другой, основанной на парадных образах классицизма: Борис Иофан, создавший проект Дворца Советов, Дмитрий Чечулин, Аркадий Мордвинов изменили облик многих городов Советского Союза.
После Великой Отечественной войны "сталинский ампир", "стиль триумф" стал стилем восстановленных городов - Волгограда, Минска, Киева. Расточительное строительство, изобилующее украшениями - колоннами, портиками, скульптурой, продолжалось до хрущевской "оттепели", когда разгулу "украшательства" был положен конец, а на его место был поставлены однообразные, всюду одинаковые пятиэтажные "коробки", главной целью которых было срочно дать жилье миллионам бездомных жертв индустриализации и войны.
Это массовое дешевое строительство продолжается и сейчас, но после "перестройки" на лучшее места в городах выдвинулась банки, офисы в духе "постмодернизма" с башнями, криволинейными крышами, бетонно-стеклянными фасадами. В пригородах появились причудливые коттеджи. Лучшие зодчие наших дней активно ищут новые возможности стиля реконструируемых городов.
Список литературы
Начиная разговор о русском деревянном зодчестве, надо, прежде всего, определиться с понятием об этом предмете. Ибо в наше время известно множество архитектурных стилей и производственных технологий, связанных со строительством из дерева. Ясно, что не всякую деревянную постройку в России можно отнести к произведениям русского деревянного зодчества.
Если мы признаём, что русское деревянное зодчество – это целостное культурно-историческое явление, воплотившее в себе вкусы и воззрения русского народа, то нам следует отличать его, и не путать с ним произведения, лишь по некоторым признакам схожие, но по сути относящиеся к иным культурным традициям и стилям. Например, многие особняки и дворцы 18-19 веков построены из дерева, но оно служит в них лишь строительным материалом, но не материалом искусства. Бревенчатые стены таких построек обычно обшиты или оштукатурены и выкрашены, а по своим формам и образному звучанию эти стилевые произведения архитектуры не имеют ничего общего с народным зодчеством. Не следует путать с ним и произведения русского модерна. И, конечно, никак нельзя относить к русскому деревянному зодчеству многие современные деревянные постройки, нелепые и эклектичные или же вовсе лишённые архитектурно-художественного образа. Хотя в наше время немало говорят о возрождении традиций, но на деле это встречается очень редко.
Что же такое русское деревянное зодчество? Каковы его основные признаки?
Отличительной чертой русского народного деревянного зодчества является, прежде всего, отношение к дереву не только как к строительному материалу, но и как к материалу искусства. Все естественные конструктивные и эстетические качества дерева здесь не скрываются, а напротив, выявляются и подчёркиваются. При этом, как правило, конструктивные элементы и приёмы являются в то же время и декоративными. Так, повал сруба делается для увеличения свесов крыши и защиты стен от осадков, подчёркивая в то же время красоту и выразительность завершения бревенчатых стен; консольные выпуски брёвен, несущие крыльца, гульбища и балконы, украшаются выразительными подрубками; мощные столбы делаются резными; массивные оконные и дверные косяки не закрываются наличниками, но сами являются украшением проемов; надёжные тесовые кровли с шеломами, потоками и курицами завораживают слитностью оригинального конструктивного решения с красотой и выразительностью форм. Всё конструктивно-функциональное делается одновременно архитектурно-художественным.
Многообразие форм складывается из разного сочетания одних и тех же, многократно повторяющихся в разных постройках, выработанных и отточенных на протяжении веков, традиционных архитектурно-конструктивных приёмов. Неповторимость целого при повторяемости деталей – один из принципов традиционного зодчества. Многие постройки очень похожи, но двух совершенно одинаковых не найти.
Важное свойство традиционных деревянных построек это их сборность-разборность и возможность перевозки.
В старину на Руси из дерева строили всё – храмы и часовни, крепости и дворцы, дома и хозпостройки, города и села, и всё вышесказанное определяло облик не только отдельных построек, но и целых поселений. Живописные силуэты зданий, удивительно гармонирующих друг с другом и окружающим ландшафтом, складывались в замечательные архитектурные ансамбли.
Русское деревянное зодчество – это народное искусство, достигшее высот, поражающих воображение, поистине сказочное, явившее немало шедевров мировой архитектуры. Построенный в 17 веке дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском современники называли восьмым чудом света, а удивительный архитектурный ансамбль Кижского погоста ежегодно привлекает тысячи туристов со всего мира.
Подводя итог сказанному, можно попытаться сформулировать признаки и характеристики русского деревянного зодчества. Это самобытная русская народная архитектура, для которой характерно следование традиции, единство материала, отношение к строительному материалу – дереву – как к материалу искусства, целостность и выразительность форм, слитность пользы и красоты, конструктивности и эстетики, гармония с природой, надежность и долговечность, а также возможность разборки и перевозки построек.
Судьба русского деревянного зодчества, как и всей русской традиционной культуры, сложна и трагична. В древней Руси деревянное зодчество было распространено повсеместно, так как дерево было основным строительным материалом, а плотницким мастерством в той или иной степени владело большинство мужчин. Но деревянные постройки часто страдали от пожаров, поэтому наиболее важные здания – соборы, а со временем и крепости старались строить из камня. Постепенно строительство каменных, кирпичных зданий становилось всё доступнее, а хороших строевых лесов оставалось всё меньше. Деревянное зодчество постепенно перемещалось в труднодоступные и богатые строевыми лесами северные земли. На рубеже 17-18 веков в России начинаются петровские реформы, в корне изменившие весь уклад жизни, обычаи и вкусы высшего слоя российского общества. Русские обычаи были надолго преданы забвению, всячески насаждалась западноевропейская культура. На русском деревянном зодчестве это отразилось самым неблагоприятным образом. Оно вовсе ушло из жизни русского дворянства, а в крестьянской среде центральной России оно хоть и продолжало жить, но уже не развивалось, а со временем упрощалось, мельчало и деградировало. Однако, на русском севере, богатом лесом, населенном преимущественно свободными крестьянами и ремесленниками, деревянное зодчество продолжало развиваться и в 18 веке. Большинство шедевров деревянного зодчества русского севера построено в 17-18 веках. Это и всемирно известный ансамбль Кижского погоста, и Успенский собор в Кеми, и церковь Успения в Кондопоге, и величественные храмы Поонежья и Подвинья. Но в 19 веке новые веяния достигли и этих отдаленных земель. Новые храмы стали возводить либо из кирпича, либо деревянные в новом вкусе, далеком от вековых традиций народа. Старинные же храмы старались переделывать, изменяя и внешний вид, и внутреннее убранство в соответствии с новыми вкусами, навеянными европейской архитектурой северной столицы. Бревенчатые стены древних построек закрывались тесовой обшивкой с покраской, тесовые и лемеховые кровли заменялись железными, на колокольнях традиционные шатры заменялись шпилями, до неузнаваемости изменялись интерьеры – обшивка, покраска, обои, золоченые иконостасы и киоты со стеклами, филенчатые двери и пр. На языке творивших это купцов и духовенства того времени все эти переделки назывались «благолепным обновлением».
Во второй половине 19 века в просвещенном российском обществе пробуждается интерес к народной культуре и русским древностям. Начинается постепенное возрождение самобытной русской культуры, архитекторы и искусствоведы начинают изучать русское народное деревянное зодчество, путешествуют по русскому северу, делая обмеры и зарисовки старинных деревянных построек. В начале 20-го века были проведены первые попытки реставрации деревянных храмов русского севера.
В 20-30-х годах прошлого века храмы были повсеместно закрыты, превращены в клубы, склады или просто заброшены, а иные разрушены. Заброшенная деревянная постройка не может долго сохраняться, она требует присмотра, ухода и периодического ремонта. Начинают протекать прогнившие кровли, гниют нижние венцы срубов, под обшивкой скапливается мусор от птичьих гнезд. Кроме того, многие постройки страдают от пожаров. В результате к концу 20-го века подавляющее большинство памятников деревянного зодчества было утрачено. Однако многие памятники были спасены, реставрированы на местах или перевезены в музеи деревянного зодчества под открытым небом. Усилиями архитекторов-реставраторов второй половины 20-го века, из коих следует отметить, прежде всего, А.В.Ополовникова, многие шедевры деревянного зодчества были тщательно исследованы, обмерены, выполнены проекты их реставрации; многие были реставрированы, поставлены на учет под государственную охрану. Были созданы музеи, научно-реставрационные проектные и производственные мастерские, институты, изданы книги по деревянному зодчеству.
В период «перестройки и реформ» положение в реставрации памятников деревянного зодчества резко ухудшилось. Многократно сократилось государственное финансирование, ухудшилось качество реставрационных работ, неправильные законы и коррупция фактически блокируют развитие реставрационного дела и способствуют уничтожению памятников, которые продолжают повсеместно гибнуть. Мы рискуем потерять наше ценнейшее культурное наследие.
Ансамбль Кижского погоста. Преображенский и Покровский храмы, 18 век. Колокольня, 19 век.
Вид на остров Кижи с высоты птичьего полёта. Заонежье, Медвежьегорский р-н, респ. Карелия
Преображенская церковь - летняя
Покровская церковь - зимняя
Интерьер Покровской церкви
Иконостас Покровской церкви
Церковь Успения в Кондопоге (1774 г.) - лебединая песня русского деревянного зодчества
Шедевр мировой архитектуры, один из узнаваемых символов русской культуры
Церковь стоит на берегу Кондопожской губы Онежского озера
Южная стена
Южное крыльцо. Могучие брёвна!
Алтарная апсида
Примыкание бочки апсиды к восточной стене центрального четверика
Северное крыльцо
На северном крыльце
Интерьер трапезной. Мощные столбы подпирают балки перекрытия
Потолок-небо в центральном четверике
Вид на храм со стороны села
Северная сказка...
Никольская церковь в селе Лявля под Архангельском. 16 век.
Успенская церковь в селе Варзуга Мурманской области. 17 век.
Вознесенская церковь из села Кушерека (Онежский р-н Архангельской области). 17 век.
Перевезена в Музей деревянного зодчества Малые Корелы под Архангельском
Богоявленская церковь в с. Палтога Вытегорского р-на Вологодской обл. 18 век.
Рухнула несколько лет назад...
Колокольня в с. Сельцо Виноградовского р-на Архангельской обл.
Ансамбль Верхнемудьюжского погоста. Сгорел в 1997 г.
Село Лядины Каргопольского р-на Архангельской обл. Горит церковь 18 века. Весна 2013 г.
Храм Рождества Христова в с. Мелихово Чеховского р-на Московской обл. 18 век. Сгорел в 1996 г. Воссоздан в 1999-2000 гг.
Продолжение следует...
Монастырь имеет свою непростую историю, он был возведен князем Глебом Васильковичем в память о чудесном спасении в шторм. Бушующие волны норовили поглотить судна князя и его бояр, но в последний момент на горизонте показался каменистый берег острова. Когда князь со своими подопечными ступил на землю, он был немало удивлен тем, что на крохотном острове ютились люди. Здесь проживали пустынножители, верующие-отшельники, которые посвятили свою жизнь проповеди христианской веры. Построить монастырь было для них непосильной задачей, и князь Глеб Василькович взял на себя сооружение монастыря.
Основание деревянного монастыря относят к 1260 году, постройку каменного здания - к 1481 году. Это была первая каменная постройка зодчих Русского Севера. За годы своего существования собор перенес годы расцвета и забвения. Стены его неоднократно страдали от пожаров, в годы советской власти в его помещениях пытались организовывать колонию для несовершеннолетних, разбирали стены на кирпич и даже пытались взрывать. Спустя годы, здания собора превратили в пункт приема свежей рыбы, поскольку ее добыча велась в озере в промышленных масштабах.
Сегодня Спасо-Каменный монастырь возрождается и снова функционирует. В основном восстановлением занимаются волонтеры, которые пытаются добиться государственной поддержки своей инициативы. Спасо-Каменный монастырь ныне действует, сюда начинают приезжать не только верующие, но и туристы, облюбовавшие живописный уголок.
